Хелло, Джуди
Хелло, Джуди
Судно из гавани выйти готово,
Над побережьем редеет туман.
Кончен заход, отдаются швартовы,
Снова нас ждет впереди океан.
Крылья раскрыли портовые боны,
Время пришло возвращаться домой.
Новой Зеландии берег зеленый
Тает за нашей за кормой.
Гуд бай, Джуди, курс намечен,
Нам не встретиться вновь.
Чем короче были встречи,
Тем сильнее любовь.
В Веллингтоне нынче лето,
А в России метель,
На планете дальше нету
Наших разных земель.
Меж кромешных серых буден
Обо мне вспоминай,
Гуд бай, Джуди, гуд бай, Джуди,
Гуд бай, Джуди, гуд бай.
Быстрой водой, убегающей в реках,
Необратимое время течет.
Тем, для кого миновало полвека,
Двадцать часов перелета не в счет.
Канули в ночь гималайские склоны,
От неподвижности ноги свело.
Новой Зеландии берег зеленый
Снова плывет под крыло.
Хелло, Джуди, хелло, Джуди,
Я вернулся опять.
Хелло, Джуди, хелло, Джуди,
Выйди друга встречать.
Непогода в странах Юга,
И немолоды мы.
Как узнаем мы друг друга
На пороге зимы?
Южный ветер щеки студит,
А на сердце тепло.
Хелло, Джуди, хелло, Джуди,
Хелло, Джуди, хелло!
В феврале 1974 года на переходе из Австралии в Новую Зеландию у нашего научно-исследовательского судна «Дмитрий Менделеев» сломался баллер руля – важнейшая часть механизма рулевого управления корабля, и нам пришлось почти три недели простоять в Веллингтоне, ожидая, пока запасные детали доставят из Германии. Лишенные местных денег, мы все дни этого вынужденного отдыха проводили на океанских пляжах под Веллингтоном, где купались и собирали раковины галиотисов с яркой перламутровой изнанкой. Во время этой стоянки мне довелось подружиться с коренной новозеландкой Джуди Холловей, яркой и статной каштанововолосой вдовушкой, прапрадед, которой, сэр Джон Холловей, судя по ее уверениям, был старпомом у Джеймса Кука на бриге «Дискавери». Это, кстати, ничуть не помешало ей оказаться убежденной левой коммунисткой, чуть ли не маоистского толка. У нее была небольшая машина, на которой она возила нас по побережью. У нас даже были достаточно обширные дискуссии и эмоциональные на политические темы.
До встречи с Джуди я не был знаком с зарубежными женщинами. Она была на редкость хороша собой и сильно отличалась от советских женщин. Так дикие гуси отличаются от домашних. Она была свободна. Она говорила то, что хотела, она улыбалась, когда хотела, двигалась как-то иначе, чем наши. А главное – она каждую минуту понимала, что она женщина.
Хорошо помню наш выход из Веллингтона 2 марта, когда в воздухе закружились первые желтые листья и в Новой Зеландии началась осень. Накануне на судне был устроен прощальный вечер. Взволнованная предстоящим расставанием и раскрасневшаяся от вина, Джуди, скинув мешавшие ей высокие туфли, танцевала в нашей кают-компании босиком, не обращая внимания на недовольные взгляды первого помощника. На следующий день она должна была приехать проводить меня, но на пирсе так и не появилась. Судно ушло, и я, глядя на ускользающий зеленый новозеландский берег, написал грустную песню, которая начинается словами: «Прощай же, Новая Зеландия, прощай же, город Веллингтон».
Я был уверен, что с Джуди мы никогда больше не увидимся. Но все сложилось иначе. В 2009 году, через тридцать пять лет после нашей встречи, я должен был выступать с концертами в Новой Зеландии, и мои друзья решили ее разыскать. Было это нелегко. У меня не сохранилось ни ее адреса, ни телефона. Я помнил лишь, что жила она в Веллингтоне и состояла в местной коммунистической партии. В итоге нашлось около сотни Джуди Холловей, которые подходили по этим параметрам, но никто из них не знал Александра из России. И лишь совершенно случайно, по старой книжке членских взносов новозеландской компартии, удалось найти ту самую Джуди. Она уже давно не живет в Веллингтоне и не состоит в коммунистической партии. Когда я летел в Веллингтон, то написал новую песню о Новой Зеландии – «Хелло, Джуди».
