Фаина Раневская и агент государственной безопасности

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Фаина Раневская и агент государственной безопасности

Сталин умер. Его смерть стала тем самым событием, которое сорвало черное покрывало страха с советских людей. Потом было развенчивание и осуждение культа личности, арест Берии, и наступила самая настоящая оттепель. После зимнего ужаса, сковывающего сознание человека, пришла весна. У жителей страны появилось чувство относительной безопасности.

Нам сегодня трудно даже вообразить, как жила творческая и ученая интеллигенция СССР в тридцатых-пятидесятых годах минувшего века. Нам не понять того чувства страха, с которым каждый ложился спать и вставал. Мы не можем себе представить радости человека, к которому ночью не приехала черная машина, не раздался стук в дверь.

Агенты Берии работали по ночам. Аресты начинались обычно после полуночи. Черный автомобиль, тихо фыркая, подъезжал к подъезду, противно, по-поросячьи, коротко взвизгивали тормоза. От этого звука мгновенно просыпался весь дом. В каждой квартире головы взрослых людей отрывались от подушек, сердца начинали стучать в бешеном ритме или замирали. Мужчины и женщины вслушивались в гулкие шаги, раздававшиеся в коридорах: к кому? Кого на сей раз?..

Взять каждого могли в любой день. Не было той силы, которая давала бы гарантию безопасности. Арестовывались жены высших партийных руководителей, генералы и маршалы, ученые и доктора, народные артисты и писатели.

Донос – вот что было основанием для ареста в пятидесяти случаях из ста. Каждый человек в Советском Союзе мог написать его на своего товарища, соседа, руководителя. Указать там, например, что сосед плохо отзывался о Сталине, назвал его усатым. Что угодно мог написать. Это уже соседу потом, после ареста, нужно было доказывать, что он говорил еще, кроме этих слов, кто его научил этому, каков полный состав антисоветской группы?

Матерью всех доказательств было признание арестованного. Оно добывалось элементарно. В ход шли угрозы расправы над родными, пытки, издевательства.

Но написать донос мог не только ты. Некие бдительные персоны могли состряпать его и на тебя.

Вот так и жили.

После смерти Сталина и ареста Берии исчезла та самая страшная структура, которую они олицетворяли собой, – НКВД. Народный комиссариат внутренних дел перестал существовать. Его функции были разделены, появилось простое Министерство внутренних дел. А вот следить за шпионами, которые в Советском Союзе были всегда, должен был Комитет государственной безопасности. Сокращенно – КГБ.

Методы действия бывшего НКВД были признаны неэффективными. Да и надобность в новых лагерях пока отпала. Заключенные понастроили уже предостаточно бесполезных каналов и дорог.

Но задачи перед вновь созданным комитетом стояли сложные. Кроме ловли всяческих шпионов, КГБ должен был четко знать, чем дышит советский народ, о чем говорит, какое у него настроение, какие анекдоты люди рассказывают.

В принципе, вполне нормальная такая задача. Если вы будете это знать, то вам куда как проще станет руководить. Да и за всякими подозрительными субъектами можно без труда вести наблюдение.

Но как такое узнать? Доносы – это ложь в девяноста девяти случаях из ста. Тут нужна чистая информация, правдивая и полная!

Комитету недостаточно знать отдельные факты какого-то дня жизни академика Пчелкина. Ему нужно все! С каким настроением пришел, с кем встречался, кому звонил, о чем говорил.

Что, он закрывался с лаборанткой Зиночкой?! Так-так! На сколько минут? Кстати, куда пошла после лаборантка Зиночка? В туалет или, не заходя туда, выбежала из института и села в такси, будто бы случайно стоящее на улице? А что она унесла с собой в трусиках?

Вот какая информация нужна была комитету. Вся, с самыми незначительными подробностями. Целые отделы КГБ внимательно все просеивали, выуживали, анализировали.

