Люблю тебя.
Люблю тебя.
Жду и целую, и целую.
Твой
2/XI-21 г.
О Гржебине еще не мог узнать ничего! У него никого нет.
Разумеется, я буду тебе писать со всех станций, если уеду, ты пиши. Я к себе транспорт налажу.
Целую, целую, целую, целую.
Люблю тебя.
Жду и целую, и целую.
Твой
2/XI-21 г.
О Гржебине еще не мог узнать ничего! У него никого нет.
Разумеется, я буду тебе писать со всех станций, если уеду, ты пиши. Я к себе транспорт налажу.
Целую, целую, целую, целую.
«Я люблю: осенние дороги…» Я люблю: осенние дороги Под Парижем, в сумеречный час, Оттого что, верное, в тревоге Сердце одиноко любят вас. Я люблю старинные флаконы, Кактусы, камины и ковры. Оттого что, друг мой беззаконный, Вы со мной нечаянно мудры. И еще: цыганские
«Не Вы — а я люблю! Не Вы — а я богата…» Не Вы — а я люблю! Не Вы — а я богата… Для Вас — по-прежнему осталось все, А для меня — весь мир стал полон аромата, Запело все и зацвело… В мою всегда нахмуренную душу Ворвалась жизнь, ласкаясь и дразня, И золотом лучей своих
«Я люблю её печально и упрямо…»[113] Я люблю её печально и упрямо — Этой жизни мутную струю. Вот и вставлена в окно вторая рама. У стекла вспотевшего стою. Серый дождь в саду деревья занавесил. Бурые качаются листы. Переплёты выцветших садовых кресел Под дождем блестящи и
ЛЮБЛЮ Люблю простор, объятый клевером, И ширь, и глубь, и жизнь озер, След ветерка по лугу — веером, Когда выходим мы в дозор. На раздорожье у избушки, Там, где шумят березняки, Лосенок выпросит горбушку И нас проводит до реки. Земля солдату сердце радует: В цветке гудит
«Москва, Москва!.. люблю тебя как сын…» Москва, Москва!.. люблю тебя как сын, Как русский, – сильно, пламенно и нежно! Люблю священный блеск твоих седин И этот Кремль зубчатый, безмятежный. Напрасно думал чуждый властелин С тобой, столетним русским великаном, Померяться
Я звоню только сказать, что люблю тебя Среди самого неприятного, чем меня порой раздражает современная технология, — то, что, когда очередное новшество, ощутимо ухудшившее мою жизнь, ищет все новые и новые способы портить ее, мне позволяется жаловаться всего год-другой,
“Приключения не люблю, но зачитываюсь…” Как это ни странно, но старой, прошлого века, отечественной приключенческой (в прямом смысле этого слова) литературы или не было или почти не было. Перебивались переводной. Отсюда и “Монтигомо Ястребиный коготь” у Чехова и