15.10.28

Деловые вопросы

Сегодня утром я только вышла с Н.К. на прогулку и начала ему передавать мой вчерашний разговор с Яруей, как он подошел. Он опять начал крутить: Амер[ика] вызывала изобретателя и потому ответственна за его приезд, но не они в Риге. Н.К. был очень недоволен, велел ему говорить тише, не кричать во весь голос (это было в лесу на поляне), сказал, что когда он говорит, [то] лучше

бы не крутил, а держался того, что сказал однажды. Также сказал, что после 27 лет никто не юн, а ему уже 30 лет и пора осознавать, что делаешь. [Как сказал Н.К.,] «Вы все это устроили, Амер[ика] вас знает [в качестве инициатора], вы и ответственны». Одним словом, решено, что Амер[ика] заплатит за издержки адвокату, но не за расходы изобретателя на проживание. За это заплатит Рига, то есть Лукин, о чем и послана телеграмма в Амер[ику]. <…>

Затем я пошла к Е.И. и с ней побеседовала. Е.И. очень огорчена Яруей. Она говорит, что Учитель редко кого упрекает в пространстве, а тут Он недавно сказал с такой болью: «Яруя! Яруя!» И эта боль моментально отразилась в ее сердце.

Она также говорит, что, конечно, Логв[ан] не должен считать, [что] если 12 000$ не принесли ничего, а пропали в World Service, то это значит, что они должны ему сейчас же и вернуться. Это его духовно опустит. Технически все вернется к нему в определенном времени, но сожалеть и ждать немедленного возвращения при знании Учения невозможно. Е.И. вспоминала, каким подвижным и инициативным был Яруя в Лонд[оне] при ужасном материальном положении, питаясь лишь хлебом и чаем и повсюду шагая пешком, не имея [денег] даже на трамвай. Чуть ему дали возможности, сейчас же все распустилось. Как это грустно! Е.И. говорит, что все повсюду думают о богатстве Америки и рассчитывают на него.

Е.И. также удивлена, что Пор[ума] совсем не пишет. Они отсюда не должны [им] писать, ибо так Указано. А нашим в Амер[ике], с одной стороны, это испытание, а с другой — отсюда письма будут все реже, ибо лишь в случае значительности и нужды они будут посылаться, не иначе. Когда письма пишутся часто, их кладут в корзину и забывают. А в редких случаях получения писем больше думают о них. Кроме того, когда они уйдут, вообще не будет сообщений, и мы должны быть к этому приучены.

Затем Е.И. говорила, что мы должны понять, что мы им [то есть Рерихам] самые близкие [люди], и не ждать вновь уверений в любви. Это уже теперь смешно и не нужно. И им вначале М. говорил: «Родные, дети мои, родная!» А теперь другая пора, и это больше не является нужным.

Смотрели палатки и заказывали для отъезда кровати, складные стулья, столы и так далее. Днем все работали. Е.И. плохо себя чувствует, пошла прилечь, у нее все время тошнота, сердце плохо работает. Чувствует как бы открытую рану в сердце.

Мы все очень взволнованы и огорчены за Дом — ибо чувствуем, что архитекторы их [наших сотрудников] обходят. Также, что они так и не указали письменно, сколько будет стоить здание. А ведь без этого они могут строить до облаков, как сказал Н.К., и все время повышать стоимость постройки. Решили послать им телеграмму с запросом по этому поводу, но были остановлены М. Ибо Логв[ан] очень удручен, Е.И. видела его позавчера и сегодня очень несчастным. Послали ему бодрящую телеграмму.

Также, хотя Е.И. и предложила взять половину расходов по изобретателю на себя, я предложила разделить их между всеми, на что она и Н.К. согласились. Сегодня Е.И. ласкала меня, поцеловала и сказала: «Славный мой сотрудник!» Вот она все понимает! И Н.К. так хорошо смотрит на меня, и руку на плечо положит, и подшучивает. Чувствую с радостью, что они меня любят. Свет[ик] называет меня крокодилом, и все забавляются этим.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.