Ленинский декрет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ленинский декрет

Но жизнь все же взяла свое. Новорожденный ЦАГИ требовал внимания и заботы. Николай Егорович отпросился у врачей из Усова в Москву всего лишь на один денек.

Поездка обрадовала профессора. Он посетил ЦАГИ, заглянул в Техническое училище, в Авиатехникум. Всюду принимали его как самого желанного гостя. Жуковский нужен своим ученикам, как никогда, но… ночью он почувствовал себя плохо, а на следующий день, в Усове, кровоизлияние в мозг окончательно приковало Николая Егоровича к постели.

«Зачем жить дальше? Кому я теперь нужен?» — эти вопросы сверлили старческий мозг, преследовали неотступно.

Тяжкая болезнь паралич. Цепко ухватывается она за свою жертву. Как вековой дуб в бурю, сопротивлялся могучий организм. Жгучее желание закончить незавершенные работы помогало в этом трудном единоборстве. Николай Егорович понимал, что смерть уже не за горами, и ему больше всего хотелось отдать родной науке все, чем был так богат его могучий ум. Здоровье восстанавливалось. Медленно, не сразу, но все же возвращалась работоспособность.

А начатое дело росло и крепло. 26 сентября 1920 года приказом Реввоенсовета Республики Авиатехникум был преобразован в Институт инженеров Красного Воздушного Флота.

Мотивы преобразования сформулированы в приказе с военной четкостью; «…в ознаменование 11 сентября 1920 года 50-летия ученой деятельности профессора Николая Егоровича Жуковского, отдающего Воздушному Флоту с самого его зарождения свои силы, знания и опыт и воспитавшего молодое поколение научных и технических сил, выразить ему благодарность и реорганизовать состоящий в ведении Главного управления Рабоче-Крестьянского Воздушного Флота Республики Московский авиатехникум в Институт инженеров Красного Воздушного Флота имени Н, Е. Жуковского»[35].

Большое внимание поддержало профессора в его единоборстве со смертью. Месяц спустя он уже снова работал. Карандаш выскальзывал из полупарализованной руки. И, лежа в постели, укутанный пледом, профессор диктовал. Перед ним лежала программа курса механики для Технического училища. Николай Егорович хотел, чтобы курс был составлен для тех студентов, которым уже не придется слушать его лекции. Он сделал бы больше, будь у него силы, но сил не было.

«Статья Н. Е. Жуковского «Элементарная теория аэропланов» является последней, написанной им собственноручно, — сообщал В. П. Ветчинкин. — Николай Егорович передал ее мне 4/IХ 1920 года, уже оправившись от кровоизлияния в мозг, происшедшего в августе, Теперь уже невозможно установить, когда она была написана — до или после печального события, и, вероятно, что после, так как Николай Егорович писал ее очень сжато, как бы не надеясь на то, что ему удастся довести работу до конца при полной постановке задачи».

Пятьдесят лет жизни отдал любимой науке Жуковский. Полвека упорного повседневного труда. Как хотелось друзьям торжественно отметить эту славную дату! Но врачи неумолимо строги: нельзя волновать больного. Об официальном юбилее даже и думать не приходится.

Однако друзья и ученики все же выразили свое отношение к учителю. Делегация московских ученых приехала в Усово. Она привезла Николаю Егоровичу скромный подарок — винт НЕЖ и лавровый венок, сказавший юбиляру, быть может, больше самых прочувствованных речей.

Благородным лавром исстари украшают победителя, героя, дела которого близки и дороги народу. Именно таким героем стал для русской науки Жуковский.

Обстоятельную статью о юбиляре напечатал и журнал «Вестник Воздушного Флота». Она заканчивалась словами: «Вот краткий сухой перечень трудов Николая Егоровича в областях, соприкасающихся с авиацией за полувековой период. Не нам подводить итоги этой великой творческой работы: их подведет история науки, история человечества».

И все же редакция ошиблась. Первые итоги были подведены гораздо раньше — 3 декабря 1920 года. Глава Советского государства Владимир Ильич подписал специальное постановление Совета Народных Комиссаров:

«В ознаменование пятидесятилетия научной деятельности профессора Н. Е. Жуковского и огромных заслуг его как «отца русской авиации», Совет Народных Комиссаров постановил:

1. Освободить профессора Н. Е. Жуковского от обязательного чтения лекций, предоставляя ему право объявлять курсы более важного научного содержания.

2. Назначить ему ежемесячный оклад содержания в размере ста тысяч (100 000) рублей с распространением на этот оклад всех последующих повышений тарифных ставок.

3. Установить годичную премию Н. Е. Жуковского за наилучшие труды по математике и механике с учреждением жюри в составе профессора Н. Е. Жуковского, а также представителей по одному: от Государственного Ученого Совета, от Российской Академии Наук, от физико-математического факультета Московского Государственного университета и от Московского Математического Общества.

4. Издать труды Н. Е. Жуковского.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (ЛЕНИН)

Управляющий делами Совета Народных Комиссаров

В. Бонч-Бруевич

Москва, Кремль.

