Новелла одиннадцатая. Катрин

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новелла одиннадцатая. Катрин

Не нажив ни славы, ни пиастров,

промотал я лучшие из лет,

выводя девиц-энтузиасток

из полуподвала в полусвет.

И.Губерман

Как-то раз в один из скучных и тоскливых вечеров, что нередки у нас в провинции весной, да и в любое другое время года, ко мне в бар зашел Яшка – горский еврей (так он сам себя называет) и предложил на выходные – субботу и воскресенье – съездить в Кишинев с целью просто развеяться, он, мол, регулярно так свои выходные проводит.

Еще Яшка сказал, что на этот раз в столице Молдавии соберутся его земляки – горские и бухарские евреи – солидные деловые люди, проживающие в разных концах республики, и в ходе этой встречи будут сделаны интересные взаимовыгодные финансовые предложения, поэтому, возможно, и меня что-нибудь заинтересует (он, скорее всего, имел в виду подпольные швейные цеха и всякие другие полузаконные или незаконные производства).

Я подумал немного, и согласился: в ближайшие дни у меня должна была освободиться от левых спекулятивных операций энная сумма денег, которую пока не было куда пристроить; да и, кроме того, почему бы действительно не развеяться и не погулять в Кишиневе, тем более, я слышал от наших с Яшей общих знакомых и в частности от Туза – музыканта, работавшего вместе со мной в ресторане, что отдыхать в компании с Яшей – одно удовольствие.

На тот момент по нашим с Яковом взаиморасчетам я задолжал ему что-то около тысячи рублей, вот он, не принимая их у меня, и намекнул, что отдых в Кишиневе – за мой счет и списывается с долга.

Итак, а дело было в пятницу, я оставляю бар на Залико, моего нового напарника (он у нас, кстати, тоже какой-то «горский» – уроженец знаменитого грузинского села Цинандали – помните – всемирно известная марка вина? – и фамилия его оканчивается на «швили» – сынок, значит), а сам, взяв с собой для компании девушку Катю, ожидаю, сидя на парапете у бара Яшкиного приезда.

Катюша сидит, закинув ногу на ногу, и курит, а я пью из бутылки чешское пиво и от нечего делать на нее посматриваю. Сидим, ждем, изредка словом перемолвимся – Яшка обещал подъехать за нами в четыре пополудни, а теперь было без пяти минут, вот мы и поглядываем на дорогу.

– Катюха, как у тебя с прикидом, с тряпками то есть, все нормально? – спрашиваю я девушку просто так, для поддержания разговора. – Есть в чем в столичном ресторане показаться?

– Есть-есть, я с собой взяла кое-что, – ответила она улыбнувшись и похлопала ладошкой по пузатой коричневой сумке, что стояла у нее в ногах.

– Ты же понимаешь, – сказал я извиняющимся тоном. – Нам, мужикам, главное – при штанах и в рубашке, а у вас, дамочек, с этим делом все гораздо сложнее.

– Надеюсь, я тебе в ресторане понравлюсь, – сказала Катька шутливо состроив мне глазки.

– Ты мне и так нравишься, – вздохнул я и добавил шутливо-мечтательно: – Я даже думаю что и без одежды ты не хуже. Только вот где наш водитель-распорядитель Яшка? – Я вновь поглядел на дорогу.

Яшка ездит только на «Жигулях» и исключительно на шестых моделях, предпочитая бежевый цвет; причем больше двух лет он одну машину не держит, считая, что это непрактично, поэтому, когда приходил обозначенный срок, он продает ее и тут же покупает новую.

Яшка – мой постоянным клиент и добрый приятель – вот уже несколько лет мы с ним знакомы и дружны; девушка же Катерина случилась со мной сегодня, можно сказать, случайно: Яшка, увидев ее в баре позавчера, сказал, что я могу взять с собой в Кишинев какую-нибудь «телку» симпатичную, – можно, мол, и эту. И добавил, что девушка нам нужна не столько для секса, сколько для украшения компании.

