Дебет с кредитом

Кирилл ушел рано утром на какую-то временную работу. Володюшка остался сегодня дома, был слегка нездоров. А когда я ему продиктовала, что нам нужно на неделю и сколько это будет стоить, он решил, что я преувеличиваю и взялся сам составлять наш бюджет. Пыхтел, кряхтел, целый день комбинировал, считал, считал и безнадежно развел руками:

— Не хватает нам, мама, столько, сколько папа получает в месяц.

— Ну что ж, убедился? — улыбнулась я.

— Что же мы будем делать? — задумался он. — Вот что, мама, вы нам к празднику ничего не покупайте, и мы как-нибудь обойдемся.

Родные вы мои, да разве этим спасешь наше положение? Я знала, сколько такая жертва стоила для них. И как-то, вернувшись из школы, Ляля мне сказала:

— Знаешь, мама, девочки в школе заметили мне, что я ношу вещи не по росту, которые меня старят. Мамочка, — старалась она успокоить меня, — я не хочу дорогие, как у Барбары, я только хочу простенькие и по мне.

И я вспомнила, как в Мексике я искала ей платье и все, что мне показывали в магазине, мне казалось не такое хорошее, как я бы хотела купить для нее, и даже одна продавщица сказала:

— Для какой принцессы вы ищете платье?

— Для самой лучшей, какую я знаю, для моей дочери.

Все это ранило, глубоко и больно.

Я была в положении туберкулезной больной, когда ни о какой работе даже думать не могла. Кирилл носился с одной случайной копеечной работы на другую. Мы находились под судом и, по существу, на нелегальном еще положении.

До сих пор никакого просвета. Ляле нужно дать возможность заняться рисованием, а для нас даже купить ей кусок холста проблема. Учителя верят в ее талант и тоже считают, что она должна как можно больше заниматься рисованием. В школе учитель обращается к ученикам:

— Дети, посмотрите на работу Виктории. Я верю, что, если она будет работать над собой, — обратился он к Кириллу, — из нее выйдет незаурядный художник, большой художник.

— Это слишком большая похвала, слышать ее от вас очень лестно, но вы немного преувеличиваете, — ответил Кирилл.

— Нет, нет, — заявил снова учитель, — поверьте моему тридцатилетнему опыту, я не преувеличиваю, а вижу и знаю, но ей надо работать, работать, у нее огромный талант.

— Мне только и осталось поблагодарить его, — ответил Кирилл.

Откуда достать средства, кроме «Арт-стьюдентс-лиг», мы ничего лучше предоставить ей сейчас не можем. У кого просить помощи? Я ненавижу это унизительное слово «просить». В Советском Союзе это было бы просто разрешимо. Она поступила бы в Художественную академию, и я глубоко уверена, что из нее вышел бы, учитель прав, незаурядный художник. А здесь?

Милая, наивная Раней уверяет, что в Америке бывают чудеса и чудом может найтись человек, который поможет материально.

Даже Володенька, и тот понял:

— Здесь, мама, стать доктором такому, как я, просто невозможно. Откуда у папы 10 тысяч найдутся? Мне, мама, очень жаль, я всю жизнь мечтал об этом.

Новый день, и каждый день приносит новые разочарования. Так тяжело, что иногда кажется, что силы могут покинуть, и тогда… К черту, я даже не хочу думать, что тогда. Кирилл смущается, молчит, как будто он в чем-то виноват. Плохо ест, плохо спит. Уже просто согнулся, мне так жалко его.

В пятницу Кирилл встретил Вредена: «Передайте Нине Ивановне, пусть кончает рукопись, мы отдадим перевести ее нашему лучшему переводчику в Америке Мире Гинзбург. Вы понимаете, я сразу бы ее устроил, Нина Ивановна спокойно ее дописала бы, но я не могу этого сделать сейчас. Но как только ваш процесс закончится, немедленно принесите мне рукопись, и я всегда рад помочь. Вы ведь теперь знаете, что такое судебный процесс в Америке?»

К нашему глубокому сожалению, теперь мы уже кое-что знали.

Вреден сообщил также, что видел недавно приехавших из Мексики Марину Львовну и Василия Васильевича, они нам кланялись. Жалко, что мы с ними не смогли встретиться. Я их очень люблю, особенно я люблю Василия Васильевича. Встречи с ними доставляли мне колоссальное удовольствие и останутся в моей памяти, как светлые дни. Но, честно говоря, мне было бы очень тяжело встретиться с ними сейчас.

Я знаю, что нужно дописать, но за это время так много пришлось пережить, что я как после пожара, что-то угасло внутри, и я не могу больше раздуть угольки из пепла. Короче, пустота и тупое безразличие к моему «литературному творчеству», если можно так высокопарно выразиться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.