Поездка в Видин

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Поездка в Видин

1

Я много раз бывал в Болгарии, объездил ее вдоль и поперек и навсегда полюбил суровое величие ее гор и нежную прелесть ее плодородных долин с тысячелетней культурой земледелия. Я бродил по тесным улочкам Несебра и Созопла и любовался с прибрежной крутизны сияющей голубизной морского покоя. Я подолгу простаивал в болгарских монастырях перед старинными иконами, вглядываясь в сумрачные бородатые лики мудрых болгарских мужиков, с которых старые мастера болгарской иконописи писали святых и великомучеников. Но я видел и молодую индустриальную Болгарию, обходя цехи Кремиковицкого металлургического гиганта. Здесь трудится юность Народной Болгарии — интеллигентная, пылкая, прямодушная. Гордость и честь болгарского рабочего класса.

Из всех моих поездок по Болгарии крепче других запомнилась мне поездка в Видин, на празднование шестидесятилетия моего друга, писателя Ангела Тодорова.

Почему именно эта поездка проложила такой отчетливый, не зарастающий «травой забвенья» след в моей душе?

Видимо, вот почему. Каждому путешествующему по стране, которая ему сразу приглянулась, а тем более путешествующему писателю, хочется постигнуть тайну ее очарования, понять, за что, собственно говоря, он полюбил «с первого взгляда» и эту страну, и этот народ. Мне кажется, что именно поездка в Видин помогла мне разобраться в моих чувствах к Болгарии и кое-что осознать и понять.

Все началось с телефонного звонка ко мне в софийскую гостиницу. Я снял трубку и услышал мужественный баритон моего друга:

— Леонид, говорит Ангел Тодоров! Послезавтра мне стукнет шестьдесят!

— Поздравляю тебя уже сегодня, дорогой Ангел, и обнимаю по телефону!

— Я хочу, чтобы ты это сделал очно и именно послезавтра.

— Скажи, куда я должен явиться, и я явлюсь!

— Ты должен явиться в Видин, в мой родной город, самый красивый… один из самых красивых городов Болгарии. Союз писателей дает нам свой автобус, и мы едем к Видин через Петрохан, самый красивый… один из самых красивых горных болгарских перевалов. Отпразднуем в Видине мой юбилей и вернемся в Софию. Согласен?

— Конечно, согласен!

2

И вот мы катим в Видин в удобном, комфортабельном туристском автобусе, которым управляет «один из самых красивых шоферов Болгарии» (как сказал бы Ангел Тодоров) — черноусый приветливый молодец, маг и волшебник своего водительского дела.

Напротив меня сидит у окна поэт Ламар, он открыл в свое время для читающей Болгарии нашего Маяковского. Большая голова с седыми кудрями, львиное лицо с добрыми, смеющимися глазами. Легкий, светлых тонов пиджак, белая сорочка с галстуком-бабочкой. Похож на русского актера-трагика времен Александра Николаевича Островского. Мог бы играть Несчастливцева в «Лесе».

Мы уже успели познакомиться и подружиться с ним. Здесь, в автобусе, Ламар рассказал мне прелестную легенду о том, как была создана Болгария; эту старую легенду многие знают, но мне хочется ее здесь вспомнить, чтобы не нарушалась целостность рассказа.

— Когда Создатель мира, — рассказывал поэт Ламар, — сотворил землю, он, действуя по им же самим утвержденному плану и руководствуясь самоличными чертежами и схемами, для каждого народа отвел свою часть земли. А маленький ее кусок, самый красивый, самый богатый и разнообразный по природным данным, оставил для себя. Но когда все уже было готово, вдруг выяснилось, что Создатель забыл про болгар, на земле им не оказалось места. Даже в те времена, — вздохнул Ламар, подмигнув мне лукаво одним глазом, — случались плановые просчеты. Создателю о том, что он забыл про болгар, с ехидной улыбочкой сообщил Дьявол, который по тунеядской своей сущности не участвовал в сотворении мира, но, как говорится, «при сем присутствовал», наблюдая из укрытия, как Создатель трудится в поте лица.

Узнав о своей промашке, Создатель с сокрушением поскреб в затылке.

«Нда-а-а… Кажется, я действительно того… прошляпил и про болгар позабыл! Придется отдать им мой кусочек земли».

Дьявол хихикнул:

«А сам где будешь находиться?»

Создатель гневно сверкнул очами.

«Ничтожный! Ведь я — вездесущ!»

…Мы достигли Петрохана и вышли из машины. Лучился и сиял свежий и ясный январский день. В глубокую и чистую синеву неба были четко врезаны черно-зеленые верхушки могучих сосен. Лес шумел под легким ветром, и в этом шуме была своя мелодия, грозная и величественная. Я подумал: «Какие же слова нужно сочинить, чтобы они оказались вровень с этой дивной музыкой горного леса…» И только я так подумал, как мои болгарские спутники запели под музыку Петрохана. Писатели, переводчики, поэты, пожилые интеллигенты — они пели негромко, но страстно и с истинным воодушевлением и жаром.

Я тихо спросил у Ламара:

— Что они поют?

— Они поют песню болгарских четников на слова Христо Ботева, — сказал Ламар и запел вместе со всеми.

Так на перевале Петрохан открылась для меня первая тайна болгарского очарования: неиссякаемое, вечное свободолюбие болгар. Народ, столько лет живший во мраке чужестранного рабства, но не смирившийся, сумевший сохранить свой язык, свою самобытную культуру, все свои духовные ценности, в сущности, ведь совсем недавно ценой большой крови и великих жертв завоевал себе элементарную национальную свободу. И ста лет еще не прошло! Исторические корни болгарского свободолюбия понятны. Именно это было главной движущей силой в антифашистской борьбе болгарского народа, которую он вел под руководством своей коммунистической партии.