В аэропорту группа людей из русского «комьюнити» встречала меня шумно, с хлебом-солью, гармошкой и водкой. Рядом с ними стояла седая сутулая женщина, в которой я с трудом опознал прежнюю красавицу Джуди Холловей. Только глаза, улыбка и белоснежные зубы остались такими же. Выяснилась удивительная история. Оказалось, что накануне нашего отхода из Веллингтона Джуди приезжала к нам на судно, а меня в тот момент на борту не было. Она привезла мне письмо, в котором было золотое колечко и предложение остаться с ней в Новой Зеландии навсегда. Она долго думала, кому это письмо передать, и в конце концов вручила его, как она считала, самому надежному человеку на нашем судне – замполиту. Я узнал об этом только по прошествии тридцати пяти лет. Замполит мне, конечно, ничего передавать не стал. Но он поступил как порядочный человек, потому что, в конце рейса составляя политдонесение, не написал на меня донос. Иначе все мои плавания в океане и все связанное с ними прекратилось бы в том далеком 74-м году.
Джуди рассказала мне еще одну забавную историю, о которой я ничего не знал. Оказывается, что после того как она встретилась с нашим замполитом и передала ему подарки для меня, он ей тоже вручил памятный подарок, как будто бы в знак любви от меня. Это был портрет Владимира Ильича Ленина, который наряду с книжкой стихов, подаренной мною, она бережно хранила все эти годы.
За три с половиной десятилетия, которые мы не виделись с Джуди, в ее жизни произошли существенные изменения. Тогда она была простой учительницей, а за это время стала известной детской писательницей, автором около двух десятков книг, которые пользуются широкой популярностью у детей Новой Зеландии. У нее большая семья, внуки и правнуки. Жизнь не баловала ее. Она дважды была замужем. Овдовела. Ее старшая дочь умерла. Пару десятков лет назад в нее влюбился какой-то очень богатый английский бизнесмен и предлагал ей руку и сердце. Она отказалась. «Ты капиталист, – заявила она, – я не могу принять деньги, нажитые на эксплуатации людей». Политические взгляды ее и сейчас не сильно поменялись, – когда она приехала встречать меня в аэропорт, то держала в руках книгу о Фиделе Кастро.
Вот что Джуди тогда рассказала мне и съемочной группе фильма «Атланты держат небо…» об истории своей семьи, которая тесно связана с историей Новой Зеландии, и нашей встрече тридцать пять лет назад:
– Я родилась в центральной части Северного острова Новой Зеландии. Среди моих предков есть ирландцы, норвежцы, маори, французы. Моего первого европейского предка, который женился на маорийке, звали Уайла. Он приплыл на китобойном судне и женился на дочери вождя племени, которое обитало на севере Новой Зеландии.
– Когда это было, в каком веке?
– В 30-е годы XIX века. Затем он купил корабль и плавал на нем вокруг Новой Зеландии.
– Это была экспедиция?
– Нет, он занимался торговлей, продавал вещи, а его жена выращивала первые в Новой Зеландии овощи и растения из семян, которые привозили на кораблях из Европы. Также она разводила сады, а поскольку она была маори высокого происхождения, то много ее людей работало в этих садах, выращивая новые растения. У них был свой магазин по продаже строительных материалов. В нашей семье сохранилась гравюра с изображением корабля Уайлы. В 1865 году этот корабль отправился на Южный остров Новой Зеландии, но произошло кораблекрушение, и все, кто на нем был, погибли, в том числе трое его сыновей. Это была большая семейная трагедия.
