Глава 37. Руфина Филби: она любила шпиона номер один
Глава 37. Руфина Филби: она любила шпиона номер один
Встреча с вдовой разведчика, члена легендарной «кембриджской пятерки»[27] Кима Филби далась мне нелегко. В нее, словно по определению, вторглись элементы детектива. Для начала, чтобы найти прямой телефон Руфины Ивановны, пришлось письменно обратиться в компетентные органы. Ответ пришел довольно быстро – встречу разрешили. При первом разговоре вдова самого знаменитого (возможно, после Зорге и Абеля) советского шпиона немного сомневалась – нравы нынешней прессы известны – и пожаловалась на вроде бы респектабельные «Известия», напечатавшие заметку, основной темой которой была, мягко говоря, слабость Филби к алкоголю. «Я очень дорожу памятью о Киме, и мне больно, когда искажается его образ», – сказала Руфина Ивановна. Я пообещал честную журналистику. Потом в московской квартире Руфины Ивановны начался ремонт, длившийся два месяца. А ей хотелось спокойного, цельного разговора о любимом человеке. Когда я попросился на ее подмосковную дачу, снова возникло препятствие: Руфина Ивановна предположила, что дачный поселок, в котором она живет, закрыт для фотосъемок. Тогда я нашел новый вариант: прямо напротив квартиры Филби размещается кафе «Пушкинъ». Вот где возможно все, подумал я: спокойная, душевная беседа, чай по-английски, приватный кабинет для интервью. Но не тут-то было. «Пушкинская директория», узнав, кто предполагает их посетить, с галантными манерами девятнадцатого века любезно попросила меня прислать официальный факс-запрос. Удивившись столь бюрократическим нравам респектабельной столичной кофейни, я довольно банально разрешил проблему: провел интервью в рабочем кабинете главного редактора одной из газет в центре Москвы.
…Рассматриваю фотографии, принесенные Руфиной Ивановной. Они для нее не только память о Киме, но и часть ее счастливой жизни, ее молодости. Нельзя не восхититься красотой этой женщины, следы которой сохранились и поныне. Да и как же элегантен и импозантен серебряновласый мужчина рядом с нею.
– Говорят, что между вами была огромная по советским меркам разница в годах?
– Да. Мы с Кимом из разных поколений. Из разных социальных миров. Казалось бы, ничто не предвещало нашей встречи. Познакомились совершенно случайно. Закончив Московский полиграфический институт и проработав немного в книжном издательстве, я устроилась в Центральный экономико-математический институт. Там я подружилась с коллегой Идой, которая вышла замуж за получившего в СССР политическое убежище английского разведчика Джорджа Блейка. (Высокопоставленный сотрудник британской разведки. Один из самых ценных шпионов КГБ, передавших советской стороне секретную информацию на более 400 британских агентов. Бежавший на Запад сотрудник польской разведки выдал Блейка. Он был арестован и приговорен лондонским судом к 42 годам тюремного заключения. Но с помощью КГБ ему удался побег в Советский Союз, где Блейк получил работу переводчика в издательстве. В СССР Блейк и сблизился с другим советским агентом – Кимом Филби. – Ф. М.)
Я стала регулярно общаться с этой семьей, бывала у них дома, мы вместе ходили на концерты. Однажды Ида, зная, что моя мама работает в Доме актера, попросила меня достать билеты на американский балет, впервые приехавший в Москву. Для себя, Иды, Джорджа и гостившей у него матери я купила четыре билета. Встретились мы у метро «Лужники». На встречу пришел друг Джорджа Блейка, которого мне представили как Кима. Вышло так, что мать Джорджа заболела, и Ким оказался в нашей компании. Мы познакомились. Как сейчас помню, это был солнечный день, и на мне были темные очки. Мы пожали друг другу руки. И мой новый знакомый попросил меня снять очки. «Я хочу видеть ваши глаза», – сказал он на ломаном русском языке. Меня удивили его слова, но я не придала им какого-либо значения. Болтая, мы с Идой пошли вперед. Мужчины шли позади. Спустя много лет Ким мне признался, что в эти минуты он сразу влюбился и решил на мне жениться. А у меня и мысли подобной в те мгновенья не возникло.