Не враг, стало быть, товарищ профессор? И в трусиках у лаборантки точно ничего не было? Ну и прекрасно. Сходим к профессору в гости, так ему и скажем: «Вы – наш советский человек! Вот только у вас жена и двое детей, а вот это – данные о том, сколько раз на этой неделе вы запирались со своей лаборанткой Зиночкой и на какое время. Видите, целый час и двадцать восемь минут. Нет, ну что вы, дорогой профессор, зачем нам докладывать вашей жене о таком милом, совершенно невинном баловстве ее супруга? Как мы можем разрушить семью? Ну что вы!.. Работайте спокойно, товарищ профессор. Мы убедились, что вы – наш человек. Кстати, через неделю – поездка нашей делегации в Швецию. Конечно, мы знаем, что вы включены. Вот в вас мы уверены. Поэтому и просим присмотреть за вашими коллегами. Ну, кто с кем из иностранных друзей встречался сверх протокола, куда выходил, с кем беседовал. Потом нам расскажете, хорошо? Мы же должны быть уверены в том, что все они – тоже наши люди. Ну что вы, профессор, что же здесь предосудительного? Зачем честному человеку что-то скрывать? Ну, не упрямьтесь, дорогой профессор. Знаете, у нас много молодых и неопытных сотрудников. Вчера, например, взял один и перепутал почту. Представляете – вот такие фотографии, как вы тут со своей лаборанткой Зиночкой в загородном ресторанчике, пошли не в наш архив, а… в общем, вы поняли, профессор? Услуга за услугу. Хорошо? Вот и ладненько».

Слежка и вербовка – вот что стало главным в работе КГБ с советскими людьми. Как правило, сотрудники комитета собирали на нужного человека компрометирующий материал. Потом он вываливался перед этим растерянным типом, и тому приходилось выбирать: сотрудничать с КГБ или потерять что-то. Например, семью – это использовалось чаще всего, – друзей, карьеру.

Вы можете сейчас слегка пожать плечами и сказать: «Ну и черт с ним! Подумаешь, попросили профессора сказать, вот он и сообщит: один встречался с тем-то и тем, второй – с той и той. Да и обмануть же можно!»

Что ж, именно так думали тысячи людей. Они пытались поиграть с КГБ. Но более-менее успешно заниматься этим опасным развлечением мог только человек, который был выше сотрудников конторы в интеллектуальном плане, понимал те очень жестокие правила, по которым строилась эта игра.

Давайте представим, что тот профессор решил вот так поиграть. После поездки он предоставил сотрудникам комитета ничего не значащую, целиком безобидную, с его точки зрения, информацию. Но это только его мнение.

В КГБ не дураки работали. Для получения информации они использовали не только одного профессора. Разве та самая лаборантка Зиночка не была под прицелом КГБ? На нее ведь тоже имелось достаточно компромата! И вот они уже в тайне друг от друга собирают информацию о самих себе, а по окончании поездки передают ее куда следует.

Два-три и больше информаторов в трудовых коллективах – это были еще цветочки. Ведь эти личности вполне могли и дурака валять. Вчера, дескать, напился – ничего не помню. Нет, как только КГБ получало от вас согласие предоставить первую, будто бы незначительную информацию о ком-то, а вы согласились – ваша участь решена.

И вот почему.

Сотрудники конторы два-три раза выслушали ваш небольшой доклад. Вы там врали, как уж могли, старались обдурить чекиста, который казался вам желторотым юнцом. Но вдруг во время очередной встречи вас приглашают присесть в черную неприметную машину. Вы как-то растерялись, а вам говорят, мол, сущая ерунда, чисто формальности.

Спустя пятнадцать минут вы оказываетесь в серьезном кабинете. Перед вами уже не желторотый юнец, а усталый сотрудник комитета, имеющий серьезный чин. Весь его вид говорит о том, что всякие шутки кончились.

Он пододвигает к вам заполненную анкету и говорит:

– Распишитесь.