Все мои родственники по материнской линии были норвежцами, прибыли сюда в 1872 году и обосновались на Восточном побережье в маленьком городке Нортуорт. Моя прапрапрабабушка вышла замуж за ирландца. Вот такая у меня кровь! У моих тетушек были превосходные благородные манеры, и все они так и не вышли замуж, поскольку потеряли своих женихов во время Первой Мировой войны. Они жили вместе со своими родителями: моим дедушкой и моей бабушкой. Когда я впервые увидела пьесу Чехова «Три сестры», ее героини очень напомнили мне моих тетушек. Они были старенькие и старомодные, но с высокими моральными идеалами и очень романтичные.
– А ты помнишь нашу первую встречу в семьдесят четвертом году?
– Мы встретились в советском посольстве. Все пили водку и пели песни, такие, как «Подмосковные вечера». Ты пел под гитару какие-то другие песни. Мы думали, что русские очень закрытые, но немного водки, и все они улыбаются и поют. Это необычно для нас, потому что новозеландцы – достаточно застенчивые люди. Мы ждем от других, что они первыми откроются нам. Русские люди на вашем корабле пошли нам навстречу. Особенно ты. Твой взгляд был очень думающим, очень знающим и очень понимающим. Ты пел замечательно и был очень красивым мужчиной.
– Тогда у меня еще были волосы…
– Очень много. Пышная шевелюра. Знаешь, за эти несколько дней ты стал для меня необыкновенно близким и родным. Я была тогда молодой, и я влюбилась в тебя. Ни до, ни после я не влюблялась в людей с корабля. Я верила в наши с тобой отношения. Я думала, что обязательно встречу тебя еще раз в этой жизни. Но ты не ответил на мое письмо, я не понимала, почему ты молчишь. Да, у меня были сильные чувства к тебе в то время. Потом я много разочаровывалась в мужчинах. Но когда я брала в руки книгу стихов, подаренную тобой, я всегда пыталась представить, где ты, чем ты занимаешься.
– А почему ты не пришла проводить меня?
– В последний день вашей стоянки мы с моей подругой пришли попрощаться с тобой. Корабль должен был уйти в два часа, но когда мы пришли на пирс, судно уже выходило из бухты. Оно ушло раньше назначенного времени. Я плакала. Надеялась, что тебе передали мое кольцо и письмо. Я ждала. Теперь я узнала правду – у тебя были бы неприятности, если бы тебе передали письмо. Это удивительная история. Наверно, это сюжет для романа. Как в русской литературе, когда у романа открытый финал.
Два седых старых человека, мы гуляли с ней по пустынному и по зимне холодному Веллингтону, поднимались на гору Виктория, стояли на безлюдном каменистом пляже, где когда-то собирали галиотисов, и вспоминали о прошлом. «Могли ли мы с тобой тогда остаться вместе? Вряд ли. Это было бы очень трудно. Тебе пришлось бы жить в Новой Зеландии или мне в России. Нет, это невозможно. Ты – очень русский, я – очень новозеландская. Для этого надо хорошо знать язык, – ты писатель, я писательница». На моем последнем концерте в Веллингтоне, когда я запел песню «Хелло, Джуди», она вышла на сцену и под бурные аплодисменты зала подпевала мне припев.
Новая Зеландия страна моряков. Все ее коренные жители прибыли сюда морским путем. Может быть, поэтому здесь существует настоящий культ яхтенного и парусного спорта. Для европейцев новозеландский берег впервые открыл в 1642 году голландский мореплаватель Абел Янсзон Тасман и назвал его в честь самого большого острова Балтийского моря – Новой Зеландией. Но обследовал все ее берега, проливы и побережья Джеймс Кук. Хотя первые поселенцы, островитяне с островов Раротонга, с острова Таити и, возможно, с Гавайских островов, пришли сюда задолго до Тасмана и Кука, как сейчас полагают ученые, где-то на рубеже XIII–XIV веков. Даже сейчас, в начале XXI столетия, в Новой Зеландии есть районы, где живут исключительно маори и куда не ступала нога белого человека. До сих пор между потомками европейских переселенцев и аборигенов идут большие споры по поводу прав на ту или иную территорию.