– Знали вы, с кем свела вас судьба? Слышали о Филби раньше?
– Смутно. Лишь один раз я встретила где-то упоминание об этом интересном человеке. Я вообще не очень интересуюсь незнакомыми людьми. Сейчас это может звучать странно, но в то время было не принято особо копаться в чужих судьбах. По дороге в Лужники Ида мне рассказала немного о Киме, и я поняла, что он имел отношение к КГБ. Но я не испугалась, реагировала спокойно. Ведь мы просто познакомились, и я восприняла этого мужчину в отрыве от политики, от профессии. Он не был для меня героем. Передо мной стоял просто пожилой мужчина с несколько одутловатым, помятым лицом. Много позже Ким скажет, что муж – не герой для своей жены.
– Наверняка эта сентенция в вашей дальнейшей с Филби жизни подвергалась сомнению? Для жен многих великих людей их мужья были пророками не только в своем отечестве, но и в собственном доме. Одно то, что он был человеком закрытым, секретным, должно было к нему притягивать, не так ли?
– Да, Ким был исключительным человеком во всех отношениях: в эрудиции, в человеческих качествах, в культуре. Меня всегда удивляло, что он был прав во всем, о чем рассуждал. А ларчик открывался просто – Ким говорил только то, в чем был полностью уверен. Это отличало его от многих других, особенно от русских. Если Ким хоть немного в чем-то сомневался, он просто говорил «не знаю». Он был умным, интеллигентным, безо всякого высокомерия, считал, что высокомерно держатся неполноценные, неумные люди. Настоящий человек всегда доброжелателен. И Ким по-доброму относился к людям, сочувствовал им. И не важно о ком шла речь: о простом человеке или о генерале. Для него имело значение только одно – человек как человек.
– Чем же закончился тот культпоход на балет, перевернувший, как я понимаю, всю вашу жизнь?
– После балета Ким пригласил всех нас к себе на шампанское. От метро ехали на троллейбусе по бульварам, и я неожиданно для всех решила пойти домой. Ким очень огорчился. А через несколько дней мы вновь встретились. Ида с Джорджем позвали меня к ним на дачу, куда неожиданно приехал и Ким. Это было так забавно. Он приехал с двумя огромными сумками, в которых гремели сковородки и кастрюли. К всеобщему удивлению он заявил, что хочет приготовить свое любимое французское блюдо – петуха в вине. Ким оказался отменным кулинаром. Кулинария была его страстью. С нескрываемым любопытством мы наблюдали, как он вынимал из сумок разнообразную снедь: мясо, грибы, овощи, вина. Спустя примерно час был приготовлен замечательный ужин. Потом Ида с Джорджем, утомившись, ушли спать. Ким же о чем-то доверительно беседовал с матерью Джорджа. Она была разговорчива, к тому же любила мелкими глоточками попивать русскую водочку. Разговаривали по-английски. Я ничего не понимала, кроме постоянно повторяющего слова «Руфа». Меня это немного смутило, и я отправилась к себе в комнату готовиться ко сну. Только я улеглась, как раздался скрип открывающейся двери. В кромешной тьме появился красный огонек и стал медленно приближаться ко мне. Огонек оказался сигаретой, которую курил Ким. Он осторожно присел на краешек моей кровати и торжественно произнес:
– Я английский мужчина!
– Да-да, – ответила я, – вы джентльмен.
– Я английский мужчина, – повторял он с пьяным упорством.
– Это прекрасно, – сказала я, лихорадочно вспоминая английские слова из своего скудного словарного запаса. Вспомнила лишь единственное подходящее к ситуации слово «tomorrow» (завтра).