3 декабря

1920 г.».

Трудно достойнее отметить вклад в науку, сделанный Жуковским. Нет для Николая Егоровича более радостного события. Вот теперь работать и работать! Тем более что в тот же день, 3 декабря, он был единогласно избран ректором Института инженеров Красного Воздушного Флота. Но на Жуковского обрушивается новая беда — брюшной тиф, страшная болезнь, унесшая в годы гражданской войны множество жизней.

Коряво, почти неразборчивым почерком написал Николай Егорович последнее письмо сестре:

«Милая Вера!

Я теперь несколько оправляюсь от удара и, как видишь, даже принялся за писание. Пиши, как твое здоровье, что поделывает Катя и детки. Посылаю Вам денег. Целую Вас.

Твой брат Н. Жуковский».

Но письмо написано лишь для успокоения любимой сестры. Жуковский понимал, что дни его сочтены, а потому составил завещание. Свое главное богатство — научные труды — он уже давно отдал народу. Народ должен стать наследником и его основной материальной ценности — библиотеки. Николай Егорович передал ее Московскому Высшему Техническому училищу. Ему хотелось, чтобы книги, обогатившие его разум, приносили пользу людям и после его смерти, чтобы они облегчили труд ученикам, товарищам по профессии.

Состояние Жуковского очень тяжелое. Он прикован к постели, и даже приезды близких людей — сына и племянников — не могут рассеять грустного настроения. Но все же он собирает силы и, устроив сыну — студенту Института инженеров Красного Воздушного Флота — форменный экзамен, ставит зачет в его зачетную, книжку.

Впервые за много лет он не поехал в родную Владимирщину. Как там хорошо в знакомом до мелочей ореховском доме!.. Он вспомнил, где лежали дома елочные подсвечники, и попросил устроить ему елку. Через час смолистый запах уже наполнил комнату, где лежал больной. Он принес с собой множество воспоминаний. Видения прошлого мелькают перед глазами. Да, жизнь была богата событиями!..

Николаю Егоровичу предложили почитать вслух. Нет, он не хочет.

— Лучше я подремлю и о деревне подумаю. Хорошо теперь там. Рябина, наверное, еще не осыпалась. То-то теперь раздолье снегирям!..

Больной задремал, а в одиннадцать часов ночи, под новый, 1921 год произошел второй удар, второе кровоизлияние в мозг. Такого натиска уже не в силах был выдержать организм. Надежд на выздоровление больше не оставалось.

В тяжелом состоянии прожил Николай Егорович два с половиной месяца. В пять часов утра 17 марта 1921 года не стало титана русской науки, «отца нашей авиации».

«Московское Высшее техническое училище извещает все организации, учреждения и лиц, желающих отдать последний долг покойному профессору Н. Е. Жуковскому, что вынос тела состоится в 9? утра из МВТУ», — писала «Правда».

Далеко растянувшаяся похоронная процессия проводила Жуковского в последний путь от Московского технического училища до кладбища Донского монастыря. Последний скорбный путь… Безмолвно шагают друзья за гробом, установленным на фюзеляже самолета. Молодая советская авиация отдает своему создателю посмертные почести. А когда поднялся свежий могильный холм, свое последнее «прости» сказали его ученики и друзья, его помощники и продолжатели.

— Огромен был путь, совершенный покойным, — говорил Сергей Алексеевич Чаплыгин. — Он своей светлой и могучей личностью объединял в себе и высшие математические знания и инженерные науки. Он был лучшим соединением науки и техники, он был почти университетом. Не отвлекаясь ничем преходящим, лишь в меру необходимости отдавая дань потребностям жизни, он все свои гигантские силы посвящал научной работе. Его цельная натура была беззаветно посвящена этому труду. Вот чем объясняется то огромное по богатству наследие, которое к нам от него переходит. При своем ясном, удивительно прозрачном уме он умел иногда двумя-тремя словами, одним росчерком пера разрешить и внести такой свет в темные, казалось бы, прямо безнадежные вопросы, что после его слов все становилось выпуклым и ясным. Для всех тех, кто шел с ним и за ним, были ясны новые, пролагаемые им пути. Эта гигантская сила особенно пленяла своей скромностью. Когда его близкие ученики, имевшие счастье личного с ним общения, беседовали с ним по поводу того или иного вопроса, он Никогда не пытался воздействовать на них своим авторитетом, с полным интересом вникая во всякие суждения. Эта вера в окружающих его учеников создала ему трогательный облик, который Останется навсегда незабываем. Длинный ряд учеников Николая Егоровича живы и работают на ниве науки.

Им основана не школа, а школы. Его ученики, совместно с учителем, создали целые большие учреждения.

И вот все эти учреждения, все его ученики ныне с глубокой грустью, для которой нет слов, чтобы ее выразить, присутствуют здесь или лично, или духовно. От лица Кучинского института приношу здесь низкий и глубокий поклон.

Его светлое сияющее имя ныне отходит в историю. Но пленительный образ Николая Егоровича был и всегда будет с нами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.