Сейчас в Новой Зеландии заключается очень много смешанных браков между потомками англичан и маорийцами, и даже если у человека есть всего одна тридцать вторая маорийской крови, то он гордо записывает в анкетах (а здесь присутствует «пятый пункт») свою национальность как «маори», которая считается наиболее «престижной». А для всех остальных употребляется маорийское слово «пакеха», которое переводится как «бледнолицый».
На вершине горы Виктория – самой высокой горы, которая возвышается над столицей Новой Зеландии, стоит памятник знаменитому исследователю Антарктиды контр-адмиралу американского флота Ричарду Бэрду, который начиная с 1929 года возглавлял целую серией экспедиций в Антарктиду и внес немалый вклад в ее изучение. Но, что не менее важно, именно он явился инициатором того, чтобы антарктический континент не использовался для испытания ядерного или какого-либо другого оружия и для добычи полезных ископаемых в интересах какой-то одной страны. Бэрд ратовал за то, чтобы Антарктида навсегда стала областью международных научных интересов и только международное сообщество совместно могло руководить исследованиями Белого континента.
Из Веллингтона я отправился в Окленд, где у меня также были запланированы выступления. Сюда же приехала Джуди, захватив с собой огромный чемодан с косметикой, какими-то перчатками, шарфами и другими предметами женского туалета, которые она меняла каждый день. Окленд – не только самый большой город Новой Зеландии, но и его деловой центр. Он значительно больше, чем Веллингтон, столица этого островного государства. Здесь живет более полутора миллионов человек, что достаточно много, если учесть, что все население Новой Зеландии составляет немногим более четырех миллионов человек.
Неподалеку от Окленда находится музей, который совершенно точно отображает быт удивительного племени маори, предки которого пришли к берегам Новой Зеландии несколько столетий назад на больших, достигавших нескольких десятков метров в длину, каноэ. Для того чтобы на подобных судах пересекать Тихий океан с острова Раротонга или с более дальних Таити и Гаваев, нужно было быть отважными мореходами. При этом маорийские мореплаватели не просто пересекали Тихий океан в одном направлении, но могли и возвращаться обратно, а значит, имели серьезные для того времени представления о навигации.
Восемь каноэ приплыли сюда с островов Раротонга,
В каждом по сорок гребцов, женщины, свиньи и дети.
Мифы изустные нам повествуют о том, как
Осуществлялись нелегкие плаванья эти.
Чайки кричали над ними тревожно и тонко.
Светом багровым пылали во мраке зарницы.
Восемь каноэ приплыли сюда с островов Раротонга
За шесть веков до прихода людей бледнолицых.
Восемь каноэ приплыли сюда с островов Раротонга,
К черным базальтам и красным камням рапакиви.
Бронзоволицые нынче гордятся потомки
Тесным родством с полосатою птицею киви,
Что в полуночном сиянии лунной дорожки,
В час, когда в небе развернута звездная карта,
Спит, опираясь на нос и на тонкие ножки,
Как самолет в ожидании нового старта.
Маори были искусными охотниками, рыболовами и храбрыми воинами. Англичане, придя сюда, не воевали с ними, как, например, с индусами, не покоряли их, как другие племена в своих колониях, и не уничтожали, как аборигенов Австралии, а были вынуждены заключить с местным населением мирный договор. Маори оказались на редкость смышлеными: быстро купив у англичан огнестрельное оружие, они стали оказывать колонизаторам серьезное сопротивление. Интересно, что английский и маорийский тексты заключенного в середине XIX веке контракта не совпадают друг с другом. Поэтому сейчас маори очень активно борются за свои права, требуя возвращения своих исконных земель. Например, полосы вдоль моря, которая считается государственной собственностью, что мешает аборигенам ловить рыбу. Когда на прибрежном шельфе стали находить нефтяные месторождения и другие полезные ископаемые, то маори стали претендовать и на шельф, и на весь доход, который может быть с него получен. Кроме того, маори искусные резчики по дереву, которые владеют искусством удивительной многоступенчатой резьбы. Основным мотивом их творчества является изображение богов и сцен охоты. Причем бога новозеландские аборигены, как правило, изображали с птичьим клювом, поскольку обожествляли птиц. На более поздних изображениях божественных существ у них в руках могут быть и британский флаг, и мушкет, отобранный у белого человека.
