Варламовская гитара

Варламовская гитара

Варламовская гитара

Александр Егорович Варламов — современник Верстовского и Алябьева, композитор, также сыгравший немалую роль в становлении Большого театра в период после открытия его в 1825 году.

Романсы и песни Варламова живут вот уже полтора столетия. Они оставили след и в русской литературе. «На заре ты ее не буди...» пела Софья из «Гамлета Щигровского уезда» И.С. Тургенева, а цыганка Груша в «Очарованном страннике» Н.С. Лескова завораживала слушателей другим романсом Варламова — «Отойди, не гляди, скройся с глаз ты моих...».

Как Александр Алябьев и Алексей Верстовский, Варламов по духу своего творчества был всецело москвичом, хотя немало лет жизни провел в Петербурге.

Александр Егорович родился 15 (27) ноября 1801 года в Москве, в небогатой семье титулярного советника, получившего личное дворянство. С детства мальчик больше всего любил песни и очень рано стал подбирать популярные народные мелодии по слуху, играя на скрипке.

В десять лет Саша поступает в придворную певческую капеллу, директором которой состоял Д.С. Бортнянский, сыгравший в жизни будущего композитора немалую роль. По свидетельству одного из учеников капеллы, Бортнянский лично занимался музыкальным образованием Варламова.

Красивый неясный голос, которым обладал Саша, выделял его среди других хористов, и вскоре он становится солистом капеллы.

Любовь к сольному и хоровому пению пройдет через всю его жизнь. Он будет петь, аккомпанируя себе на гитаре или на фортепиано, во многих московских и петербургских гостиных, а также в публичных концертах. Пока же, достигнув восемнадцатилетнего возраста, Варламов отправляется в Гаагу, чтобы стать регентом русской посольской церкви.

В Голландии горизонты музыкальной культуры перед ним раздвигаются. Он частый посетитель концертов, составленных из произведений Моцарта, Гайдна, Бетховена. И здесь же юный музыкант начинает выступать в концертах сам как певец и гитарист.

Пребывание Александра Варламова за границей сказалось на нем благотворно: углубился интерес к музыке, определились вкусы. И его любовь к русскому народному искусству, возникшая еще в Москве, развилась, обострилась, что часто бывает на расстоянии, вдали от родины. Как радовался молодой певец и музыкант, когда услышал в «Севильском цирюльнике» Россини мотив русской народной песни «Ах, зачем бы огород городить...»!

В 1823 году Варламов возвращается в Петербург и становится учителем пения в театральной школе. Впрочем, этим не ограничивается его музыкальная деятельность, одновременно он успешно выступает как певец, дирижер и композитор. В 1827 году Варламов знакомится с Глинкой, участвует в его домашних концертах. Композиторы становятся единомышленниками и друзьями.

В 1832 году Варламов переезжает в свою родную Москву и становится помощником капельмейстера в Большом и Малом театрах. В действительности это означало дирижирование оркестром, в который входило семьдесят шесть человек; среди них были и превосходные, талантливые музыканты, и менее подготовленные профессионально люди.

Культурную жизнь Москвы определяли в те годы университет и театр, каждый спектакль которого почти всегда заканчивался дивертисментом с вокальными и танцевальными номерами. Кроме того, в Москве были очень распространены праздничные народные гулянья, что тоже, несомненно, питало творчество и поэтов, и музыкантов, и актеров. Яркая, пестрая, многоликая толпа, балаганы с «волшебными» зрелищами, цирковые номера, песни и русские хороводы, цыганские шатры — увидеть эти праздничные красочные зрелища стремились все, богатые и бедные, городские жители и сельские.

Естественно предположить, что и Варламов нередко посещал народные гулянья, иначе не мог бы он, наверно, писать для театральных дивертисментов, воспроизводивших на московской сцене любимые людские увеселенья столь подходящую, органичную музыку, которая каждый раз вызывала восторг зрителей.

Любовь Варламова к лирической песне, раздольной, широкой мелодии сближала музыканта с такими его современниками, как певец Бантышев, поэт и критик Аполлон Григорьев, поэт и актер Николай Цыганов, великий актер Павел Мочалов.