Катюшу я высмотрел в новом микрорайоне Спирина, где живут в основном простые работяги, совсем недавно. Внешне девушка яркая и привлекательная: рост за метр семьдесят, статная, мордашка хорошенькая, черты лица четкие и выразительные, но особенно впечатляют ее огромные миндалевидные глаза – явление малораспространенное в нашей Молдавии – все же тут вам не Япония, и даже не Татария с Чувашией. Но вот скромностью и хорошим поведением девушка не отличалась, скорее наоборот. До встречи со мной Катюша тусовалась в компании сверстников-соучеников, обитавших все в том же районе, в прошлом году все эти балбесы, и она в их числе, закончили десятилетку. Их было около десятка – мальчиков и девочек, и все, чем они занимались, были лишь пьянки да свальный грех – наливались до одури чуть ли не с самого утра портвейном или сухим домашним вином, которое в Молдавии при желании можно приобрести за малые деньги, а то и вовсе задаром, а затем, естественно – «любовь»: матрас, брошенный в угол комнаты и ноги враскорячку. Правда, этой компании еще в чем-то повезло: в их распоряжении была целая трехкомнатная квартира – родители одного из оболтусов уже третий год находились на Севере, деньги зарабатывали.

Таким образом, недавние школьники готовились к грядущим радикальным изменениям в своей судьбе: ребята вот-вот должны были отправляться в армию, у девушек выбор был тоже невелик: или замуж кто возьмет – потому что возраст для этого самый подходящий, – или еще что-нибудь интересное приключится, так не идти же работать на производство за 80-100 рублей в месяц – курам на смех, – для этого вся жизнь впереди, еще успеется.

Ну, а родители будущих «абитуриентов» нарадоваться не могли, будучи уверенными, что их чада денно и нощно зубрят, к вступительным экзаменам готовятся – собираются, так же как и многие их сверстники, в институты да университеты поступать.

Я случайно попал на эту блатхату – решал свои финансовые дела с Ильей, сыном хозяев этой самой квартиры, за которым числился карточный должок почти в пятьсот рублей. Там, на этой квартире и довелось мне с Катюшей встретиться и познакомиться; не было бы у них квартиры, по подвалам бы те ребятишки шастали – сам был в точно таком же положении в их возрасте.

После посещения этой квартиры я потом месяц еще плевался – как вспоминал это поганое место, но вот Катюшу там, словно розочку, случайно оброненную в навозную кучу, приметил – и запомнил. Во время той встречи я словно в шутку предложил Илье, чтобы в счет долга он отдал мне девочку – но он юмора не понял, сказал: неси ведро вина и она твоя. Такова, видно, была ее цена – ведро кислого домашнего вина, или, в переводе на деньги – максимум десятка.

С того дня я стал оказывать Катерине знаки внимания – дал девушке понять, что интересуюсь ею, не мог же я такую симпатичную девку оставить в том болоте – сердце просто кровью обливалось, как хотелось ее вытащить оттуда и «осчастливить».

Короче, я передал ее подружкам, что хочу видеть Катьку у себя в баре. И Катерина в один из ближайших дней заявилась в бар: слегка пьяная, вульгарно одетая – коротенькая юбочка, безвкусный макияж и сигарета к губе прилеплена, ну и разговор, конечно же, слово через слово мат. Я сделал девушке легкий взбадривающий коктейль и попросил ее посидеть около меня. Дождавшись, пока она немного пообвыкнет, осмотрится, я сказал ей:

– Катенька, я хочу предложить тебе оставить вашу компанию, она, надеюсь, тебе уже до смертной скуки надоела.

– И что дальше? – спросила она, вперившись в меня взглядом.

– Вливайся в нашу. – Я усмехнулся. – Ничего нового предложить не могу – придется все то же самое делать – ноги раздвигать. – Я внимательно следил за эмоциями на смазливом Катькином лице. – Только тут все будет по-другому – красиво, здесь ты не встретишь ни насилия, ни эксплуатации, а просто станешь бывать в хороших компаниях, встречаться с приличными людьми и т. д., научишься себя правильно вести, а позже, может быть, кого себе и в женихи присмотришь, из тех, естественно, кто тебя не знает.

– Хорошо, Савва, я тебя поняла, думала, ты хочешь мне предложить что-нибудь пошлое.

Куда уж пошлее, подумал я, а вслух сказал:

– Ты девка красивая, Катька, и должна этим пользоваться. А всякого мусора человеческого у нас здесь в ресторане в излишке крутится, только свисни, набегут, только их даже видеть не хочется. Тебя вот жалко, ты со своей внешностью могла бы любую компанию украсить.

Катька поцокала языком, попросила один день – подумать – и покинула бар. С тех пор прошло около двух недель, Катька честно, почти каждый вечер приходила, просиживала с нами в баре допоздна, знакомилась с людьми, прислушивалась, привыкала, а затем мы ее… отвозили домой, благо удобно было – она жила с Кондратом, товарищем моим, по соседству, дома их были напротив. Катька стала одеваться заметно лучше чем раньше; оказалось, она умеет и макияж приличный навести и без мата обходиться, из чего я сделал вывод, что предыдущее ее поведение – чистая базаровщина, желание, отвергая общепризнанные взгляды и ценности, выделиться из толпы.

