«Люблю тебя сейчас не тайно — напоказ!..»
«Люблю тебя сейчас не тайно — напоказ!..»
Церемонию бракосочетания по желанию «молодых» сжали до предела. В ЗАГС Владимир и Марина явились в водолазках. Чтобы не привлекать внимание, Высоцкий упросил заведующую расписать их не в большом зале под Мендельсона, с публикой и цветами, а прямо в ее кабинете. Женщина оказалась понятливая, к тому же предварительный инструктаж и консультации она уже получила у компетентных товарищей. Свидетелями «акта гражданского состояния» были Макс Леон и Всеволод Абдулов.
Банкетного зала в «Метрополе» тоже не было. Обошлись снятой на время скромной однокомнатной квартиркой на 2-й Фрунзенской набережной. Небогатой мебелью и посудой. За рюмками и тарелками пришлось срочно отправляться в ближайший магазин «Уют».
За несколько дней до бракосочетания Владимир подошел к Андрею Вознесенскому и Зое и торжественно-иронически произнес: «Имею честь пригласить вас на свадьбу… Будут только свои…» Богатое поэтическое воображение подсказывало Вознесенскому, что Высоцкий «мог бы закатить свадьбу на Манежной площади — все равно не хватило бы мест».
Приглашенных оказалось совсем немного. Вознесенский откупоривает шампанское. Зураб Церетели осыпает новобрачных цветами. Суетится Всеволод Абдулов.
Притихший, немного растерянный «генерал» Юрий Петрович Любимов с Людмилой Целиковской поднимают тост за молодоженов, желая им счастья на скрещении неведомых франко-русских дорог. Все закуски Лиля Митта готовила у себя дома, а потом с мужем перевезла в этот дом на набережной.
— Жареная индейка занимала полстола, — хвалилась кулинарка. — Я подавала ее на салатных листьях, с консервированными фруктами и делала красивый ореол из «перьев» — хвост из шпажек, на которые были нанизаны огурчики, помидорчики, редиска, виноградины. Так любила Марина… Еще было фруктовое желе, какие-то салаты… Ну и яблочный пай я испекла — его все очень любили…
Хороший был стол. А настроения нет. Высоцкий был удивительно тихим в тот день, ничего не пригубил. Пожалуй, художник Церетели раньше других ощутил отсутствие праздника: «А у меня характер такой: чувствую, будто моя вина, что праздник не состоялся. Тогда говорю: поехали в Тбилиси, там гулять будем!
И сделали свадьбу. Грандиозную! Сказку! До шести утра песни пели, на бутылках танцевали, веселились. Моя жена Инесса накрыла стол, блюда подавались на старинном андронниковском сервизе, фрукты и овощи на серебряных подносах. Правда, потом один эпизод случился: Марина случайно ударила ногой по столешнице, и огромный дубовый стол, заставленный посудой, бутылками, сложился вдвое, и все полетело на пол. На Кавказе есть примета: если на свадьбе потолок или стол начинает сыпаться, значит, у молодых жизнь не заладится. Я это понял, и все грузины вокруг поняли, но мы постарались виду не показывать, продолжали гулять, будто ничего не случилось…
А тамада сказал:
— Можно начинать сначала…
И праздник продолжается. Крики первых петухов застают молодых в белых одеждах, сидящих во главе стола, заполненного лобио, сациви, маринованным чесноком, пряностями, шашлыками, приготовленными прямо во дворе… Каждому в небольшой рог наливают вино. Бокалы из старинного хрусталя предназначаются только для воды… Звучат проникновенные тосты: «Пусть ваш гроб будет сделан из досок того дуба, который мы сажаем сегодня — в день вашей свадьбы», «Пусть ваши правнуки даже на черном рынке не смогут достать билеты на ваши спектакли…», и, само собой, «Забудем ли мы выпить за нашего великого Сталина?!»
В спальне новобрачных ждал щедрый дар гениального мистификатора, удивительного кинорежиссера и художника, «человека не из жизни» Параджанова: пол в комнате устлан ковром из разноцветных фруктов. А на постели с распахнутыми крыльями лежит роскошная старинная шаль с приколотой запиской в два слова: «Сергей Параджанов».
Зураб Церетели признавался: «Я… никогда не забуду лицо Марины Влади, какое было у нее во время медового месяца. Ни в одном фильме, ни на одном, самом удачном снимке она не была так обворожительно, так неотразимо, победительно красива!.. Я видел Марину, когда она утром выходила из спальни, и ее, словно сияние, окружала любовь. Когда-нибудь я напишу картину. На ней будет сцена, которую я видел тогда: на балконе Высоцкий с гитарой поет у ног Марины, она стоит в белом платье с развевающимися золотыми волосами, а рядом, замерев, смотрит на них моя большая черная собака…»
В один из дней Церетели повел их в дом художника Ладо Гудиашвили. Увидев у него на стене работы Модильяни, Марина сказала, что Амадео дружил с ее отцом.