– Завтра, завтра, – повторяла я по-английски.
Это, казалось, его убедило, и он медленно удалился. Но через минуту снова раздался скрип двери, и снова Ким показался на пороге. Все повторилось: «я английский мужчина» – «tomorrow»… Опять осторожно закрывается дверь и через мгновенье снова приоткрывается. Я твержу «tomorrow», корчась от смеха. После третьего или четвертого раза я продолжала с замиранием сердца всматриваться в темноту. «Английский мужчина» больше не появлялся. Я уснула.
На следующий день мы гуляли в лесу, и все было уже совершенно по-другому. Ким был трезв, серьезен, озабочен. Я на него взглянула другими глазами – это был и впрямь очень интересный мужчина – значительный, умный. И тут мне стало его жалко, я решила, что его мучают воспоминания прошлой ночи. Но, как оказалось, он совсем не помнил, что было прошлой ночью.
– Как дальше развивался ваш роман?
– Поначалу влюбленность Кима меня несколько тяготила, поскольку мои чувства к нему еще не пробудились. Ким несколько месяцев продолжал очень красиво ухаживать, пока я, наконец, не попала под власть его обаяния: в нем соединялись сила, уверенность и надежность в сочетании с необычайной деликатностью. В том же году мы поженились, и я переехала к нему, стала его помощницей, секретарем. Он никогда не подходил к телефону. На все звонки отвечала я, регулировала всю его внешнюю жизнь.
– Как Филби адаптировался в Москве, к советской атмосфере, ведь он приехал из Европы?
– Ким был удивительно пунктуальным человеком. Его шокировала русская необязательность. Скажем, я извещаю, что через 20 минут у него встреча, и Ким уже не присядет, начинает ходить по комнате из угла в угол, волнуется. А гость появляется через час. Или, например, ему приносили работу, говорили, что «срочная». Он понимал это буквально, тут же садился и все выполнял. Проходит неделя, а за «срочной» работой никто не приходит. Ким удивляется, возмущается. Он так и не смог привыкнуть к нашему разгильдяйству.
– Когда вы познакомились, Филби был абсолютно закрытым человеком. Интересно, как спадала эта закрытость? Ведь иначе бывший разведчик не смог бы стать для вас близким и родным.
– Действительно, поначалу о его прошлом я почти ничего не знала. В Советском Союзе он был настолько неизвестен, насколько знаменит на Западе. Однажды я была потрясена, когда в его личной библиотеке наткнулась на целую полку книг, посвященных его жизни. Правда, все книги были на английском, который тогда я плохо знала. Вообще мы общались друг с другом на смешной смеси французского с нижегородским. Освоив со временем английский, я выступала в роли его переводчицы. Вот тогда-то я и сумела прочитать книги о моем муже. Живя с ним бок о бок, трудно было сознавать его шпионское прошлое. Я никак не могла связать этого мягкого, в чем-то беспомощного человека с образом легендарного разведчика. К тому же я была так воспитана, что не любила задавать лишних вопросов кому бы то ни было. И сегодня, если честно, я сожалею о своей скромности, о том, что я все-таки многого не узнала о Киме Филби. Когда человек уходит из жизни, люди жалеют, что мало о нем знали. Всегда кажется, что он унес с собой многие тайны, откровения. Так произошло и с Кимом.
– Муж был старше вас на много лет, и в прошлой его жизни были, конечно же, увлечения. Об этом-то он вам рассказывал?