Думая, что она моя девушка, мои друзья и просто знакомые к ней не клеились, я же вел себя по отношению к ней как собака на сене – сам не ам, и другому не дам. Дело было все в том, что я себе не представлял, как у нас с Катюшей сложатся интимные отношения – все то время, пока мы с ней общались, мне мешал запах ее тела – особый, резко выраженный, мускусный. Пожалуй, это было единственной преградой, мешавшей нашему сближению. И из-за этого, наверное, она все еще не была принята в нашу компанию и не заняла в ней достойного места: чувство эгоизма мешало мне безропотно пустить ее в наш круг, а самому просто отстраниться и не мечтать о близости с ней. Ко всему прочему Катюша понимала, что нравится мне и пользовалась этим – своим босякам давала легко, играючи, а мне пыталась крутить мозги – я, мол, девушка гордая, не подступишься. Позавчера, например, когда мы с ней остались в баре вдвоем, спросила меня кокетливо: «Что, Савва, наверное, ты хочешь сегодня сказать мне что-то важное, касающееся лишь нас двоих?» При этом она поглядела на меня снисходительно-небрежно, сверху вниз, пользуясь преимуществом своего роста, да еще будучи на высоком каблуке. Может, она думала, что я ей в любви собираюсь признаться?

Я оглядел ее тоже, только снизу доверху – да уж, хороша! – вид у нее, правда, был несколько вульгарный, а я этого не люблю. Но, конечно же, возьму ее с собой в Кишинев. Ведь Яшка говорил просто о красивой телке, и я отбросил все свои ощущения и сомнения – не невесту же себе выбираю!

Это у нас, мужиков, всегда помыслы эгоистичные, дурацкие – как с телкой в постель, а порой даже и без того, – только подумаем, помечтаем об этом – сразу и примеряем ее так и этак, словно жениться на ней собираемся. Вслух же я сказал тогда Катьке простенький комплимент, а потом спросил: «Катенька, не желаешь в эти выходные прокатиться вместе со мной в Кишинев, отдохнуть в компании серьезных людей?». Катька против обыкновения выслушала мое предложение серьезно и внимательно, спросила только, когда ей нужно быть готовой. Я ответил, и вдруг, неожиданно для самого себя, достал из кармана пачку денег и, отстегнув три сотни рублей четвертаками, протянул ей небрежно и сказал: «Возьми, купи что-нибудь нужное, платье, туфли там, косметику». Не знаю, что это на меня нашло, обычно я девкам денег не даю, а дал потому, наверное, что накануне вечером в карты выиграл, знал – не отдай я их сегодня, следующим вечером так же легко они у меня уйдут, как и пришли.

Катька докурила сигарету и щелчком отправила ее под стену здания, и как раз в эту минуту мы увидели подъезжавший бежевый «жигуль». Мы подошли, поздоровались с Яшкой – он был в машине один – забросили внутрь сумки, погрузились и взяли курс на Кишинев. По дороге мы много шутили, смеялись, даже песни пели, и не заметили, как минули два с лишним часа, и машина, проехав по центру столицы Молдавии, подкатила к гостинице «Кишинэу».

Яшке Катюша явно понравилась, и он, как истинный джентльмен, стал красиво за ней ухаживать, а когда она из машины выходила, даже руку ей подал.

Ключи от машины Яшка отдал швейцару, а мы направились в гостиницу.

– Ты зачем это ему ключи отдал? – удивленно спросил я Яшку.

– Сейчас подъедет механик из автосервиса, заберет машину и до завтрашнего полудня наведет полный порядок – она пройдет все необходимое обслуживание, – пояснил он, и я понимающе закивал.

Зайдя в фойе, мы не отправились к окошку администратора, как делают все нормальные люди, а пошли прямиком к лифту, который поднял нас на третий этаж. Все встреченные нами по дороге работники гостиницы, начиная со швейцара в дверях и кончая дежурной на этаже и горничной, радостно улыбались Яшке, едва завидев его. Из чего я сделал вывод, что он здесь свой человек, а два номера-полулюкса на 3 этаже – 306 и 307 – были, как мне кажется, навечно забронированы за нашим другом, независимо от того находился он в гостинице или нет.