Немало сил отдал Варламов, помогая на первых порах молодому, начинающему певцу Бантышеву. По нескольку раз проходил он с Бантышевым, аккомпанируя ему на фортепиано, трудные партии, прежде чем решался тот выйти на сцену Большого театра. То, что Варламов сочетал в себе педагога, певца, композитора, дирижера, делало его незаменимым руководителем и советчиком любого актера Большого театра. Бантышев же был не только, певцом, но и сочинителем песен и поэтому особенно тянулся к Варламову. Постоянное творческое общение музыкантов переросло в крепкую дружбу, в знак которой композитор посвятил любимому певцу свой романс «Челнок». И после ухода Варламова из московского театра Бантышев продолжал петь его песни.

Огромное влияние на культурную жизнь Москвы оказывал тогда великий Мочалов. Друг Варламова и Мочалова Аполлон Григорьев писал о последнем: «...мир, им созданный, создан им из веяний его эпохи и в свою очередь внес в массу общей жизни могущественное веяние, которое отдалось и в слове, и в звуке (Варламов), и в нравственном настройстве известного поколения».

Видимо, Варламов находился под обаянием таланта Мочалова, поскольку создавал преимущественно музыку к пьесам, в которых занят был актер. «Гамлет» в переводе Полевого ставился в бенефис Мочалова; в спектакле были заняты лучшие актеры: Михаил Щепкин, Мария Львова-Синецкая, Анна Орлова и другие.

Современники рассказывают, что Мочалов советовался с актерами, участвовавшими в спектакле, кого попросить написать музыку. Один из актеров сразу же предложил обратиться с этим к Александру Варламову. Мочалов очень обрадовался такому предложению, но услышал тут же возражение Щепкина: обидится Верстовский, что попросили не его. На это, рассказывают, Мочалов, вспыхнув, заявил, что Верстовского он просить не будет. Варламов с радостью взялся за сочинение музыки к «Гамлету». Вскоре им написаны были песни Офелии, песня могильщиков, траурный марш и вступление к пьесе.

Как известно, больше всего удались композитору песни Офелии, сыгравшие большую роль в общем успехе спектакля на сцене Большого театра.

Игра Мочалова, песни, стихи, которые нередко сочинял он сам, были близки варламовскому искусству. Недаром Аполлон Григорьев писал: «...с Мочаловым сливается эпоха романтизма в мысли, романтизма в искусстве, романтизма в жизни...» Мочалов, поэты Аполлон Григорьев, Кольцов, Цыганов, в стихах которых звучали настроения разочарования, тоски или бурного неприятия застойной николаевской эпохи, были духовными братьями Варламова.

Александр Варламов был дружен с актрисой М.Д. Львовой-Синецкой, в доме которой постоянно собирались актеры Большого и Малого театров, драматурги, журналисты. В доме Львовой-Синецкой бывали: Ф.А. Кони, И.А. Гончаров, Д.Т. Ленский, В.С. Межевич, актеры, коллеги по сцене — П.С. Мочалов, В.И. Живокини, Н.Г. Цыганов, И.В. Самарин. Здесь исполнялись лирические песни под аккомпанемент гитары, читались лирические стихи.

Под влиянием литературно-театрального кружка Львовой-Синецкой Варламов сочинил несколько романсов на собственные стихи: «Одиночество», «Грусть», «Напоминание».

По рассказам современников, Александр Варламов сочинил музыку романса «Красный сарафан» на стихи Цыганова, вдохновленный образом Львовой-Синецкой. Несколько песен написал Варламов в Марьиной деревне, где жила на даче Львова-Синецкая.

В 1842 году был издан любопытный, единственный в своем роде сборник под названием «Литературный кабинет», авторами которого были актеры московского театра, поместившие в сборнике свои стихи, очерки, воспоминания. Среди авторов «Литературного кабинета» находим знакомые имена Цыганова, Мочалова, Ленского, Соловьева и других.

Ищите в песнях не стихов,

Не сладких кудреватых слов

Поэтов — баловней искусства!

В душевной скорби, в простоте

Писал простого сердца чувства,—

эти стихи Николая Цыганова, адресованные Мочалову, отражают и варламовские настроения, склад его души, направление творчества, близкого по характеру мочаловскому и цыгановскому: стремление выразить прежде всего «простого сердца чувства».

