Прием 7 ноября 1944 года

Прием 7 ноября 1944 года

Седьмого ноября в ясное солнечное утро теплый ласковый ветерок нежно развевал красный флаг, установленный высоко над зданием посольства. Посольство имело праздничный вид. Сад был подметен, гравий на дорожках разровнен, цветочные клумбы вычищены и подрезаны. Внутри здания блистало все, начиная от пола и до бронзовых рукояток на окнах и дверях. Вычищенная мебель была расставлена в строгом порядке.

Рано утром, когда служащие, уставшие от предпраздничной суеты, еще отдыхали у себя по домам, посол сам еще раз все проверил.

Прием был назначен с шести до девяти часов вечера. В пригласительных билетах предусмотрительно указывалось: «Трахе дель кале». То есть, по-русски говоря: «Не стесняйтесь, приходить к нам в гости вы можете в любой одежде».

Уже с пяти часов все сотрудники посольства были на месте. Мужчины были одеты строго по инструкции — в темных костюмах, белых рубашках и скромных галстуках. Дипломатический состав в форме: черный двубортный китель с золотым шитьем, дубовыми веточками на воротниках и обшлагах, золотыми погонами и изящным кортиком, болтавшимся слева, завершал весь этот очень симпатичный новый элегантный наряд для дипломатов. Эта форма была введена совсем недавно, и советские дипломаты в Мексике надели ее в первый раз.

Уманский решительной походкой вышел к собравшимся. Осмотрев всех критическим взглядом, он одобрительно кивнул головой:

— Ну что ж, по местам, товарищи!

У всех было торжественно-праздничное настроение. Официанты, в черных смокингах, с белоснежными салфетками на плечах и огромными серебряными подносами, наполненными вкусными яствами, были готовы встречать гостей. Слышался приятный звон бокалов и отдаленные звуки духового оркестра.

Взволнованная Катя, в паре с худощавым молодым человеком, стажером посольства Горным, стояла у массивной решетчатой двери парадного входа.

Вскоре появилась первая ласточка — мадам Корзухина, вдова старого русского эмигранта, географа, жившего здесь в Мексике. Катя и Горный раскланялись. Грузная дама лет восьмидесяти с трудом поднималась по ступенькам.

Дежурный бросился ее поддержать, но тут раздался ее густой бас:

— Не надо, не помогайте мне, я сама войду… Здесь ведь клочок нашей великой Русской земли! — Ее голос гулко раздавался под красивым куполом огромного приемного зала. Катя и Горный взяли даму под руки и повели в золотой салон, где стоял посол с женой и недалеко от них, два официанта с большими подносами, на которых было множество маленьких рюмочек с водкой.

Дама произнесла без запинки:

— От всей души и от всего русского сердца поздравляю вас с днем великого праздника и желаю счастья и успеха нашей великой Родине. Передайте от меня самые горячие пожелания успехов, нашему великому руководителю и собирателю земли Русской… — она на минутку запнулась, очевидно, соображая, как назвать — господин или товарищ, но быстро нашлась: —…гениальному Сталину.

Уманский улыбался. Дама простерла свои руки, готовая обнять и расцеловать посла.

— На трех китах держится земля Русская, — продолжала она. — Первый кит — Петр Великий, создавший силу и мощь великого Русского государства. Второй — императрица Екатерина Великая, просветившая народ русский, и третий кит — Сталин, преумноживший мощь России и просвещение народов, ее населяющих…

Веселая посольская молодежь, в восторге от этой речи, наперебой ее угощала.

Она горячо поздравляла нас с тем самым Октябрем, от которого она с мужем — известным ученым — тридцать лет назад, еще полная сил и здоровья, бежала в панике за границу. Говорили, что она когда-то была акушеркой при царском дворе.

— А вот бы ей сейчас у нас в Кремле принимать деток, так же как она принимала их у ее императорского величества, — заметил Романов, который неизменно всюду поспевал.

Появились разодетые коммерсанты в смокингах, их жены в дорогих нарядах считали за высшую честь провести вечер в кругу важных персон и дипломатов.

Собрались послы южноамериканских стран.

Пришел посол США в Мексике мистер Мессершмитт[17], пожилой сухощавый, с проницательным взглядом человек с характерными чертами желудочно-больного.

Явились генералы и министры мексиканского правительства.

Важно прошел огромный мужчина, с простым лицом мексиканского индейца — бывший президент Мексики генерал Ласаро Карденас, участник мексиканской революции 1910–1917 года. Он тепло приветствовал Уманского и Раю Михайловну.

Пришел и интеллигентный министр де гобернасион Мигель Алеман. Посол встретил его более официально, но и более предупредительно.

Вместе с дипломатами стали появляться мексиканские знаменитости: сверкающая множеством бриллиантов стройная красавица киноактриса Мария Феликс и более скромная, но более известная Долоресс Дель Рио. Приехали знаменитый композитор Аугустин Лара, кумир мексиканских дам, певец и артист Хорхе Негратте, художник Ороскои и многие другие артисты, художники, футболисты, писатели, поэты.

Ровно в шесть часов, когда помещения посольства были плотно набиты народом, оркестр по сигналу Тарасова сыграл советский и мексиканский гимны.