– Очень мало. Он не любил говорить на интимные темы. Но я поняла, что этого мужчину очень любили женщины. Кстати, муж тоже редко спрашивал о моем прошлом. Тому есть простое объяснение – Ким был очень ревнив. Только однажды он спросил даже не меня, а мою подругу, почему я не выходила замуж, ведь мне уже 38. В тот момент я готовила что-то на кухне, и она прибежала ко мне с вопросом: как же ему ответить. Я выпалила: «Скажи, что меня никто не брал». Рассказывая о забавных эпизодах из своего прошлого, я чувствовала, что Ким весь сжимался, будто боялся чего-то. Ида мне как-то сказала, что последняя жена Филби написала о нем книгу «Шпион, которого я любила», и добавила: «Почитай, тебе будет интересно». Совет меня заинтриговал, и я попросила Кима дать почитать эту книгу. Он мгновенно изменился в лице, потом ушел в свою комнату, и больше этой книги я не видела, хотя перерыла всю его библиотеку. Ким просто уничтожил ее. Как человек решительный, он умел отсекать за ненадобностью те или иные части своей прошлой жизни. Со мной у него началась другая жизнь, словно до меня ничего не было.
– Почувствовал ли он разочарование в социализме, увидев его прелести своими глазами? Каковы были в ту пору его политические взгляды?
– Знаете, однажды он сказал: «Я уже слишком стар, чтобы начинать все сначала». Конечно, многое, что он увидел в СССР, его разочаровало, но все-таки он оставался коммунистом. Хотя ни в какой партии не состоял. Тем не менее, он считал, что путь социализма – верный путь, но полагал, что эти идеи неправильно воплощаются. Он был уверен, что социализм когда-нибудь приведет к правильному укладу жизни. Все дело в людях, в их отношении к самой системе. В конечном счете, Ким оказался прав, потому что наш социализм не был настоящим социализмом. Как, например, в Швеции, где более справедливое общество.
– Как Филби отнесся к перестройке? Была ли она ему близка?
– Ким ушел из жизни в 1988 году, и в СССР к тому времени мало что изменилось. Но, конечно же, после безвременья Брежнева Филби с энтузиазмом воспринял приход Горбачева к власти. Правда, вскоре у него появилось легкое раздражение. Он говорил, что ничего особенного не происходит, а ускорение, о котором трубили, только фикция. Его раздражала демагогия вождей.
– Принимали ли советского супершпиона высшие кэгэбэшные начальники? Встречался ли он с Андроповым?
– Да, несколько раз. После визитов на Лубянку он рассказывал о встречах с Юрием Владимировичем, который ему очень нравился. Говорил, что Андропов умный, глубокий человек, что он правильно все понимает и легко схватывает. Что с ним интересно говорить на профессиональные темы.
– Когда вы стали женой шпиона, с вами наверняка беседовали люди из КГБ? Давали ли вы подписку о том, что не будете разглашать те тайны, которые Филби мог вам поведать?
– Нет, я ничего не подписывала, и никто со мной никогда не вел никаких бесед. Хотя в КГБ были не в восторге от выбора Кима. Мою персону там внимательно изучали, но я не испытывала никакого давления. Хотя, зная те времена, конечно, можно было всего этого ожидать. Если честно, наш союз может показаться странным, ведь среди моих друзей были даже диссиденты. И об этом КГБ, конечно, ведал. Скажем, моей близкой подругой была дочка писателя Льва Копелева, знакома я была с правозащитницей Людмилой Алексеевой. Вообще на тему «Филби – КГБ» ходило много легенд. Писали, например, что у него свой кабинет на Лубянке, что за ним приезжает шофер, что он катается, как сыр в масле. Другие наоборот, извещали публику, что крупный советский разведчик живет в нищете, что он опустился. На самом деле не было ни того, ни другого. Филби жил, как все. По тем временам не бедно. Он получал пенсию в 500 рублей, которую потом подняли до 800.
– Говорили, что Ким Филби имел звание генерал-лейтенанта КГБ…
– Нет, вы ошибаетесь. Киму в КГБ не присваивали никакого воинского звания. Да и ему это было как-то безразлично. Он вообще на Лубянке был только в качестве гостя. Вы знаете, до сих пор о Киме пишут всякое. Недавно я наткнулась на заметку о том, будто бы Сталин подарил одному из главных своих клевретов символическую «гору Арарат» из драгоценных камней. Это лишь фантазии газетчиков, одни солгут, а другие перепечатают.