В Новой Зеландии в отличие от Австралии, не водятся эндемичные животные или хищники, исключая, может быть, лишь древнюю птицу моа, которая напоминала страуса, превосходя его ростом, была покрыта почти медвежьей шерстью и не могла летать. К сожалению, аборигены съели эту птицу еще в XVIII веке, и от нее остались только чучела, пылящиеся в местных музеях. Самыми распространенными в Новой Зеландии деревьями являются каури – одни из древнейших видов хвойных растейний на нашей планете, которые пережили динозавров и встречались уже примерно сто пятьдесят миллионов лет назад во время Юрского периода. Растут каури полторы тысячи лет, в обхвате достигают шестнадцати метров, а в высоту могут вымахать до шестидесяти. Эти деревья очень ценятся еще и потому, что почти не поддаются гниению. Дома, выстроенные из каури в середине XIX века, стоят до сих пор и могут простоять практически вечно.
Новая Зеландия вулканическая страна. Даже Окленд стоит на десятках вулканов. Когда проезжаешь по новозеландским дорогам, то можно увидеть конусы маленьких и больших вулканов, которые заросли пышной растительностью. Новая Зеландия является крайним южным звеном огромного вулканического пояса, которое носит название «Огненное кольцо» Тихого океана. Начинается оно на Севере – от Чукотки и Берингова пролива, а заканчивается здесь, на побережье Тасманова моря, у берегов Антарктиды. Огромная плита под Тихим океаном задвигается под «Огненное кольцо», вызывая землетрясения и постоянные вулканические извержения.
На берегу озера Ротароа, посреди которого возвышается небольшой, но красивый остров вулканического происхождения, родилась старая маорийская легенда. На одном берегу жило одно племя маори, а на противоположном берегу – другое. И дочь вождя одного племени полюбила, как это часто бывает, сына вождя другого племени. Они долгое время были разлучены водным пространством, но однажды дочь вождя не выдержала и поплыла с берега озера на остров на встречу со своим любимым человеком, который ждал ее и волновался. Вода была холодная, и девушка еле живая доплыла до того берега и упала без чувств. Юноша подхватил свою возлюбленную и отнес в горячий источник, где она пришла в себя.
Летом 1974 года, вернувшись из Новой Зеландии, впервые попал на Камчатку, где проходил научный конгресс по вулканологии, и посетил Долину гейзеров и вулкан Узон. До сих пор помню, какое фантастическое впечатление произвели на меня эти места, очень похожее на тот парк гейзеров и горячих источников, в котором мне посчастливилось побывать в Новой Зеландии.
Узона марсианские цвета,
Где булькают таинственные глины,
Где неподвижен свет, и тени длинны,
И чаша неба алым налита.
Косяк гусей, прижившихся в тепле,
Стараюсь ненароком не спугнуть я.
Здесь киноварь рождается во мгле,
Кровавя почву смертоносной ртутью.
Земли новорожденной вид суров:
Здесь пузыри вскипают неустанно
И гейзеры взлетают, как фонтаны,
Над спинами коричневых китов.
Здесь понимаешь: сроки коротки
И ненадежна наша твердь земная,
Где словно льды плывут материки
И рушатся, друг друга подминая.
И мы живем подобием игры,
Ведя подсчет минутным нашим славам,
На тоненькой пластиночке коры,
Над медленно клубящимся расплавом.