Мы с Яшкой удалились в один номер, а второй любезно предоставили в распоряжение Катюши, чтобы она могла привести себя в порядок. На первый вечер в Кишиневе у нас конкретной программы не было, поэтому я, расположившись с комфортом на диване, уставился в телевизор, а Яшка засел за телефон, положив перед собой какой-то блокнот. Я из любопытства, сделав вид что хочу напиться, встал и, подойдя к столику, где стояли графин и стаканы, заглянул мельком в его блокнот. Там столбиком были записаны номера телефонов и какие-то порядковые номера – мне показалось, что это какой-то шпионский шифр. После этого я поглядел на телефонную тумбочку и чуть не расхохотался – там под стеклом лежал другой список – имена под порядковыми номерами, все почему-то женские и количеством около полусотни, но рядом с ними номеров телефонов не было. Яшка хитро, искоса поглядел на меня, и мы оба рассмеялись – я угадал, это действительно был шифр – открой чужой человек или даже жена блокнот, порядковые номера вместе с номером телефона ей ничего не дадут – имен-то нет. Яша сделал несколько звонков, судя по тону и манере разговора говорил он только с женщинами; затем мы по очереди приняли душ, после чего решили спуститься в гостиничный ресторан поужинать.

– Пойду Катьку заберу, – сказал я Яшке, открывая дверь нашего номера. – А то ее что-то не видать, спать завалилась, что ли.

Подойдя я постучал и распахнул было дверь в ее комнату – и тут же мой рот раскрылся, тоже, наверное, на ширину двери, и я даже отступил на шаг – из номера вышла, нет, выплыла шикарная дама в длинном вечернем платье красного бархата с красивым вырезом декольте и в черных туфлях на высоченных каблуках – ну королева бала, да и только.

– Бог мой, – только и смог вымолвить я. С трудом я узнал в этой даме нашу Катюшу – скромную девушку из рабочего микрорайона Спирина. Когда мы с ней вошли в комнату, Яшка поднял голову и телефонная трубка выпала из его руки – он был потрясен увиденным не меньше моего. Наша Катерина в свом новом наряде буквально преобразилась – перед нами стояла томная, зажигательно красивая незнакомка, – она поразила нас мгновенно приобретенными манерностью и шармом, и теперь наслаждалась видом наших растерянных рож, а мы позорно молчали, словно языки проглотили. Катерина успела за это время сделать себе макияж – на удивление приличный, и теперь перед нами стояла, скажу без преувеличения, совершенно обалденная красавица.

Катрин (с этой минуты мне захотелось ее только так называть), проплыла между нами и грациозно присела на стул, стоящий посреди комнаты – девушка явно давала нам возможность полюбоваться ею. У меня в эту минуту даже вспотели ладони, а это у меня происходит чрезвычайно редко и только при больших стрессах.

– А, Яша, что скажешь? Сногсшибательная метаморфоза, тебе не кажется?

– Мне кажется, Савва, мне почему-то кажется, что мы с тобой недостойны даже рядом с такой дамой находиться.

– Успокойтесь, мальчики, и не надо преувеличивать, – произнесла Катрин, слегка покраснев. – Не перехвалите меня, а то загоржусь.

Яшка, минутой позже придя в себя, извинился и вернувшись к телефону позвонил еще по одному номеру, затем повернулся к нам с Катериной и спросил:

– Катенька и Савва, вы не будете против, если в ресторане к нам присоединится один нужный мне товарищ – он режиссер на киностудии «Молдова-фильм»?

Мы с Катюшей, естественно, не возражали, и через несколько минут втроем мы спустились на лифте вниз, направляясь в ресторан. Мы отправились не в общий зал ресторана, что располагался от гостиничного входа налево, а свернули под арку направо, где в небольших, грубо вырубленных прямо в камне под землей гротах, расположенных анфиладой, находились уютные, интимные кабинеты, каждый всего на несколько столиков – это место называется «Крама». При этом в каждом зальчике играл свой небольшой, из двух-трех человек, оркестрик.

Во все время нашего следования туда внимание всех окружающих мужиков было приковано к нашей прекрасной даме: они отдавали дань ее внешности кто тихими вздохами, а кто, – из тех что были попьянее, – и восторженными возгласами, и даже встреченные нами женщины уступали Катерине дорогу, словно чувствуя ее превосходство. Я пофантазировал секунду – наш приход в ресторан мне представился выходом королевы к своим подданным, никак не меньше.

Привыкший к большим и шумным ресторанам я поглядел на Яшку и спросил:

– Яшенька, а там, в большом зале, нам не будет удобнее?