Известно, что романс Варламова и Цыганова «Красный сарафан» очень любил Пушкин. Как свидетельствует А.О. Смирнова, Пушкин слушал этот романс вместе с Натальей Гончаровой, в то время его невестой. «...Я уже был влюблен, — вспоминал Пушкин, — и мне очень хотелось сказать ей: «Не говорите вашей матушке того, что говорит в этом романсе девушка своей матери, потому что если вы не выйдете за меня, я уйду в святогорские монахи, не буду писать стихов, и русские хрестоматии много потеряют от этого... Вы же, как Татьяна, выйдете замуж за генерала, и он будет гораздо ревнивее, чем я».

Остались свидетельства о том, что Варламов был среди гостей Пушкина накануне его свадьбы.

Среди знакомых Варламова были литераторы — великий Белинский и неповторимый Кольцов, драматург Н.В. Беклемишев; актеры, и в их числе прославленный Щепкин; знаменитые русские и зарубежные музыканты — А.Л. Гурилев, Ф. Лист, Д. Фильд, А. Дюбюк...

В октябре 1832 года в Большом театре шла премьера пьесы А. А. Шаховского «Рославлев», в основу которой лег роман Михаила Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году». В спектакле участвовали звезды артистического мира: Репина, Львова-Синецкая, Щепкин, Мочалов, Живокини, Лавров, Цыганов. Большим успехом спектакль во многом был обязан музыке песен, которую написали Алексей Верстовский и Александр Варламов. Две из них — «Катилось зерно по бархату...» и «Любил меня милый друг...» сочинил Верстовский, а третью — «Не шумите, ветры буйные...» написал Варламов.

Через несколько месяцев музыка Варламова снова прозвучала в премьере Большого театра — драме Шаховского «Двумужница». Песни исполнял Бантышев, и снова успех был велик.

Теперь ежегодно, а то и несколько раз в год появляются спектакли с варламовской музыкой. Так же, как и Александр Алябьев, Варламов был истинным театральным композитором. Недаром такими выразительными получились у него песни Фионы из «Рославлева», Безумной из «Майко», Офелии из «Гамлета». В спектаклях преобладали именно песни Варламова, хотя он сочинил и «Похоронный марш» в «Гамлете», и «Гопак» в «Ночи перед рождеством».

Варламов не писал опер, но песни его, созданные к театральным постановкам, оказали влияние на оперное творчество таких композиторов, как Серов («Вражья сила»), Даргомыжский («Русалка»), Чайковский («Чародейка»), считает видный советский музыковед В.А. Васина-Гроссман.

В этот же период Варламов сочиняет музыку к одноактным балетам «Забавы султана» и «Хитрый мальчик и людоед» (совместно с А. Гурьяновым).

В одном из дивертисментов, который ставился на сцене Большого театра 30 декабря 1832 года и назывался «Гулянье первого мая в Сокольниках», Бантышев пел две песни Варламова: русскую народную песню в обработке композитора «Ах ты, молодость...» и «Ох, болит да щемит...» на слова Цыганова.

Московская «Молва» сообщала, что новые песни Варламова, исполненные в дивертисментах, были чудесны. А вскоре москвичи приобрели первый сборник романсов Варламова — «Музыкальный альбом». Теперь песни композитора можно было услышать в любом доме, где хоть немного владели гитарой или играли на фортепиано. В сборник вошли песни, написанные на слова Николая Цыганова, романсы, дуэт и трио.

Варламов посвятил сборник Верстовскому. Не исключено, что Верстовский на правах более опытного, занимающего видное положение музыканта содействовал его изданию.

О широкой популярности варламовской музыки красноречиво говорили многочисленные переложения варламовских романсов и песен: мелодии композитора звучали и на гитаре, и на фортепиано, и на скрипке, и на виолончели.

Самую большую любовь снискал романс «Красный сарафан», который «сделался общею песнею» и пелся «всеми сословиями — ив гостиной вельможи, и в курной избе мужика».

В 1834 году Варламов получает повышение по службе — он становится «композитором музыки» при оркестре московского театра. В обязанности его теперь входило сочинять и перерабатывать музыку для антрактов, комедий, водевилей и дивертисментов. Кроме того, Александр Варламов должен был выступать и как дирижер оркестра и хора, что, надо сказать, очень любил.

