Заксенхаузен, бункер «Целленбау» — «Героям слава!»

Заксенхаузен, бункер «Целленбау» — «Героям слава!»

В начале 1942 года Проводнику пришлось покинуть уютную абверовскую дачу и переселиться в концлагерь Заксенхаузен, находившийся в 20 километрах от Берлина. Хозяева убеждали Бандеру: «Вы — знамя, но не пехотинец на отдыхе. Но и там вам будет вполне комфортно, не волнуйтесь».

Там, в специально подготовленных помещениях, нацисты традиционно содержали своих ВИП-узников. В особом блоке «А», например, пребывал бывший канцлер Австрии Шушнинг, его соседями были сын маршала Италии Бадольо, племянник Черчилля, сын премьер-министра Франции капитан Блюм, высокопоставленные члены правительств ряда европейских стран, известные политики, которых немцы успешно обменивали на своих пленных. Одновременно с Бандерой в лагере находился Стецько и ещё около 300 активных участников ОУН.

Как-то Степану Андреевичу шепнули, что в одной из камер находится сын Сталина Яков Джугашвили, а также некий Кокорин, выдающий себя за племянника советского наркома иностранных дел Молотова. Потом в лагерном дворе Бандере указали на темноволосого мужчину, прогуливавшегося неподалёку: сын Сталина!

Степан с интересом посмотрел на него и спросил:

— Сам сдался?

— Нет, говорят, силой взяли, когда выходил из окружения под Витебском.

— Лучше бы они самого Сталина взяли, — ухмыльнулся Бандера, но чувство злорадства всё же приятно грело душу.

Условия жизни в блоке «А» были вполне приемлемыми, как и довольствие. Узники находились под опекой Международного Красного Креста, свободно перемещались по лагерной территории, питались по эсэсовскому рациону, имели право получать от родных и близких, кроме писем, посылки с продуктами и деньги.

Правда, перебравшаяся к тому времени в Берлин Ярослава Бандера мало чем могла помочь мужу. «Наша семья жила в очень тяжёлых условиях, — рассказывала дочь Наталка, — что сильно ослабило нервы моей мамы…» Один из близких соратников Проводника Евген Стахив однажды навестил Ярославу на Дальманштрассе, 8: «Это была тайная квартира ОУН, о которой мало кто знал… Когда пришёл к ней, Ярослава сразу запротестовала: она тут под надзором гестапо, ей запрещено с кем-либо встречаться и разговаривать — поэтому не хочет из-за меня иметь неприятности. Я не уходил. „Хочу вам рассказать, что происходит на Украине, что происходит в ОУН. А вы увидите Бандеру, перескажете”. Спрашиваю её, когда у них будет встреча. „Может, завтра или послезавтра, но уходите из моей комнаты, так как сейчас должен прийти офицер гестапо…” Я дальше с ней спорю, и тут звонок. Она открывает двери — на пороге Шарф. Тот самый, который обещал мне: „Стахив, ещё раз я вас поймаю, вы никогда не выйдете из концлагеря…”»

Между собой лагерники общались много и без особых препон. Связь с оставшимися на воле соратниками у Бандеры тоже была устойчивой. Через них он пересылал свои бесконечные инструкции командованию УПА. Степан Андреевич настаивал на «продолжении сотрудничества» с оккупационными войсками. Но помня о союзниках, не забывал и о врагах, в частности о поляках, требуя неукоснительного выполнения своего приказа «о поголовном и повсеместном уничтожении польского населения, проживающего на территории западных областей Украины».

Всего в 200 метрах от Заксенхаузена в замке «Фриденталь» располагались учебные классы агентурно-диверсионных кадров ОУН(б). Проводник регулярно общался с курсантами. События, происходившие на воле, укрепляли веру Бандеры в то, что избранная им политическая линия на сегодня наиболее правильна. Во время очередного визита в замок Степана порадовали копией спецдонесения гестапо: «Не подтверждаются предположения, что арест главы Организации Украинских Националистов Степана Бандеры и руководства его организации в Рейхе и Львове приведёт к политическому спаду активности этой организации. Тон пропаганды Бандеры, достаточно умеренный вначале, становится всё более и более агрессивным. Распространяемые в последнее время листовки (уже без всяких допущений) направлены против Германии. Эта провокационная пропаганда уже подталкивает партизан Бандеры к осуществлению акций, в частности против полиции безопасности…»

Обычно сдержанный во внешнем проявлении эмоций, в душе Бандера ликовал: немцы его боятся! Добавляла оптимизма и работа агентуры, которая сумела найти надёжные источники в полиции и даже в самом гестапо. Ещё до начала полномасштабных боевых действий на Восточном фронте, вспоминал Степан Андреевич, он настоятельно советовал Лебедю планировать активное внедрение оуновской агентуры в будущие немецкие оккупационные администрации, в штабы воинских частей, армейскую разведку. И оказался прав!..