I
I
Жизненный и идейный путь Павла Васильевича Анненкова — явление по-своему характерное для дворянской интеллигенции в условиях перелома от крепостничества к капитализму (Анненков родился, по-видимому, в апреле 1813 года — умер 8 марта 1887 года).
По рождению Анненков принадлежал к среде служилого незнатного дворянства среднего достатка. Семья его владела поместьями в Симбирской губернии но жили преимущественно в столицах. Старшие братья литератора, Иван и Федор, сделали блестящую карьеру, дослужившись до высоких чинов. Судьба Павла Анненкова сложилась иначе.
Первоначальное образование он получил в Петербургском горном корпусе, где проучился до специальных классов горно-инженерного дела, затем недолго был вольнослушателем Петербургского университета по историко-филологическому факультету. В 1833 году Анненков пытался служить в министерстве финансов в чине коллежского секретаря, но, пожелав, по собственному признанию, «пожить как хочется», вскоре оставил службу и перешел на положение бесчиновного «неслужащего дворянина».
Анненков увлекается в эти годы театром, живописью, литературой, знакомится с Н. В. Гоголем и входит в круг его приятелей по Нежинскому лицею и новых петербургских знакомых. По характеристике Анненкова, это был «никем не ведомый и запертый в себе самом кружок» почитателей гоголевского таланта, любителей литературы и искусства, далекий от серьезных общественно-политических запросов. Но в кружке уже внимательно и сочувственно следили за выступлениями Белинского в «Молве» и «Телескопе» в защиту гоголевского творчества и, судя по умонастроению молодого Гоголя, Н. Я. Прокоповича и А. А. Комарова, не чуждались независимого образа мыслей и вольного слова.
Не без влияния Гоголя Анненков пробует свои силы в беллетристике. И. И. Панаев называет его в числе безвестных начинающих авторов, которые во второй половине тридцатых годов в Петербурге собирались по вечерам у А. А. Комарова, кадетского капитана Клюге фон Клугенау и читали по очереди свои сочинения. На одной из таких сходок у А. А. Комарова в конце 1839 года Анненков познакомился с Белинским.
С конца 1840 года по начало 1843 года Анненков пребывает за границей, путешествует по Германии, Италии, Франции, длительное время живет в Париже.
Трудно точно сказать, какие умонастроения владели им в конце тридцатых — начале сороковых годов. Но одно несомненно: будучи, по собственному признанию, «от малых ногтей петербургской косточкой», вращаясь и в чиновном и в довольно разношерстном кругу окололитературной и театральной петербургской молодежи, Анненков не особенно-то задумывался над теми вопросами русской действительности и литературы, которые составляли содержание жизни Белинского. По свидетельству современников, он уже и в те годы отличался завидным умением «отыскивать себе наслаждение и удовлетворение во всем — ив природе, и в искусстве, и даже во всех мелочах жизни».
Однако общение с Белинским оказало и на Анненкова серьезное влияние, и об этом он сам довольно подробно и объективно рассказал в «Замечательном десятилетии». Через Белинского Анненков вошел в среду передовых литераторов, группировавшихся в сороковых годах вокруг обновленных «Отечественных записок», а затем «Современника», «получил понятие» и о московских кружках и сблизился в дальнейшем с Боткиным, Грановским, Кавелиным и другими западниками. По совету Белинского, Анненков занялся в это время публицистикой и выступил с интересными путевыми очерками и содержательными зарисовками из европейской жизни — «Письмами из-за границы» (1841–1843) и «Парижскими письмами» (1847–1848), возникшими в итоге его длительных пребываний за границей.
Анненков никогда не разделял революционно-демократических убеждений Белинского и Герцена. Он всегда был далек от свойственного им пламенного искания истины и тем более от претворения передовых идей в общественное дело. Его интерес к идеям демократии и социализма не простирался далее платонической любознательности.
Но даже и Анненков был серьезно увлечен идейным подъемом сороковых годов в России, сопутствовавшим освободительному брожению среди крепостного крестьянства. Это время стало для него порой наибольшего вольномыслия и сочувствия освободительным идеалам в той мере, в какой эти понятия вообще применимы к людям его духовного склада и образа мыслей.
Как и большинство либералов-западников, Анненков был сторонником «европеизации» общественно-политических порядков в России, защиты гражданских прав личности, просвещения и свободы слова. Он искренне осуждал бесправие, царившее в стране, произвол царских чиновников, гнет цензуры и, судя по переписке с Белинским, сочувствовал отмене крепостного права.
Сороковые годы являются наиболее светлой полосой в истории русского либерализма. В своем недовольстве николаевским режимом и крепостничеством, в защите гуманизма, просвещения и литературы, в своем сочувствии к «простонародью» и терпимости к «увлечениям» и «крайностям» нарождавшейся демократии, лучшие из либералов-западников этого времени совершенно искренни, они далеки еще от классового своекорыстия, измен и предательств. Но ограниченность их точки зрения, их половинчатость и политическая бесхарактерность совершенно очевидны уже и в эту эпоху и вызывают резкую и прямую критику со стороны Белинского.
В 1843–1845 годах Анненков живет в России. Он «свой человек» в петербургских и московских кругах, связанных с Белинским, Герценом и Грановским. В это время он особенно близко сходится с Белинским и казалось бы, поддерживает его литературные и общественно-политические устремления. Однако в идейных спорах и столкновениях, знаменовавших начало отмежевания демократии от либерализма, Анненков, как правило, всегда оказывается на стороне то Грановского, то Боткина, разделяя их идеалистические взгляды и умеренно либеральные упования в политике.