В этом же году Варламов приступил к изданию «Эоловой арфы» — музыкального журнала, в котором кроме его произведений печатались сочинения Глинки, Верстовского и других современных ему композиторов.

Московские годы были для Варламова годами расцвета. К этому времени относится создание им таких прекрасных сочинений, как «Белеет парус одинокий...», «Горные вершины», «На заре ты ее не буди...», «Ожидание» («Зачем сидишь ты до полночи...»), «Скажи, зачем явилась ты...», баллады «Что отуманилась, зоренька ясная...» и др.

Варламов создал песни и романсы на слова А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.Ф. Вельтмана, А. А. Дельвига, Ф.Н. Глинки, А.А. Григорьева, В.А. Жуковского, И.И. Козлова, А.В. Кольцова, А.А. Марлинского, А.Ф. Мерзлякова, М.Л. Михайлова, И.П. Мятлева, А.Н. Плещеева, А.И. Полежаева, Е.П. Ростопчиной, А.В. Тимофеева, А.А. Фета, Н.Г. Цыганова... В этот список можно включить чуть ли не всех поэтов его времени.

Автор одной из рецензий писал: «Факт, что большая часть мелодий Варламова перешла в уста всех и каждого, — слишком неоспоримое доказательство огромного таланта».

«Мелодист напевно-эмоционального, задушевного строя», — писал о Варламове Б.В. Асафьев. И далее, о значении творчества Варламова, Гурилева и других композиторов, создававших романсы: «В простодушных, написанных на лету песнях и романсах высказывали и изливали свои чувства... вновь выступающие общественные слои: от закреплявшей свои позиции столичной и провинциальной интеллигенции и высшего купечества до разночинцев и мелкого мещанства».

Будучи превосходным исполнителем собственных и русских народных песен, Варламов довольно часто выступал как певец на сцене Большого театра, восхищая слушателей правдивостью, простотой и задушевностью исполнения. Его пению свойственны были выразительность и особая музыкальность.

Один из рецензентов высказывался о пении Александра Варламова: «...чтоб передать свою песнь на бумаге так, как она была пропета, стоило бы великих трудов и едва ли достало всех условных музыкальных знаков».

Не случайно именно Варламову принадлежит первое в России методическое пособие по вокалу — «Полная школа пения» (1840).

Популярность Варламова в Москве росла и это стало весьма настораживать А.Н. Верстовского, не желающего никому уступать пальму первенства, тем более человеку, чье творчество не отвечало художественным принципам самого Верстовского. Прежде, когда Варламов только начинал свою музыкальную и театральную деятельность, Верстовский охотно опекал его, с удовольствием работал с ним. Теперь же отношения между Верстовским и Варламовым постепенно начали охлаждаться, что не замедлило сказаться на положении последнего в московском театре. Реже стали исполняться со сцены сочинения Варламова. Возможно, это повлияло и на его педагогическую деятельность, которая пошла на убыль. В 1842 году он был вынужден поступить на должность учителя пения в Воспитательный дом.

Как это часто бывает в жизни, тучи неприятностей сгущались над головой еще недавно удачливого и преуспевающего музыканта. Осложнились его отношения не только с Верстовским, но и в собственной семье. Раздоры семейные в конечном счете привели к разводу с женой, но дети остались с отцом.

Скоро стало невозможным и само пребывание Варламова в Большом театре. В декабре 1843 года Александр Егорович уходит из театра. Через год он решает переехать в Петербург, надеясь там как-то упрочить свое положение, устроиться на службу и получить жалованье, достаточное, чтобы обеспечить семью.

...И снова холодный столичный Петербург после уютной Москвы, в которой так привычно жилось и легко творилось Александру Варламову.

Правда, теперь он уже не только учитель пения, дирижер хора, капельмейстер, но и довольно известный композитор, автор многих, весьма распространенных песен и романсов. И все-таки в Петербурге он чувствует себя скованнее, не ощущает той родной, близкой атмосферы, что так помогала в Москве.

В Петербурге все надо было строить заново. Примет ли его петербургская публика, избалованная итальянской музыкой? В Москве, до отъезда, он, не задумываясь, с легкостью отвечал, что сочинять музыку можно где угодно и тем более в Петербурге, в котором он бывал и долгое время жил. Но теперь, когда он приехал сюда, все оказалось сложнее.