– Думаю, нам и тут понравится, – ответил он. – Интим, знаешь ли, здесь можно спокойно с друзьями посидеть, никто за твой столик присаживается не будет, и даму твою за руку на танец не поволочит.

– И то правда, – усмехнулся я, живо представив себе картину, расписанную Яшкой.

В одном из гротов, где стояли четыре столика, и занятыми оказались лишь два из них, оркестрик из трех человек при нашем появлении заиграл щемяще-задушевную мелодию, и я понял, что музыканты, увидев Яшу, решили сделать ему приятное – исполнить еврейскую «Хава Нагила». Скрипачом в этом оркестре был Игнат – один из лучших молдавских музыкантов, по происхождению цыган. Его скрипку все мы слышали в таких фильмах как «Лэутары» и «Табор уходит в небо», даже самого исполнителя видели, а вот в лицо его, как и других музыкантов, скорее всего не запомнили.

Под следующую еврейскую мелодию юркий официант практически незаметно накрыл перед нами стол и водрузил посредине бутылку марочного коньяка.

– Катенька, ты коньяк пить будешь, или заказать шампанского? – поинтересовался я.

– Что вы будете то и я, – ответила девушка просто.

Яша взял бутылку в руки, и в эту самую минуту к столу подошел его друг – режиссер, Яков радостно приветствовал его и тут же представил – «Вольдемар», затем стал разливать коньяк по рюмкам, а Вольдемар обменялся со мной рукопожатиями, Катюше чинно поцеловал ручку, затем присел на свободный стул около нее и стал что-то нашептывать девушке, наклонившись к самому ее уху, – не сомневаюсь что это были одни лишь комплименты.

– Уважаемый Вольдемар, – сказал я, заметив, что его монолог до неприличия затянулся. – Я надеюсь, вы не собираетесь приглашать девушку на главную роль в своем новом фильме, как это заведено у вас, режиссеров, потому что, хочу вас заверить, она у нас и так на главных ролях.

Яшка, бросив на меня удивленный взгляд, усмехнулся, а Вольдемар манерно повернулся ко мне и сказал красиво поставленным баритоном:

– Я, уважаемый Савва, да будет вам известно, снимаю только документальное кино.

– Вот в этом мы с вами схожи, – подмигнул я Яшке. – Мы тоже по жизни большие реалисты. Поэтому-то я и беспокоюсь за девушку.

Посмеялись; Вольдемар, извинившись, оставил Катюшу в покое и мы вчетвером завели общий без всякого смысла разговор.

Вечер протекал мирно и пристойно, мы по очереди танцевали с нашей единственной дамой, и, наверное, кому-то было интересно наблюдать со стороны, как эти трое мужчин приглашают на танец девушку, которая была выше любого из своих кавалеров ростом.

Вольдемар, несмотря на свою показную высокопарность, оказался интереснейшим типом, он беспрерывно рассказывал всевозможные истории, сплетни и байки из частной жизни сотрудников и актеров киностудии «Молдова-фильм» и местных театров; они перемежались долгими прочувственными кавказскими тостами в исполнении Якова.

Я в перерывах между тостами с интересом оглядывался по сторонам и вскоре обратил внимание на молодого человека, сидевшего за соседним столиком, который крутился на своем месте, будто чувствовал себя здесь неуютно, и своим поведением волновал довольно симпатичную даму, сидящую рядом с ним.

Заиграла очередная мелодия, Вольдемар встал и пригласил Катюшу на танец. Она с грациозностью леди выплыла из-за стола и отправилась танцевать; Вольдемар так прижимался к ней, что я в какое-то мгновение даже почувствовал укол ревности, чего раньше за собой по отношению к Катрин никогда не замечал, и радостно вздохнул, когда танец, наконец, закончился, и ее вернули на место.

Вновь заиграла мелодия – и опять еврейская, и тогда беспокойный сосед, сидевший за соседним столиком, встал и решительно направился к нам.

– Добрый вечер, – сказал он, обращаясь к Яше (каким-то образом он почувствовал что тот среди нас старший). – Разрешите я представлюсь: капитан КГБ, – рука молодого человека потянулась к внутреннему карману пиджака, но Яша небрежно махнул рукой:

– Мы вам верим, товарищ.

Молодой человек все же показал удостоверение и действительно оказался капитаном госбезопасности – я прочел написанное на корочке медленно и вслух.

– Послушайте, это неслыханно – заказывать все время еврейскую музыку, – оглядывая нас сказал он каким-то обиженным тоном.