Вы читаете и видите перед собой почти приговор. Это соглашение на сотрудничество с Комитетом государственной безопасности. Там дальше идет мелкими буковками о том, что вся информация, которая отныне будет поставляться вами, должна быть правдивой, проверенной. Вы несете за нее персональную ответственность в соответствии с законом. Отныне вы не какой-то там информатор, а секретный сотрудник, сокращенно – сексот.

Не подпишете? Не хотите? Полно, батенька! Вас не страшит тот компромат, который мы на вас собрали? Да ладно вам, не упрямьтесь. Вы ведь уже наш секретный сотрудник, неужто не понятно? Сейчас эта вот маленькая формальность, простая бумажка дает вам защиту от кого угодно, даже от нас, компетентных органов. Мало ли чего? Вдруг на вас донесут? А мы тут как тут с этой бумагой. Знаем, вы наш. И вот что еще, дорогой: не подпишете – все ваши знакомые, близкие, друзья, коллеги узнают о том, что вы уже полгода за ними шпионите. Поймите, уважаемый, вы давно сексот. Сейчас мы просто узакониваем отношения с вами. А эта бумажка поможет вам в жизни, облегчит продвижение по службе. Да и выезд за границу станет для вас вовсе не проблематичным. Хотите в туристическую группу, которая направляется в Италию? Мы включим вас безо всяких проблем. Да-да, и с женой, а как же! Нам нужны там очень крепкие семейные пары. Советские, преданные.

Вот приблизительно так, по этой схеме и велась вербовка. Нужно заметить, что очень и очень многие личности попадались на компромате. Люди оказывались в очень неприятных жизненных ситуациях. Например, уважаемый человек залетел в вытрезвитель или в кожно-венерический диспансер после отдыха на теплом море.

Вначале они соглашались на передачу некой безобидной, как им казалось, информации. Потом такие персоны подписывали это самое соглашение о сотрудничестве. Оно делало их настоящими сексотами, заставляло вести двойную жизнь, существовать в вечном противостоянии со своей совестью.

Немало, конечно, было и таких, кто умело и успешно продвигался по службе благодаря связям с КГБ. Этого тоже нельзя отрицать. Система не только искала преданных ей товарищей, но и успешно находила их в более чем достаточном количестве.

В общем, вы сейчас без труда можете вообразить ту ситуацию, когда в гости к Раневской пришел сотрудник КГБ. Вам вполне удастся понять, что она чувствовала.

К этому времени Фаина Георгиевна была уже народной артисткой СССР. Иными словами, партия и правительство, безусловно, считали ее своей. Но Раневская до сих пор оставалась вне рядов КПСС. О попытках привлечь ее в ряды коммунистов вы уже читали. Но если партия в лице высокопоставленных секретарей отступилась от своего замысла, то комитет решил вплотную заняться актрисой.

Разработкой Фаины Раневской – именно так на языке сотрудников конторы называлась вся деятельность по вербовке и дальнейшему вовлечению кого-либо в ряды сексотов – занялся начальник контрразведки генерал-лейтенант Олег Грибанов. К его чести нужно заметить, что он был человеком не только преданным делу КПСС, но и просто очень умным, профессионалом своего дела. Более всего генерала, конечно же, интересовала работа. Но он был человеком образованным, интеллигентным, поэтому в первую очередь уважал таких же толковых профессионалов. Неважно, в какой сфере они работали.

Для возможной вербовки Раневской был назначен молодой, но подающий надежды сотрудник Коршунов. Этот парень был преисполнен ответственности за порученное дело и осознавал всю его важность. Он решил потратиться и провести первую встречу с Раневской в самом подходящем для этого месте – в ресторане. За свой счет!..

Фаина Георгиевна давно ждала такого приглашения. Она не была легкомысленной женщиной и прекрасно видела, как вокруг каждого актера театра вились странные серые личности. Раневская понимала, почему вдруг то один, то другой ее коллега появлялся в театре с затуманенным скучным взглядом. Она никого не осуждала, знала, что человек не может прожить жизнь без греха. Кто-то всегда попадается. Иначе и быть не может.