Он ощущает равнодушие петербургской театральной дирекции, и на первых порах ему приходится зарабатывать на скромное существование с семьей частными уроками, выступлениями в концертах, изданием романсов.

Но и в Петербурге талантливого музыканта ожидали удачи: например, знакомство с Александром Сергеевичем Даргомыжским, вскоре выросшее в дружбу. У этих двух композиторов было много общего: склонность к вокальному жанру, знание городской песенной традиции, любовь к фольклору, цыганскому пению. Многие ранние произведения Даргомыжского дают основание предполагать, что они написаны не без влияния варламовского творчества, в частности его городского бытового романса. Очень скоро композиторы стали встречаться на домашних вечерах, где Варламов имел возможность показать себя во всей широте своего прекрасного камерного дарования.

Постепенно Александр Егорович Варламов занимает, как и в Москбе, заметное место в художественной жизни столицы, общается с выдающимися петербургскими певцами: О.А. Петровым, П.А. Бартеневой, А.Я. Билибиной, встречается с художниками П.П. Соколовым и К.П. Брюлловым.

У Бартеневой была огромная и заслуженная слава: она владела обширным, разнообразным репертуаром, тонко интерпретировала исполняемые ею произведения. Пленительным назвал пение Бартеневой поэт И.И. Козлов в посвященном ей стихотворении. В одном из домашних альбомов Бартеневой вместе с романсами Глинки помещен и ранний варламовский романс «Ох, болит да щемит...».

Это дает возможность предположить, как считает исследователь творчества Варламова Н. А. Листова, что знакомство композитора и певицы произошло еще в Москве, где в 1830 году состоялся дебют Бартеневой, исполнившей алябьевского «Соловья». Теперь же Варламов посвящает ей свои произведения «Сяду ль я на лавочку...» и «Вдоль по улице...». О том, что Бартеневу и Варламова связывала преданная дружба, свидетельствуют письма композитора к ней в моменты отчаянной, безысходной тоски, тяжелых периодов нужды в его жизни.

Интересно, что в Петербурге, в отличие от концертов московского периода, где иногда звучали и сочинения иностранных авторов, Варламов выступал с произведениями лишь отечественного искусства. В концертах Александра Варламова звучали и романсы Глинки, и народные песни. Скорее всего, Варламов делал это из чувства протеста перед поклонением итальянской и французской музыке, свойственным высшим слоям петербургского общества.

Петербургская публика обычно называла варламовские концерты, устраиваемые в зале Петербургского университета, «русскими народными концертами».

Варламовские романсы нравились не только соотечественникам, но и зарубежным певцам, например Полине Виардо. «Г-жа Виардо-Гарция в восхищении от русских романсов и песней композитора Варламова, сама поет их в совершенстве, и весьма жаль, что поет их не для публики...»; «Мы были свидетелями, как она обрадовалась, встретив случайно в одном доме г. Варламова: она тотчас села за фортепиано и пропела его «Сарафан»...» — писали о Виардо петербургские газеты.

И в свою очередь Александр Варламов не мог равнодушно отнестись к искусству великой певицы. Восхищенный исполнением Виардо «Соловья» Алябьева, он посвящает ей свой романс «Ты не пой, душа-девица...».

Нередко бывает Александр Варламов на вечерах в доме писателя графа В.А. Соллогуба.

Варламов — частый посетитель панаевских «вторников», где он встречает и литераторов и артистов. Вот что писала Авдотья Яковлевна Панаева-Головачева о знакомстве с Варламовым и его второй женой в Петербурге в своих воспоминаниях:

«У моей приятельницы я познакомилась также с Варламовым, композитором романсов... У Варламова были уроки в богатых домах... Я редко встречала супругов, которые так были бы сходны по характеру: оба добрые, готовые всегда помочь нуждающимся, когда у них были деньги. Они не думали о завтрашнем дне, а наслаждались жизнью при всяком удобном случае. Если Варламов получал деньги за уроки или за продажу своего нового романса, то задавал пир горой, а вскоре затем приходил к жене Межевича мрачный, потому что его жена и дети сидят без обеда, лавочники не отпускали более в кредит провизии, требуя уплаты долга.