В начале 1846 года Анненков вторично уезжает за границу, живет проездом в Берлине, Брюсселе и устремляется в Париж. Через своих русских приятелей — В. Боткина, Г. Толстого и М. Бакунина он знакомится с многими выдающимися деятелями международного освободительного движения- Лелевелем, Гейне, Жорж Занд, Гервегом, Леру, Прудоном, Корбоном.
В искреннем желании быть «с веком наравне», «не отстать», «ловить современность» Анненков жадно искал встреч с замечательными людьми своего времени, и в этом не было с его стороны ни лицемерия, ни расчета. Эту черту в Анненкове тонко подметил впоследствии Лев Толстой, который писал 21 октября (1 ноября) 1857 года Боткину и Тургеневу: «Анненков весел, здоров, все так же умен, уклончив и еще с большим жаром» чем прежде, ловит современность во всем, боясь отстать от нее. Действительно, плохо ему будет, ежели он отстанет от нее. Это одно, в непогрешимость чего он верует. Именно этот мотив, а не какой-то неискренний расчет, как иногда думают, свел его с Марксом и Энгельсом.
Анненков встречался с ними в Брюсселе в конце марта — начале апреля 1846 года и тогда же присутствовал на одном из заседаний руководимого Марксом Брюссельского корреспондентского комитета коммунистов. Это заседание он и описал впоследствии в «3амечательном десятилетии». В дальнейшем Анненков не раз виделся с Марксом и поддерживал с ним оживленную переписку вплоть до революции 1848 года.
Обширный круг знакомых в среде международной революционной эмиграции, активное участие Анненкова в тех спорах и дискуссиях, которые волнуют в это время русско-парижскую колонию во главе с Бакуниным и Сазоновым, а затем Герценом, дошедшая до нас переписка Анненкова с К. Марксом и М. Бакуниным, наконец его «Парижские письма», проникнутые пытливым интересом к кипучей идейной жизни предреволюционного Парижа, — все это говорит о том, что Анненков вполне серьезно увлечен в эти годы теоретическими исканиями освободительной мысли. Он внимательно изучает немецкую и французскую революционную публицистику, не без влияния Маркса обращает внимание на печать «работников», проявляет особый интерес «к политико-экономическому движению», которое, по его мнению, «составляет отличительную черту современного направления как во Франции, так и в Европе» (девятое из «Парижских писем»).
Анненков превосходно осведомлен и о том, что происходит в России. Судя по одному из писем Белинского, он резко отзывается о книге Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», в «Парижских письмах» поддерживает критика в его борьбе против славянофилов.
Анненкова серьезно тревожит тяжелое состояние Белинского. В мае 1847 года он откладывает планы своего путешествия в Италию и Грецию до лучших времен и по первому же известию из России спешит навстречу больному другу в Зальцбрунн и берет на себя заботы о нем на все время пребывания последнего за границей. И мы знаем по части той переписки, которая дошла до нас, какой глубокой благодарностью отвечал Белинский Анненкову на его дружеское внимание и участие в последнюю, самую тяжелую для критика полосу жизни.
Анненков — единственный свидетель того, как писалось политическое «завещание» Белинского, его знаменитое зальцбруннское письмо к Гоголю. В своих письмах из России в конце 1847 и в начале 1848 года Белинский доверительно делится с Анненковым своими заветными надеждами на отмену крепостного права, соображениями об исторической роли буржуазии и анархических ошибках М. Бакунина на этот счет, о возможных для России путях ее «гражданского» развития. Очевидно, все эти вопросы часто всплывали в их зальцбруннских и парижских беседах. Такого рода писем не пишут случайным знакомым…
Революция 1848 года, которую Анненков наблюдал непосредственно в Париже, явилась для него полной неожиданностью и как-то сразу погасила в нем интерес к демократическим идеям.
Что особенно ошеломило Анненкова в ходе революции — и здесь ему опять-таки нельзя отказать ни в уме, ни в исторической проницательности — так это самостоятельное выступление рабочего класса, начало великой битвы труда против капитала и всего миропорядка, основанного на владычестве буржуазной собственности. Очевидно, беседы с К. Марксом не прошли для Анненкова даром и в этом отношении.
Сообщая братьям в письме от 9 марта 1848 года о положении дел в Париже, размышляя о предстоящих выборах в Национальное собрание, Анненков писал: «Хотят, чтоб в нем было побольше мужиков, мастеровых и вообще рабочего класса: этого даже и в старую революцию не было — вот почему настоящая гораздо ужасней прежней. Теперь идет дело, как бы сделать работника владельцем части того, что он работает по заказу; как бы сделать земледельца владельцем части чужой земли, которую он обрабатывает по найму; разумеется, фабриканты и владельцы земли будут сопротивляться… битва отложена до Национального собрания. Вместе с ним она подымется — страшная, решительная…».
И, как знаем, битва произошла в мае и июне 1848 года. Анненков был живым свидетелем этих событий. В письмах в Россию, адресованных к братьям и рассчитанных, очевидно, на перлюстрацию, Анненков уже откровенно благословлял «здравый смысл» французской буржуазии, уберегшей страну от революционной «анархии». Такова вообще логика либерализма, от классового страха перед грозной опасностью «снизу» всегда бросающегося в объятия реакции.
В сентябре 1848 года Анненков возвращается в Россию. «Время надежд, гаданий и всяческих аспирации», связанных с платоническим интересом к революционной теории, миновало для него навсегда. Он исповедует теперь «трезвость» умеренного либерализма, «мирный прогресс» на почве неприкосновенной частной собственности и «порядок» под эгидой просвещенного абсолютизма, гарантирующего от «анархии» народных масс.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.