Коршунов принялся за деловой разговор после первой же рюмки, даже не притрагиваясь к запеченному гусю, красовавшемуся на столе. Начал он не издалека, а прямо в лоб. Мол, знает ли уважаемая Фаина Георгиевна, сколько усилий тратит Советский Союз на то, чтобы сохранить мир во всем мире, обеспечить своим гражданам счастливую жизнь в условиях полной безопасности?

Фаина Раневская вмиг прониклась серьезностью разговора, буквально глядела в рот своему собеседнику. Все, что он говорил, вызывало на ее лице неподдельный интерес. Ужас, негодование, желание исправить ситуацию, помочь читались в ее взгляде, морщинках возле глаз, стиснутых губах.

Коршунов увидел такой вот отзвук своих слов на лице собеседницы, и его, как говорится, понесло. Он рассказывал Раневской о тысячах шпионов, пойманных сотрудниками КГБ, приводил примеры, когда под личиной добропорядочных людей скрывались агенты империалистических держав, смертельно опасные для советского общества.

Дальше – больше. За столиком с вином и остывшим гусем зазвучали цитаты из программы КПСС. Потом последовал логичный вывод о том, что долг каждого советского человека – помочь государству в его борьбе с мировым империализмом.

Мол, в этом Раневская может помочь.

– Но как же?.. – опешила Фаина Георгиевна. – Я не умею стрелять, разоблачать врагов, читать тайнопись и пользоваться секретной радиоаппаратурой.

– Ерунда! – гордо ответил Коршунов. – Можно действовать иначе, причем эта помощь будет очень и очень эффективной. Нужно внимательно следить за своими товарищами. Помните, каждый из них может быть по причине своей моральной слабости завербован вражеской разведкой. Нам очень важно знать, где и с кем встречается каждый актер театра во время гастролей. Кто к нему приходит в гости? Кого он посещает? Какие анекдоты рассказывает? С кем больше всего секретничает на балконе, выходя будто бы покурить? Вы понимаете, товарищ актриса, о чем я говорю? – Коршунов, весь преисполненный чувства собственного достоинства, замер в ожидании.

Фаина Раневская неспешно, но очень волнуясь, – это обстоятельство отметил Коршунов в своем докладе – достала папироску из пачки, нервно прикурила и выдала:

– Мне с вами, молодой человек, все понятно. Как, впрочем, и с самой собой. Сразу, без лишних слов, заявляю: я давно ждала момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничать! Я лично давно к этому готова – разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней. Можно сказать, что это моя мечта с детства. Беда в том, что тут есть одно маленькое «но»!

Коршунов слегка опешил. Он ожидал какого-то кокетливого ломания, жеманности, отрицания, в конце концов. Но только не такого горячего согласия сотрудничать и начать прямо здесь и сейчас! Естественно, в душе парень возликовал. Упомянутое маленькое «но» его даже обрадовало. Вот сейчас он сможет разрешить эту небольшую проблему и впервые проведет очень успешную вербовку!

– Какое же может быть «но», товарищ Раневская? – деловито осведомился Коршунов.

Фаина Георгиевна помедлила, затянулась папироской. Она посмотрела на Коршунова, как на самого старого и преданного друга.

Актриса подалась вперед, снизила голос до полушепота и начала рассказывать комитетчику о своих проблемах:

– Во-первых, я живу в коммунальной квартире. Вы же представляете, что это такое? Стены толщиной в лист бумаги. Ты пукнул – у соседей выстрелило орудие. Во-вторых – в этом неловко даже признаваться, но от факта не уйти – я громко разговариваю во сне. Понимаете, это чисто профессиональная болезнь. Я же актриса, мне приходится учить наизусть много совершенно нелепого текста. Я жутко измучиваюсь, запоминая всю эту дребедень. Так уж получилось, что я сейчас во сне твержу самое важное для себя. Вот есть очень значимый кусок – я его буду повторять великое множество раз. Мне очень неудобно бывает по утрам. Соседки выходят в коридор и рассказывают мне мою роль! Они все слышат, не спят ночами!

