Душевнобольной

Когда бежала Косенкина, очутившаяся на толстовской ферме, бежал еще один сотрудник советского консульства — Самарин с семьей (жена и трое детей, дочь лет 12-ти, и два младенца, девочка и мальчик, близнецы, родившиеся в Америке). Они очутились на какой-то сельской ферме (сейчас даже не помню точно где). Кажется во Фрихольде.

Теперь к нам обратился с просьбой Александр Федорович Керенский, он очень просил нас поехать с ним туда, где находилась семья Самарина, чтобы подбодрить, поддержать их.

Честно говоря, в нашем отчаянном в то время положении я с трудом представляла, что могли мы сказать им в утешение. Но Александр Федорович считал, что даже в нашем таком безвыходном положении у нас так много мужества, что мы могли бы помочь поднять их дух.

В субботу или в воскресенье мы с Александром Федоровичем и с детьми поехали по адресу, который у него был.

В полдень мы подъехали к беленькому крестьянскому домику, окруженному кукурузными полями выше человеческого роста. Навстречу к нам из дома вышла испуганная, растерянная женщина — жена Самарина. Спущенные чулки, растоптанные башмаки, небрежно накинутая блузка.

Перед нами стояла такая растерянная, усталая женщина, что я даже не знала, что ей сказать, чем ее утешить. Мне только было больно и тяжело на нее смотреть. Как опустилась она сразу! Ее вид очень хорошо отражал, что творилось у нее на душе. Я была глубоко уверена, что она не была в таком состоянии до своего побега.

Самарина мы так и не увидели. Он, как только услышал шум приближающейся машины, убежал и спрятался на кукурузном поле, и так до нашего отъезда не вышел.

Позже жена Самарина говорила мне, что побег и все последующие события, с которыми они столкнулись после побега, оказали на него такое жуткое, удручающее впечатление, что у него произошел такой срыв на нервной почве, от которого он, по существу, до самой смерти так и не пришел в себя. Скончался он в какой-то лечебнице для душевнобольных.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.