Гости быстро хмелели. Зал наполнялся непринужденным шумом и смехом. В конце зала послышался выкрик: «Сталин-гра-до-о-о!» также черного цвета, потрясая руками. Это молодой поэт — человек в национальном мексиканском костюме, большом черном сомбреро и с «серапе» через плечо — декламировал свое новое произведение «Сталинград», в котором он так описал оборону Сталинграда, будто дело происходило в его родной Гвадалахаре.

Посол Уманский всех любезно приветствовал и с каждым выпивал рюмочку водки.

Я удивилась, как он может при этом так крепко держаться на ногах:

— Рая Михайловна, расскажите секрет.

— Он перед началом приема выпивает рюмку масла, помогает, — объяснила она.

В большом зале собрались наиболее важные персоны. Уманский суетился между ними, переходя от дипломатов к министрам, важно беседовавшим между собой. На ходу он успевал отпустить комплимент какой-нибудь мексиканской знаменитости. Всюду раздавались его шутки на испанском, английском, на французском и польском языках. Наш посол обладал большими лингвистическими способностями, с каждым он говорил на его родном языке. Находчивый и остроумный собеседник, он был предметом зависти многих своих коллег.

Даже серьезный Мессершмитт старался шутить с окружившими его послами:

— Чем дольше я живу в Мехико-сити, тем хуже говорю по-испански, — улыбаясь, заметил он.

Уманский подошел к известному американскому журналисту, о котором говорили, что он отличается просоветским душком, и, взяв его под руку, подвел к американскому послу:

— Известный американский журналист мистер Солцберг недавно вернулся из Советского Союза, сейчас путешествует по Мексике… Очень хотел бы с вами познакомиться.

Мессершмитт, несколько смутившись, любезно заметил:

— Очень рад, сожалею, что наше знакомство не произошло в посольстве родной страны. — На это журналист ответил, что и он сам этого хотел, но у господина американского посла в Мексике не нашлось для него времени.

Особо важные гости после настоящей русской водки и икры в положенное по протоколу время разъезжались по домам. Их большие черные лимузины, шурша гравием по дорожкам посольского парка, плавно выкатывались за ворота.

Желающим предложили просмотреть новый советский фильм. Все с удовольствием кинулись в кинотеатр, тот самый, перестроенный Уманским из домашней часовни.

Большинство гостей посольства симпатизировали Советскому Союзу. Но Уманский не стеснялся приглашать и кое-кого из тех, кто относился к нему довольно недружелюбно, даже враждебно.

Каждый советский сотрудник умел видеть недругов издалека, безошибочно узнавая их по тому, как они входили в посольство, недоверчиво и пренебрежительно оглядываясь по сторонам. Они, особенно новички, ожидали встретить с экзотическим «советским варваром-комиссаром», но вместо этого видели вокруг культурных советских людей и дружную товарищескую обстановку. Это их поражало, с лиц начинали сходить гримасы пренебрежения, и некоторые даже коренным образом меняли свое отношение ко всему советскому.

Прием решал еще одну более сложную задачу: он показывал превосходство системы, не признающей классовых различий. Здесь могли присутствовать и дипломаты, и министры, и босоногие мексиканцы.

Стемнело. Из открытых окон посольства доносился шум и веселые голоса, во дворе была слышна музыка большого оркестра. Любопытные прохожие стояли на тротуарах. Даже старожилы не могли вспомнить, чтобы в стенах этого замка знатных испанских вельмож проходили подобные «фиесты». Ласковый мексиканский ветер колыхал красный флаг с золотой советской эмблемой, освещенный ярким прожектором.

Длинные шеренги автомобилей, стоявшие у тротуаров, занимали много кварталов вокруг посольства. Наряды полиции охраняли порядок.

А оставшиеся гости только входили во вкус праздника. Выйдя из кинематографа, они снова закусывали и снова выпивали. Посол умел всех подогреть. Торговцам он обещал заманчивые перспективы торговли с Советским Союзом, инженеров приглашал на работу по восстановлению разрушенных городов и промышленности. Было тепло и приятно, уходить никому не хотелось.

— Мой «Сталинградо» будет издан миллионным тиражом, моя поэзия будет поднимать на борьбу миллионы людей, — радовался вслух поэт.

Маленький юркий коммерсант, бегая взволновано от одного советского человека к другому, допытывался:

— В чем нуждается теперь советский народ? В обуви? Так я буду заготавливать кожи. В одежде? Так я буду заготавливать текстиль. В продуктах? Так я буду работать с продуктами…

Романов, покачивая головой, с саркастической улыбкой, тихонько ворчал:

— Ну и накачал их Костя… Вот чистая работа…

К нему подошел Тарасов:

— Товарищ Романов, а ну давай помогай вежливо, дипломатично вытряхивать публику.

— Неплохая идея, Лев Александрович. Ведь время и нам отдохнуть.

Тарасов и Романов, подавая шляпы тому или другому из гостей, вежливо провожали их до двери.

Наконец служащие посольства, облегченно вздохнули: удалось распрощаться с последней парой, упорно не спешившей домой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.