Антагонисты комфутов

В Петрограде Василий Князев выпустил «Первую книгу стихов», в которую поместил свою дореволюционную сатиру. Вслед за ней вышел его поэтический сборник «Песни красного звонаря», которые воспевали советскую власть.

Между тем всюду уже разнёсся слух об аресте петроградскими чекистами группы писателей и художников, якобы участвовавших в заговоре против большевиков. Поэт Александр Блок сутки провёл в чекистских застенках («на чердаке Чеки»), его дважды допрашивали, а освободили лишь после заступничества наркома Луначарского. Юрий Анненков потом вспоминал, что вышедший на свободу поэт жаловался ему:

«Я задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь! Мы задыхаемся, мы задохнёмся все. Мировая революция превращается в мировую грудную жабу».

Из комфутов никто арестован не был. Но Брики и Маяковский в тревоге насторожились. Вполне возможно, что активность петроградских чекистов их сильно напугала.

20 февраля 1919 года в петроградском литературно-артистическом кабаре «Привал комедиантов» состоялся тридцать девятый вечер поэтов, в котором принял участие и побывавший в арестантах Александр Блок. Были приглашены также поэты Георгий Иванов, Всеволод Рождественский и Михаил Кузмин, который потом записал в дневнике:

«… посыльный из «Привала». Поехали всё-таки. Неустройства, дела, знакомые. Брики, Беленсоны… Наверху Луначарский читал пьесу…»

Упомянутые Беленсоны – это, надо полагать, супруги. Александр Эммануилович Беленсон был издателем альманаха «Стрелец», а также подражателем и вульгаризатором стихов Михаила Кузмина. Что же касается «читки пьесы» наркомом Луначарским, то об этом чуть подробнее написала Зинаида Гиппиус:

«Официальное положение Луначарского дозволяет ему циркулярами призывать к себе уцелевших критиков, которым он жадно и долго читает свои поэмы. Притом безбоязненно: знает, что они, бедняги, словечка против не скажут – только и могут, что хвалить. Не очень-то накритикуешь, явившись на литературное чтение по приказу начальства».

Вернёмся к дневниковой записи Михаила Кузмина, описавшего другую «читку» того дня – поэтическую (комфутов на неё не звали):

«Читали довольно мрачно. Потом вылез Маяковский, и все поэты попрятались в щели».

Давая отчёт о том вечере и в газете «Жизнь искусства», Михаил Кузмин пояснил:

«Можно было понять Маяковского, который самостийно явился на эстраду как фея Карабос, которую не пригласили на крестины, и стал читать свои стихи, предпослав, разумеется, им вступительное слово. С большим апломбом он бранил только что читавших поэтов, противопоставляя им себя…

Ни восторга, ни возмущения это выступление, почти автоматическое, не возбудило, публика лениво посмеялась, потом выслушала хорошо известный «Левый марш». Только режиссёры и антрепренёры с завистью смотрели на Маяковского, думая, какие прекрасные актёрские данные остаются не использованными^.

А Есенин и его друзья-имажинисты выступили в Московском университете. Учившийся на факультете общественных наук Матвей Ройзман вспоминал:

«Имажинисты пришли в цилиндрах, – студенты встретили их аплодисментами».

Первым читал стихи Мариенгоф. Потом выступил Есенин, завершивший чтение стихотворением «Товарищ».

Матвей Ройзман:

«Был поэт в отлично сшитом сером костюме, который как бы подчёркивал его цвета пшеницы буйные волосы и похожие на огромные незабудки глаза.

Он читал просто, спокойно, и голос его был звучен и чист – без единой царапающей нотки:

Жил Мартин, и никто о нём не ведал.

Грустно стучали дни, словно дождь по железу.

И только иногда за скудным обедом

Учил его отец распевать марсельезу.

(Тогда я ещё не знал, что «Товарищ» написан после того, как Есенин присутствовал на похоронах борцов за революцию в Петрограде на Марсовом поле весной 1917 года.)

То, что творилось в тот вечер девятнадцатого года в аудитории Московского университета, – незабываемо. Студенты оглушительно хлопали в ладоши, топали ногами, орали: «Есенин, ещё!..»

На площадке группа студентов подхватила Есенина на руки и стала его качать. Он взлетал вверх, держа на груди обеими руками цилиндр. Но когда его поставили па ноги, другие студенты хотели повторить с ним то же самое.

– Валяйте Мариенгофа! – сказал он.

Едва тот взлетел вверх, также держа цилиндр на груди, Сергей, увидев на рукаве моей студенческой шинели красную повязку, подошёл ко мне и тихо сказал:

– Уведите меня отсюда!»

А стихи Маяковского вскоре довелось послушать вождю большевиков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.