— Как его звали? — спросил Ладо.
— Так же, как мужа, — Владимиром.
Ладо вышел в другую комнату и принес фотографию, где отец Марины вместе с Пикассо, Леже и Модильяни сидят в ресторане «Купель». Гудиашвили долго рассказывал им, как они любили Париж, и Париж любил их…
После свадьбы и замечательных грузинских приключений молодожены вернулись в мрачную и неприветливую Москву. И сразу навалилась масса проблем. И творческих, и просто житейских. Помните Маринино определение: «Там — шарман, здесь — мужик?» «Мужик», само собой, хотел жрать.
Марина оказалась прекрасным кулинаром. Фирменное блюдо? Она гордилась: их было много — и разнообразные спагетти, и японские блюда из сырой рыбы. А острые соусы, которые она сама придумывала?! Французская кухня, конечно, фантастическая, но, во-первых, отнимала много времени, а во-вторых, в Москве было невозможно достать нужные продукты. Из русской кухни предпочтение отдавалось борщу и супам. Впрочем, «Володе было совершенно все равно, что он ест. Так что не этим я его заманила, — усмехалась Марина Владимировна. — Он не был гурманом. Мог съесть ломоть хлеба с чаем — и остаться довольным».
Она безропотно ходила по полупустым московским гастрономам, наводила порядок в квартире, пылесосила, выносила мусор. Сосед по дому, художник Гриша Брускин, любовался, видя, как «позвякивая пустыми бутылками в плетеной корзине, спешила в приемный пункт стеклотары красивая Марина Влади…».
Московские приятельницы при встречах пристально следили за внешним видом, нарядами, макияжем, манерами, привычками московской парижанки. Звезда советского кино конца 60-х Людмила Чурсина замечала, что Марина «слегка располнела, платье на ней немножечко разошлось по швам, туфельки, наверное, любимые, новизной не отличались, а волосы по-простому распущены. Но она была так естественна, и прекрасно себя чувствовала!..». Когда одна из знакомых осмелилась попенять Марине за недостаточное, на ее взгляд, внимание к физической форме, Влади изящно отшутилась: «Ты выбрала фигуру, а я выбрала лицо!»
Пожив некоторое время вместе с Ниной Максимовной, молодожены мгновенно почувствовали свою уязвимость, унизительную зависимость и абсолютный неуют. Спешно начали подыскивать отдельное жилье. Сначала сняли квартиру у популярной в прошлом певицы Капитолины Лазаренко в Каретном ряду. Затем нашли временное пристанище у старого мосфильмовского сценариста, который жил в кооперативном доме художников и актеров у станции метро «Аэропорт». Кинодраматург уступил им одну из двух своих комнат. (В день их бракосочетания девушка с глазами цвета морской волны и великолепными тонкими белыми руками принесла новобрачным большой, толстый и тяжелый пакет. Там оказалась икона от этого старика.)
Наконец им повезло, и на целых два года они сняли более-менее приличное жилище в Матвеевском: один из знакомых журналистов уехал в длительную загранкомандировку. Марина привезла туда какие-то необыкновенные светильники, шторы, посуду и прочие забавные мелочи. Это был первый настоящий уют в жизни Высоцкого.
В тот момент Марина Влади была уже зрелой женщиной. Не в смысле возраста. У нее была абсолютно состоявшаяся жизнь. Но союз с Высоцким вдруг дал ей возможность доказать себе, что она может делать и любить так, как она хочет, наперекор всему.
Ее отговаривали от брака с Владимиром. В том числе сестры. Но больше всего те, с кем она общалась в Москве. Наушничали: «Что ты делаешь, ты круглая дура…» Но Марина очень ясно осознала, кто такой Высоцкий…
Все отмечали, что Марина немало сделала для того, чтобы наладить отношения Владимира с родителями, в частности с отцом. Она с детских лет ощущала значение семьи и старалась передать это Высоцкому. Иногда чуть ли не силой затаскивала его к ним в гости, организовывала званые обеды и прочее.
Семен Владимирович долго никак не мог поверить, что на его непутевого сына позарилась западная кинозвезда. Но когда соседи, знакомые, сослуживцы в один голос вдруг заговорили: «Сеня, как тебе повезло с невесткой. Мало того, что иностранка, так она еще и Марина Влади!» — мгновенно осознал все прелести своего нового социального статуса. Да и сын вырос в его глазах. Оказалось, его парень не промах…
Марина Влади быстро выучила наизусть весь таганский репертуар. Алла Демидова вспоминала: «После антракта, перед началом второго акта, мы с Володей ждем третьего звонка и через щель занавеса смотрим в зрительный зал. Выискиваем одухотворенные лица, чтобы подхлестнуть себя эмоционально. Показываем их друг другу… В зале сидит Марина Влади. Володя долго смотрит на нее, толкает меня в бок: «Смотри, моя девушка пришла». После этого всегда играл нервно и неровно…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.