Голая правда
Голая правда
Концерт в далеком северном крае мне предложил тамошний министр по внешним связям, обнаруживший меня за соседним столиком в одном московском клубе. Хорошо зная номенклатурные повадки, я уточнил: не случится ли в это время в том крае каких-нибудь выборов? А то, бывало, приезжаешь на концерт, после концерта к тебе в гримерную заходит глава администрации с фотографом, жмет тебе руку, щелк — и готово дело: Виктор Шендерович приехал поддержать тютькина-путькина и желает ему победы на выборах…
Ни-ни, сказал Сережа (министра звали Сережа). То есть выборы будут, но это — никакого отношения… Отлично, сказал я. Значит, ни с кем из начальства не встречаюсь, в афише — никаких там «при поддержке администрации…».
Ни-ни, сказал Сережа. Просто концерт. Для людей! И я полетел к людям.
И вот за несколько часов до встречи с людьми, на рубеже вечной мерзлоты, Сережа «обедает» меня в хорошем ресторане. Где-то в районе антрекота, коротко поговорив по мобильному, он поднимает на меня честные глаза и говорит:
— Это губернатор звонил, он тут неподалеку, хочет зайти…
— Не надо, — сказал я.
— Просто поприветствовать, познакомиться…
— Мы договаривались, — напомнил я.
Министр Сережа крякнул с досады.
Когда мы выходили из-за стола, он вернулся к теме:
— Может, заедем к нему? На секундочку. Он нормальный мужик…
Но я занял глухую оборону.
Отстреливаться я продолжал до самого концерта. А после концерта:
— Ну что, — сказал Сережа. — Может, в саунку? Там и поужинаем.
Саунка находилась на огороженной территории с охраной, что должно было включить в мозгу красную лампочку, но, расслабленный успешной работой, я пребывал в обесточенном состоянии.
В теплом подвальном помещении был накрыт фуршет класса люкс. Рядом уже вовсю грелась сауна, в углу работал телевизор, а некто пожилой и мелкий, в войлочной шляпе, суетился по температурному вопросу.
— Семен Иваныч, — спрашивал он, — парку подбавить?
Семен Иваныч, грузный мужик, замотанный в простыню, гонял шары по зеленому сукну. А может, не Семен Иваныч он был. Может, Иван Семеныч… Неважно, и уточнять неохота.
— Привет! — сказал Сережа. — Вот и мы.
Мы разделись; я тоже замотался в простыню и, по Веничкиному совету, немедленно выпив, приступил к процедурам. В последний раз говорю: расслабленный я был после концерта. Даже не поинтересовался: с какого бодуна здесь этот Семен Иваныч с обслугой. А после ста граммов коньячка напряжение отпустило окончательно — я малопьющий, и для счастья мне много не надо…
Мы по очереди паримся, я играю с грузным дядькой в пул, обыгрываю его по пьяной лавочке, настроение по совокупности обстоятельств — чудесное. Мелкий с вениками суетится насчет парку, Сережа благостно попивает в углу коньячок.
А телевизор в углу разговаривает себе ночными новостями. И красавица ведущая (единственная одетая в этой сауне) доходит наконец до ежедневных наших чеченских радостей: грузовик опять подорвался на фугасе, трое погибших…
— Этих черножопых, — говорит тут мой партнер по бильярду, — мочить надо всех! Они, — говорит,— вообще не люди!
Он, собственно, ни к кому в отдельности не обращался, но я почему-то решил ответить.
— Голову себе намочи, — говорю. — Раздухарился… Грузный не обиделся, а с пол-оборота вступил в полемику:
— Давить! Давить вместе с детьми! Это звери настоящие! Я из диалога тоже не ушел.
— Фашист, — говорю, — на себя посмотри!
Беседовали мы эдаким образом минут пять. Игра, разумеется, прекратилась — я, помню, даже на всякий случай отложил кий, чтобы не отоварить грузного хама по выпирающему тестом животу. Очень спьяну хотелось.
Потом я увидел побелевшего лицом, осевшего на лавочку знатока пара; потом министра Сережу: он сидел, обхватив голову руками, и мерно мотал ею из стороны в сторону, по всей видимости, пытаясь ее отвернуть. Ровно в эту секунду я понял, что играю в бильярд, пью коньяк и беседую по чеченскому вопросу с губернатором края.
И ведь главное: я же много раз видел его раньше! Но не в простыне, а в Совете Федерации. И про черножопых он ничего там, в телевизоре, не говорил, а все больше про нравственность.
Вечеринка свернулась сама собой. Я уже одевался, а министр внешних связей Сережа все сидел, обхватив руками свою мелкоруководящую голову. Еще древние говорили: «Когда господь хочет наказать человека, он исполняет его желания…»
А тот суетливый, с веничками — это у них был министр культуры.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.