— Ехали бы домой, сочинили бы романс, продали бы его, вот и будут у вас деньги, — советовала Варламову моя приятельница.

Варламов ударял себя по лбу и просил ее выбрать коротенькие стихи какого-нибудь поэта. С книгой он отправлялся в зало, садился за фортепиано и сочинял музыку. Домой он боялся идти, опасаясь атаки лавочников. Через некоторое время Варламов являлся в комнату, где мы сидели, и пел новый свой романс, уже положенный на ноты. Варламову было тогда лет под 50, голоса у него уже не было никакого, а в молодости, говорили, у него был очень приятный тенор. Варламов торопливо прощался, спеша в музыкальный магазин запродать свой романс. Через три часа муж и жена Варламовы приезжали уже в коляске с корзиной вина и приглашали Межевичей на вечер».

Как вспоминает современник, у В.С. Межевича, редактора журнала «Репертуар и Пантеон», собирался по вечерам небольшой круг сотрудников, долго и горячо ораторствовал Аполлон Григорьев, пел Варламов надтреснутым, но полным выражения голосом свои задушевные романсы. Иногда, как вспоминал А.А. Фет, Аполлон Григорьев певал «по целым вечерам, аккомпанируя себе на гитаре».

Свое отношение к Варламову Григорьев выразил в посвященном ему стихотворении:

Да, это так: я слышал в них,

В твоих напевах безотрадных,

Тоску надежд безумно жадных

И память радостей былых.

Выступления в концертах, сольные концерты, уроки по вокалу, по композиции и дирижированию, которые давал Варламов, не приносили достаточных средств для благополучной жизни его семьи. Необходимо было устраиваться на службу. Письма к Бартеневой говорят о тщетных попытках композитора поступить в певческую капеллу: «Не имея духу явиться самому к Вам, я решился написать и объявить Вам мою крайность, тем более, что прошедший раз Вы были так добры, что сами мне предложили быть полезной... Бедное мое семейство в отчаянии...»

Непрекращающаяся борьба Александра Варламова с нуждой не мешает ему, однако, создавать в это время новые произведения. Он пишет романсы на слова Пушкина («Мери»), Михайлова («Вижу, ты прекрасна...»), Фета («Давно ль под волшебные звуки...») и др. Творчество Варламова, например элегический романс «Мне жаль тебя...», с его напряженной эмоциональностью и сумрачной, страстной тоской, — предтеча вершин вокальной лирики Даргомыжского, Чайковского, Рахманинова.

Нельзя забывать, что расцвет творчества Варламова падает на годы реакции. Отсюда, очевидно, в его произведениях так много характерных нот тоски, боли и разочарования. Но наряду с этим в них ощутимы и мятежный протест, желание свободы (романс «Белеет парус одинокий...» на стихи Лермонтова, песня «В поле ветер веет...»).

Много сил отдал Варламов созданию сборника народных песен «Русский певец» (1846), который, однако, расходился очень медленно.

Ни горькая нужда, ни болезни не, прекращали концертной деятельности Варламова в Петербурге до конца его дней. Большей частью эти концерты носили камерный характер, в них принимали участие лучшие петербургские певцы. Иногда им аккомпанировал сам Варламов. На одном из концертов произведения его звучали в сопровождении хора.

Умер Александр Егорович скоропостижно в доме одного из своих знакомых, доктора П.А. Нарановича, который устроил у себя карточный вечер. Причина смерти точно не известна. По одним сведениям, дошедшим до нас, композитор умер от туберкулеза горла, по другим — от аневризма.

Похоронили Варламова на петербургском Смоленском кладбище.

Тяжело воспринял смерть друга Даргомыжский. Немало сил и энергии положил он, чтобы материально помочь семье композитора: организовал сбор денег по подписке, способствовал тому, чтобы средства от нескольких любительских спектаклей и концертов поступили в пользу семьи Варламова; кроме того, Даргомыжский выступил одним из авторов «Музыкального сборника в память А.Е. Варламова».

...Он творил во времена, весьма богатые талантами, был современником Пушкина, Глинки, Лермонтова, Даргомыжского. И все-таки не затерялся, как многие, дожил до нас, сделав поклонниками своего самобытного искусства.

Много лет прошло с тех пор, а гитара, варламовская гитара звучит и ныне...