3

Видин оказался действительно очень красивым городом. Понравились его просторные улицы, его сады и парки и великолепная дунайская набережная. Здесь, в Видине, я увидел Дунай таким, каким не видел нигде, не желтым, с мутно-белыми пенистыми бурунами, а голубым, как в песне. Да, он был голубым в тот январский день, широкий, спокойный, струящий свои державные воды среди отлогих зеленых берегов — болгарского и румынского. Это было восхитительное зрелище. Я бы долго еще стоял на набережной, любуясь мощной, голубой, как на карте, рекой, если бы не появился чем-то озабоченный Ангел Тодоров. Он взял меня под руку и с таинственным видом сказал:

— Идем со мной, я тебе должен показать нечто удивительное.

Он увлек меня за собой и привел на площадь перед гостиницей. На площади стоял памятник — мужская фигура.

— Поди прочти надпись на цоколе! — сказал Ангел Тодоров.

Я подошел, прочитал: «Ангел Тодоров» — и удивленно обернулся. Ангел стоял поодаль, серьезный, чуть насупленный. Чтобы доставить ему удовольствие, я сказал тоже серьезно:

— Поздравляю тебя, Ангел, ты единственный писатель в мире, добившийся такой чести — прижизненного памятника в родном городе.

Тогда Ангел расхохотался, по-детски довольный удавшейся шуткой, и признался, что всех своих друзей, приезжающих в Видин впервые, он приводит сюда, на площадь, к памятнику героя балканской войны 1912 года, поручика болгарской армии Ангела Тодорова, и каждый реагирует на это редкое совпадение имен и фамилий по-своему.

Юбилей писателя Ангела Тодорова прошел прекрасно, на одной пронзительной семейной ноте. О жизненном и литературном пути коммуниста, солдата-антифашиста, сатирика и поэта просто и тепло говорили руководители города, учителя школы, в которой он когда-то учился, сами школьники, рабочие видинских предприятий, крестьяне-виноградари и животноводы, писатели — местные и софийские. Ангел слушал речи земляков, растроганный до слез. И тут мне открылась вторая тайна болгарского очарования: врожденный демократизм болгар, покоящийся на семейной основе. Народная демократия, проделав необходимую очистительную работу, спаяла народ Болгарии в единое целое. Да, болгарский народ — это одна семья, и это прекрасно! — так думал я, слушая речи видинцев о своем земляке Ангеле Тодорове.

И еще я подумал тогда, что для болгарского писателя не существует проблемы народности, он по самой своей кровной строчечной сути всегда народен, это его национальная органика.

Я побывал, конечно, в знаменитой крепости «Баба-Вида», построенной римлянами и несколько раз перестроенной турками. В одном из ее казематов собраны реликвии времен войны за освобождение Болгарии. С глубоким волнением смотрел я на старые русские винтовки с трехгранными штыками и на ветхие мундиры гренадеров генерала Гурко. Тут же, в зале, висели портреты самого Гурко и маршала Толбухина. Его войска в минувшую войну с немецким фашизмом победоносно сражались под Видином. Как горячо и трогательно говорили мне, советскому писателю, в жилах которого течет кровь военных людей России, о своей любви к моей родине, об уважении к ее спасительному мечу мои болгарские друзья! Так в подвалах старой римско-турецкой крепости открылась мне третья тайна болгарского очарования. И, наконец, четвертая болгарская тайна — болгарское гостеприимство.

Обедать нас привезли на винный завод неподалеку от Видина. Сначала мы осмотрели его подвальные хранилища. Нас сопровождал почетный эскорт — юнаки со своим стеклянным оружием у плеча. Мы пробовали с их помощью вина из бочек. Этот завод славится своей «Гамзой», но когда меня спросили, какое вино я хочу пить за обедом, я нечаянно сказал: «Каберне». Юнаки сделали вид, что не заметили мою оплошность, и на обеденном столе передо мной возникла бутылка «Каберне». Впрочем, тут же один из юнаков несколько демонстративно принес и поставил рядом с «Каберне» нарядную бутылочку своей «Гамзы».

Подали жареного петуха, он оказался жестковатым. Ламар, держа в руке петушиную ногу, через стол громко спросил у меня:

— Леонид, ты знаешь, чем отличается петух от героя?

— Не знаю! — ответил я.

— В отличие от героя петух сопротивляется даже после смерти! — сказал Ламар и стал догрызать жилистую петушиную конечность.

Но зато жареный поросенок, сменивший петуха, безо всякого сопротивления таял во рту. Я помню его до сих пор!..

Много лет минуло с тех пор. Каждый раз, когда я приезжаю в Болгарию (а каждый приезд сюда для меня — это праздник), я ревнивыми глазами друга смотрю и отмечаю про себя те изменения, которые произошли в ее жизни и нашли свое отражение в ее внешнем облике. Я рад тому, что все эти изменения явственно и зримо говорят о расцвете Народной Болгарии. Одежда народа стала красивей, нарядней, стол богаче, духовная жизнь ярче и разнообразней. Чего стоит хотя бы последний общенациональный X фестиваль юмора и сатиры в милом Габрове… И в каждый свой приезд я ловлю себя на одной и той же мысли: «Как это хорошо, что в дружной семье социалистических народов живет, работает и борется вместе со всеми за одни общие идеалы любовь моя — Болгария!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.