– Простите, а при чем здесь наша совместная работа? – осведомился Коршунов, слегка растерявшись.

– Ну как вы себе представить не можете?! Вот, допустим, я получаю от вас секретное задание. А вы знаете, я ведь очень обязательный человек, хотя и не особенно умный. В задании, как я понимаю, будут явки и пароли. Это же все нужно помнить! И вот я буду во сне повторять секретные данные. Вы же толковый человек, я уверена, вас там всему-всему учат. Вы же прекрасно понимаете, что эти самые мыслительные процессы в голове человека ночью абсолютно ему неподвластны. Именно во сне они происходят самым активным образом!

– Но эти процессы, они же безобидны? – пролепетал Коршунов, чувствуя, что весь его успех завис на тончайшей ниточке.

– Как же вы не понимаете! – Раневская трагически заломила руки. – Я же это буду произносить в голос, во сне, громко! Вы не знаете, но я вам сообщу. Моя комнатка в коммуналке прослушивается с трех сторон: от двери и от соседей. Я даже не уверена в том, что кто-то ночью не прилипает к стене здания, чтобы слышать меня сзади! Теперь я не представляю, что может получиться. Я от всего сердца, искренне желаю помочь нашим органам, но вместо помощи они получат невольного предателя! Ведь утром вся квартира будет знать, какие у меня планы, с кем я должна встретиться, за кем наблюдать! Это же мгновенный и полный провал! Все шпионы в нашем театре вмиг притихнут и не станут показывать свое змеиное жало.

Коршунов был обескуражен. Раневская произносила свой монолог страстно, предельно искренне. Комитетчик не мог не заметить и не зафиксировать этого. Вся проблема для него состояла в том, что ему нечего было возразить! Ведь если женщина действительно разговаривает во сне и озвучивает в это время самое для себя важное, то она же как пить дать выболтает всю секретную информацию!

Настроение молодого сотрудника КГБ катастрофически упало. Утешало его только одно: актриса готова сотрудничать с органами! В конце концов Коршунов решил, что его миссия выполнена. Он ведь завербовал новую сотрудницу! А об остальных трудностях пусть думает его начальство. У него для этого есть и связи, и возможности.

Гуся они так и не доели. Коршунов очень заторопился. Ему не терпелось быстрее, что называется, по свежим следам сделать отчет и предоставить его грозному генералу Олегу Грибанову.

Завтра утром Олег Грибанов принял у себя молодого сотрудника. Он вскользь взглянул на листы отчета об операции. Потом генерал пригласил Коршунова к столу и спросил строго, но по-отечески заботливо:

– Ну что, крепкий орешек эта Раневская?

– Всякий орешек колется КГБ, – уверенно ответил Коршунов.

– Что, получилось? – Грибанов кивнул на исписанные листы. – Это я потом почитаю. Кратко доложите.

– Баба согласна работать на нас, я это нутром чувствую, Олег Михайлович! Но есть объективные сложности, выражающиеся в особенностях ее ночной физиологии.

Вот тут опытный генерал КГБ непроизвольно улыбнулся. Он понял, что знаменитая актриса запросто обвела его сотрудника, безусого юнца, вокруг пальца.

Но Грибанов решил не форсировать события, спросил заинтересовано и участливо:

– А что такое? Бедная женщина писает в постель?

Молодой Коршунов не понял всего сарказма, скрытого в этом вопросе, и ответил так, как будто выложил козырный туз:

– Все куда сложнее, Олег Михайлович. Фаина Георгиевна Раневская разговаривает во сне. Причем высказывает все, что для нее является самым важным. Актриса же. А соседи слушают. Это кодло надо бы взять на заметку. А так – наша баба, истинно говорю. И умная!..