В Окленде, в наиболее удаленной от России точке земного шара, действует самый южный на планете клуб русской авторской песни. Организован он стараниями Николая Вахрушева, приехавшего сюда много лет назад из Новосибирска. Николай и его жена Ольга организовывали мои концерты в Новой Зеландии в 2009 и 2011 годах. Члены этого клуба также в основном переехали сюда из Сибири, с Дальнего Востока, и сейчас авторская песня объединяет их как воспоминание о Родине.
Нередко путь в Новую Зеландию для людей, уехавших из стран бывшего Советского Союза, складывается непросто. Об этом мне рассказывали замечательные люди – Андрей Овсянников, занимавшийся в «Лихие 90-е» в России бизнесом, и супружеская пара врачей Наташа и Василий Лашмановы. Василий – врач-протезист, сейчас у них с женой своя частная клиника. «После того как мы уехали из Украины, – рассказала мне Наташа, – мы пять лет жили в Южной Африке и, когда решили, что нам все-таки лучше поменять местожительство, долго изучали карту и думали куда же лучше поехать. Мир большой, но нам показалось, что Новая Зеландия – это самая спокойная, тихая, дружелюбная страна. И мы не ошиблись. Я бы сказала, что это – последний рай на Земле. Мы ее очень любим».
Надо сказать, что мне довелось встречаться со многими русскими эмигрантами в самых разных странах. И, пожалуй, Новая Зеландия – единственная страна, где все приехавшие из России безоговорочно признаются в любви к своей новой родине и действительно называют ее Родиной, что отнюдь не типично для русского человека.
Я у края рожден морского.
Мне на суше жить не резон.
И меня привлекает снова
Остывающий горизонт.
Обветшалое сердце ноет,
Будто я над крутой волной
В узкогрудом сижу каноэ
У сородичей за спиной.
Ослепительных чаек крики,
Океанская бирюза,
Пялит с ростра бессонный Тики
Галиотисовые глаза.
Под прерывистый рокот гонга
Оставляем мы за кормой
Остров солнечный Раротонга
И Васильевский остров мой.
Над дугою большого круга
Сколько дней еще протяну?
Снова ветер сырой и грубый
Разгоняет в Неве волну.
Он опять в океаны гонит,
Не считая минувших лет,
И святой Николай-угодник
Мне ладошкою машет вслед.
Яркий солнечный день в октябре 2011 года. Джуди везет меня в аэропорт на своей крошечной машине. Я в последний раз обнимаю ее. Я прощаюсь с Новой Зеландией, с маленьким кусочком вулканической суши, висящей над погружающейся под нее Тихоокеанской плитой. Я прощаюсь со страной вечной зелени, где нет ни жестокой зимы, ни жаркого засушливого лета, где урожай можно снимать несколько раз в год. Я прощаюсь с ее коренным населением маори, удивительно талантливыми людьми, чьи песни так напоминают русские народные. Я прощаюсь с сообществом людей, которые нашли силы и возможность начать жизнь с «белого листа» – вдали от войн, национальных розней, революций и других неустройств, сотрясающих наш Старый Свет.
Регистрация, паспортный контроль. Уходя на посадку, перед последним поворотом, я оборачиваюсь и машу рукой Джуди. Старая седая женщина стоит и печально смотрит мне вслед. Она старается улыбнуться, но у нее это плохо получается. Самолет взлетает. Под крылом в просветах рваных облаков в последний раз мелькает яркий желто-зеленый берег Новой Зеландии. Мы расстаемся. На этот раз, похоже, навсегда.
Не повышает настроения
Лесистых склонов красота.
У нас сейчас метель весенняя,
А здесь осенние цвета.
Веселый марш играет радио,
Вода запела под винтом.
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.
Здесь мной не пахано, не сеяно,
Не для меня тепла вода.
В краю, где солнце светит с севера,
Не знать мне женщин никогда.
Грущу сейчас чего же ради я
И вспоминаю не о том?..
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.
В московском утреннем автобусе,
От красоты твоей вдали,
Я вспомню вдруг, что есть на глобусе
Полоска узкая земли.
Не потерять того, что найдено
На берегу твоем крутом.
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.