– Были ли у Филби личные встречи со Сталиным? Вопрос, возможно, наивный, но, как известно, товарищу Сталину до всего и до всех было дело?
– Наверняка Сталин знал об одном из ярчайших наших разведчиков. Хотя, быть может, подлинное имя Филби скрывалось за агентурным псевдонимом.
– Кстати, как он относился к Сталину?
– Живя за границей, он мало знал о сталинских репрессиях и ужаснулся, когда узнал правду.
– Мы уверены, что Ким Филби – Герой Советского Союза, ведь его заслуги были огромны.
– Нет. Ким не был Героем Советского Союза. Он награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Кстати, уникальный случай: Филби одновременно являлся обладателем высших наград за особые заслуги перед Соединенным Королевством Великобритании и Советским Союзом.
– Руфина Ивановна, существует представление о шпионе как человеке, который что-то прячет, упаковывает, все время озирается…
– Ну что вы! Ким был интеллектуалом. Вообще настоящий разведчик – это прежде всего аналитик. Эта работа достаточно скучная, будничная, где надо быть точным, скрупулезным. Разведчик – это упорный труд. Это совсем не то, что мы видим в кино.
– Как воспринимал Филби фильм «Семнадцать мгновений весны»?
– Он смеялся, хотя ему очень нравился Броневой-Мюллер. А про Штирлица-Тихонова он говорил, что с таким лицом разведчик не продержался бы и дня, потому что его внешность не соответствовала немецкому менталитету. Ведь немцы – веселые люди, они наслаждаются жизнью. А со штирлицевской гримасой его бы тут же разоблачили. Фильм, конечно, сделан хорошо, но с профессиональной точки зрения слабоват.
– Любопытно, был ли хоть в чем-то легендарный Джеймс Бонд примером для Филби?
– Насчет киноверсии не помню, но книги об агенте 007 он покупал и читал. Он вообще любил детективы и в бессонные ночи мог проглотить несколько романов.
– И все-таки, не обижайтесь, что вы скажете о сплетнях, будто бы в последние годы жизни великий разведчик стал запойным пьяницей?
– Да, действительно, такая проблема была, но только в самом начале нашей совместной жизни. Ким часто впадал в депрессию. Он считал, что его знания, опыт плохо используются. Он хотел и мог быть полезен советской державе. Однажды он даже воскликнул: «Я весь переполнен ценной информацией. Я готов ею поделиться. А это, оказывается, здесь никому не нужно». Но все, слава Богу, обошлось, Ким сумел справиться с алкоголизмом. И я горжусь, что в этом есть и моя заслуга. Позднее он говорил, что пьянство – самый легкий способ самоубийства.
– Почему же человек, которым гордится наша разведка, был не полностью использован?
– Мешала глупость, бюрократизм. Шел 63-й год, оттепель закончилась, и закрытость общества становилась нормой. В СССР тогда рассуждали так: если ты ничего не делаешь, ты ничем не рискуешь. Так было проще. И еще это все потому, что, по-видимому, его курировали не слишком серьезные и глубокие профессионалы, о чем он написал в своей книге, изданной на Западе в 1967 году. Книга вышла в 11 странах, Советский Союз в этот список не вошел. У нас же, словно спохватившись, ее напечатали только в 1980-м году. Кстати, недавно эти уникальные признания Филби переиздали в США.
– История знает немало примеров того, как спецслужбы уничтожают своих разведчиков, перешедших на сторону противника. Не пытались ли британские спецслужбы устранить Филби?