Генерал позволил себе улыбнуться. Он и рассмеялся бы, но пожалел юного сотрудника. В принципе, этот Коршунов – неплохой парень. Да, попался на удочку. Но это не его вина, а заслуга Раневской.

– И какие выводы ты сделал? – спросил Грибанов. – Смелее, не стесняйся.

– Так это, товарищ генерал!.. – Коршунов поднялся со стула, вытянулся, как того требовал устав, и отрапортовал: – Предлагаю использовать наши возможности для того, чтобы в самое короткое время товарищ Фаина Раневская получила отдельную квартиру, а мы – надежного сотрудника.

– Садись. – Грибанов опять улыбнулся. – Это ты очень правильно заметил. Народная артистка СССР, а живет в комнате коммунальной квартиры. Вот тебе адресок, съездишь, поговоришь.

– Слушаюсь! – Коршунов обрадовался тому, что его предложение нашло такой горячий отклик у начальства. – Разрешите идти?

– Идите.

Когда молодой опер вышел, Грибанов не без интереса стал читать детальный отчет о прошедшей встрече. При этом он весело улыбался.

Потом этот человек потянулся к трубке, набрал номер, не заглядывая в справочник, и сказал:

– Фаина Георгиевна? Здравствуйте, дорогая. Это генерал-лейтенант Олег Грибанов, контрразведка. Не удивлены?

– Ну что вы, голубчик, ничуть не удивлена, но очень польщена, – ответила Фаина Раневская. – Мне безо всякого притворства очень приятно. Мне никогда еще не звонили генерал-лейтенанты КГБ. Только один маршал…

– Да, я знаю о ваших… о вашей дружбе с Толбухиным, – с легким сожалением ответил Грибанов. – Но сейчас вот я выслушал отчет своего молодого сотрудника о встрече с вами, посмотрел его доклад. Знаете, мне доставило удовольствие это чтение. Я почти смеялся в голос, чего практически не бывает с взрослыми генералами…

– Все генералы, которые настоящие, мальчишки в душе, – скромно заметила Раневская. – Согласны, Олег Михайлович?

– Да, вы правы… – чуть призадумавшись, согласился Грибанов. – Есть в нас что-то оттуда. Без задора солдату не стать генералом.

– Спасибо вам, товарищ генерал-лейтенант, – поблагодарила Раневская. – Я сейчас, после вашего звонка, могу рассчитывать на спокойную работу в театре без участливого внимания со стороны ваших сотрудников и их желания сделать меня своим товарищем?

Грибанов немного помедлил, потом ответил:

– Лично распоряжусь! Но, Фаина Георгиевна, ваше спокойствие с моей стороны может быть гарантировано только за две контрамарки на спектакли, в которых вы заняты.

– Поторгуемся? – спросила Раневская.

– Никак нет, – серьезно ответил Грибанов. Две и не иначе.

– Ох уж эти мужчины! – Фаина Раневская вздохнула. – Значит, две. В ложе, я понимаю?

– Да.

– Я записываю их на фамилию… Грибаноскауте. Пойдет?

– Да вы прирожденный комитетчик! – Грибанов рассмеялся. – Спасибо, Фаина Георгиевна!

– Вам спасибо, Олег Михайлович. Вы утвердили во мне веру в людей, которая, надо сказать, очень пошатнулась.

Остается добавить, что на следующем спектакле Раневская увидела в ложе статного подтянутого мужчину, в котором без труда для женского глаза угадывался военный. Рядом с ним сидела совсем юная, обворожительная девушка. Она следила за действием на сцене, не скрывая своих непосредственных, весьма бурных эмоций.

Это обстоятельство окончательно успокоило Фаину Раневскую. Больше комитет ее не трогал. А через месяц Фаина Георгиевна неожиданно получила сообщение о том, что ей выделена отдельная квартира.

Комитет госбезопасности и вправду имел неплохие связи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.