VIII

VIII

Наступил 1905 год. В доме страхового агента появилось множество новых людей. Толстый, веселый землемер, ходивший в вышитой русской рубашке, особенно пришелся ко двору и в спорах всегда держал руку Федора Антоновича. Философ-учитель и Архелая составляли другую партию. Приходили какие-то люди в синих косоворотках и широких кожаных поясах – эти не маячили на глазах, а шли с Федором Антоновичем в его кабинет и потом исчезали незаметно. По рукам ходили новые номера сатирических журналов «Пулемет», «Зритель», «Жупел», «Жало», «Стрелы», замелькали названия новых газет, дотоле неведомых. Федор Антонович ходил в эти дни веселый, как живою водой спрыснутый.

– Смотри, Николай, вот он – «Его рабочее величество пролетарий всероссийский!» – Он показывает мне рисунок в «Пулемете» с этой вызывающей подписью.

Карикатуры в журналах ошеломляли неслыханной дерзостью. «Орел-оборотень, или Политика внешняя и внутренняя» – называлась карикатура в «Жупеле», смотришь прямо – двуглавый орел, а переверни рисунок – царь в короне показывает голый зад. Было жутко и непривычно, что так издеваются над царем, которого еще вчера вся Россия считала земным богом.

В это время я впервые услышал о Герцене, о «Народной воле», о социал-демократах, прочитал «Подпольную Россию» Степняка-Кравчинского и «Записки революционера» Кропоткина. Однако я мало еще разбирался в политических разногласиях. Когда на выборах в Государственную думу депутатом прошел философ-учитель, Федор Антонович был недоволен и говорил, что победило «пустоутробие», – он любил это щедринское словечко.

– Но почему, почему, Федор Антонович, ведь он тоже симпатичный?

– Видишь ли, он в трех соснах заблудился, да нет, ты в этом не разберешься, ты вон даже Железнова не осилил.

Что правда, то правда – толстую «Политическую экономию» Железнова я принимался читать, но застрял на первой главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.