– Да, в первый год совместной жизни нам постоянно твердили, что Киму угрожает опасность. Советовали реже выходить из дома. Выделили даже личную охрану. Каждый раз перед выходом на улицу я должна была звонить по определенному номеру и говорить: «Мы выходим». Мы с Кимом выходили, и за нами демонстративно следовало несколько телохранителей. Уж совсем бессмысленно выглядели охранники, когда в полном составе на черной «Волге» сопровождали троллейбус, в котором мы находились. Однажды водитель такси, в котором мы ехали, увидев неотступно следующую за нами «Волгу», поинтересовался, знаем ли мы, что «за нами следят». Как такая охрана могла защитить Кима, если ему действительно угрожала опасность? Вообще Ким никогда серьезно не относился к разговорам об угрожающей ему опасности, и никогда не было с нами инцидентов, говорящих о какой-либо опасности.
– Живы ли сегодня кто-либо из родственников Филби?
– У Кима была довольно бурная личная жизнь, и сегодня в разных странах живут пятеро его детей. Недавно умерла его родная сестра.
– Вы живете в той же квартире, порог которой переступили много лет назад вместе с Кимом? Извините за любопытство, какими из сохранившихся личных вещей Филби, его подарков вы особенно дорожите?
– Его личный сейф был всегда открытым, но я никогда в него не заглядывала. Когда он умер, я его открыла и, обнаружив там две черных папки, мгновенно поняла, что в них что-то профессиональное, и читать не стала. Позвонила куратору и отдала ему эти папки. Позже друзья корили меня, что совершила большую глупость. Не исключено, что в записях одного из самых закрытых людей страны было много интересного. Правда, должна признаться, из прочих материалов я оставила себе воспоминания Кима о его детстве. Еще одна важная для меня деталь. Свои мемуары Ким начал со слов «Руфина сказала…». Я читала его записи и наслаждалась. У Кима был особый литературный дар. Я довольна, что сохранила кое-какие записи. Иначе они бы также исчезли.
– Вы гордитесь тем, что были рядом с великим Филби?
– Естественно! Даже если бы он не был разведчиком, в моих глазах он был удивительной личностью. Человеком с большой буквы. Я была очень счастлива с Кимом. Сейчас мне даже страшно подумать, что я могла его не встретить.
– Как же все-таки аристократ, англосакс Филби вживался в нелегкий советский быт? Чувства чувствами, любовь любовью, но, простите, вкусно поесть тоже хочется.
– Понимаю вас. Ким привык в Москве к вечному дефициту, его любимым словечком стало «запас». Это меня поражало. Когда мы переехали в эту квартиру в центре Москвы, обнаружили, что тут есть удобная кладовка. И вот «запасливый» Ким вскоре всю ее заставил всевозможными консервами. Дело доходило до того, что часть «запасов» начинала портиться, и я потихоньку выбрасывала на помойку банку за банкой. Помню такой курьезный случай. Однажды ему захотелось отведать сома в томате, и он вскрыл вздутую банку. С ужасом я попыталась отобрать у него «смертоносное яство». Но он его все-таки съел, и я со страхом ждала, что с ним вот-вот что-то случится. Он же надо мной только хихикал. В итоге ничего не случилось. И он известил меня, что сом был очень вкусным и что его желудок способен переваривать гвозди.
– Интересно, после Лондона, Бейрута, многих столиц мира полюбил ли Филби советскую столицу?
– Не только полюбил, но и прекрасно ее узнал. Мне было стыдно, потому что он знал Москву лучше, чем я. Прекрасно ориентируясь, он исходил ее вдоль и поперек. Особенно любил гулять по переулкам. Он даже составил подробную карту московских туалетов. Ведь общественные туалеты в хрущевско-брежневской Москве были редкостью, а когда человек много гуляет, он должен знать все укромные места.
– Последний «серьезный» вопрос: умел ли легендарный советский разведчик по-джеймсбондовски палить из пистолета?
– Нет, стрелять он не умел, у него даже не было пистолета.
2003
В начале 2009 года в Лондоне вышла книга воспоминаний моей героини «Личная жизнь Кима Филби».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.