Старосты в деревнях помогали и партизанам, и немцам Данилов Иван Петрович, 1924 г. р

Старосты в деревнях помогали и партизанам, и немцам

Данилов Иван Петрович, 1924 г. р

Боец партизанского отряда имени Калинина (бригада Молотова, Пинское партизанское соединение). После войны – доктор медицинских наук, профессор, гематолог. Возглавлял Институт переливания крови, кафедру пропедевтики внутренних болезней Минского мединститута, работал в Институте радиационной медицины. Живет в Минске.

Гардероба как такового у нас не было. Кто в чем явился в партизанский отряд, тот в том и ходил. Единственное, украшали либо шапку, либо кепку красной ленточной наискосок. Все. Но и это не было обязательным. Те, кто отступали из-под Бреста, «окруженцы», они вначале ходили в армейской форме, потом форма эта износилась, они тоже перешли на гражданскую одежду.

У меня был такой небольшой короткий кожушок и была шапка из овчины зимой, а летом – обычный костюм. И все. Обувь – сапоги с портянками в основном, редко ботинки. Сапоги больше всего ценили, потому что они теплые, более удобные. Мне, например, на лошади было удобно в сапогах. В сапоги заправлены брюки, в сапогах удобно садиться на лошадь, удобно с нее спрыгнуть. Эта обувь ремонтировалась в мастерской, которая была при отряде…

Однажды мы сбили немецкий агитационный самолет, который разбрасывал листовки. В кабине было три летчика, мертвых. С них сняли одежду, обувь, крепкие такие ботинки, и раздали желающим.

Там работали бежавшие из гетто евреи, портные, организовали мастерские – и швейные, и обувные. Поэтому мы не испытывали никаких затруднений с одеждой. У местного населения были дубленые шкуры, которые некуда было девать. Немцы, когда почувствовали, что такое наши морозы, зимой 41-го даже начали собирать у местного населения эти овчины.

Мой приятель – он партизанил в Витебской области – рассказывал, что они испытывали нужду буквально во всем: голодно было, надеть нечего. Тут дело вот в чем: на территории Западной Украины и Западной Белоруссии до войны не успели провести коллективизацию. Были крепкие хозяйства, население так не бедствовало, как на востоке. Это, к сожалению, факт…

Военного обмундирования у нас не было. Все, в том числе и командир отряда, ходили в гражданском. Некоторые носили немецкие мундиры, что-то там перешивали, спарывали нашивки. Правда, если в такой одежке попадешься – немедленно расстреляют! Считалось, что форма была снята с убитого, значит, тот, кто ее носит, – партизан.

Однажды мы сбили немецкий агитационный самолет, который разбрасывал листовки. В кабине было три летчика, мертвых. С них сняли одежду, обувь, крепкие такие ботинки, и раздали желающим. И они носили. Несколько ребят, которые бежали из полиции, так до конца войны и проходили в полицейских шинелях. Только прицепили эти самые красные ленточки.

Да, бывали такие случаи, когда заходили в деревню, брали домотканое полотно у крестьян, отрез ткани на портянки, у некоторых оставалось еще фабричное сукно. Забирали, а что оставалось делать? Добром далеко не все соглашались давать. Но это все-таки были исключения.

Все были обложены партизанскими налогами. Овес для лошадей наших, сало, хлеб по заданию в деревнях выпекали… За мной была закреплена деревня Христино, за другим – другая, за третьим – третья и так далее… Нас было во взводе около 25 человек, и каждый имел свою деревню. Были в контакте, в основном, со старостами. Я приходил тайно к старосте и давал ему задание, что доставить за Днепро-Бугский канал. Он, бедняга, был вынужден выкручиваться, потому что надо было сдавать налоги и немцам, и партизанам… После войны его осудили на 15 лет. И он писал во все инстанции жалобы, доказывал, что помогал партизанам. Меня вызывали в КГБ, когда я уже был студентом, и просили подтвердить: правда ли? Я подтвердил. Это же самое сказал и мой командир… Этот староста прислал мне потом благодарственное письмо, писал, что его освободили из лагеря только из-за нашего заступничества. Как он выкручивался тогда, когда собирал по хатам для нас продукты, – не представляю. И никто ведь не донес на него. Такой мужик был неглупый.

Говорят, мол, партизаны практически никогда не раздевались, и спали, и ели в одежде. Не знаю, может, где-то так и было. У нас лишь однажды был такой период, когда мы попали в окружение… Мы тогда в течение двух месяцев действительно не раздевались. И нас одолели вши. Я заболел сыпным тифом. Лежал. Тяжелое состояние было, с бредом, у меня даже забрали оружие.