– Разве мы какую-нибудь музыку заказывали? – манерно улыбнувшись спросил Яша, затем деланно – удивленно поглядел на нас и развел руками.

– Мы и с места не вставали, – подтвердил я.

– Эта музыка не должна звучать в нашей стране, она здесь под запретом, а играют ее в основном в Израиле, государстве, где проживают наши идейные враги.

Наш оппонент, казалось, был в восторге от собственных слов.

– Извините, я в музыке не разбираюсь, – вновь улыбнулся Яша (в скобках замечу: недавний выпускник театрального института и обладатель довольно приличного голоса!), но с удовольствием слушаю любую мелодию, которую исполняют музыканты, они здесь, говорят, высокие профессионалы. Кстати, я только что собирался подарить им два рубля. – Яшка стал рыться в карманах. – Если вы не против, конечно, товарищ капитан.

(Несколько позже я узнал что, бывая здесь, Яшка всегда оставлял музыкантам четвертак – 25 рублей).

Кэгэбэшник оглядел нас всех по очереди долгим оценивающим взглядом, затем извинился и отправился к музыкантам – разбираться теперь уже с ними. Те популярно объяснили ему, что все, что он слышал в этот вечер, относится к музыке румынских цыган, и пришлось разочарованному человеку из «органов» отправиться на место и дожевывать свой антрекот без всякого аппетита, потому что следующая же мелодия вновь оказалась еврейской – зажигательной 7-40.

«Ну, вот опять происки израильских агрессоров», – подумал, наверное, комитетчик, давясь куском.

После ужина мы отправились обратно в номера, Катерину по-прежнему сопровождали восторженные взгляды всех тех, в чье поле зрения она попадала.

Когда мы вышли из коридора в фойе, нас окликнул швейцар и «передал» Яшке «из рук в руки» трех дам, одетых, несмотря на конец марта, в легкие меховые полушубки. Правда, иногда по вечерам, включая и сегодняшний, на улице бывает еще довольно прохладно, а дамочки эти, простите за игру слов, очень напоминали тех, что «работают на улице», то есть проституток.

Мы поднялись наверх, в свои номера двумя партиями – за один раз не смогли все вместе в лифте уместиться. Когда все девушки, включая Катюшу, вошли в комнаты, Яша отозвал меня в сторону:

– Эти девочки, Савва, приглашены по «культурной программе», – сказал он, улыбнувшись, – две занимаются сугубо минетом, а третья дамочка, та, что постарше, – предназначена только для секса постельного.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил его я. – Расклад несложный и даже мне, рядовому обывателю, понятен.

Впрочем, мне не обязательно было все это объяснять: как только я увидел наших «гостий», сразу понял, кто есть кто: две дамочки что помоложе (в пределах 25 лет), были не слишком симпатичными и на большее, кроме как для минета, не годились.

(Благодаря моему образу жизни я нередко сталкиваясь с минетчицами, и при этом вспоминаю, как некоторые мои знакомые ребята говорят: а я вот женюсь на некрасивой, зато она мне верна будет). Третья же, та, что постарше, была интересной блондинкой на вид лет 33–35, с хорошей фигурой и ухоженным лицом.

Несколько позже Яков, выбрав минуту, рассказал мне историю этой женщины. Злая судьба вынудила ее стать проституткой: муж этой дамочки, режиссер все той же киностудии «Молдова-фильм», еще недавно блистательный и респектабельный, угодил за какие-то свои финансовые манипуляции в тюрьму, да еще умудрился при этом влететь по статье «с полной конфискацией имущества», а потом, уже находясь в зоне, его угораздило проиграться в карты на сумму в пять тысяч рублей, которых у него, естественно, не было. Таким образом, его жена в один день распростилась с кооперативной квартирой и машиной, и жила вместе с дочерью временно у подруги; а теперь еще – в дополнение ко всему, – она оказалась перед выбором: либо уйти с дочерью куда глаза глядят, либо отрабатывать долг мужа, так как из зоны пришла от него слезная «малява», в которой он просит к такому-то дню передать эти пять штук – (пять тысяч рублей) через того-то, а сроку-то – смех – два дня.

И вот его благоверная одалживает эту сумму у знакомых, причем под проценты, передает их через посредника (и тоже не бесплатно) на зону, и пускает свое тело на продажу (в определенном, правда, кругу). А все для того, чтобы муженьку в зоне не пришлось рассчитываться за долг собственной задницей.

(Стоила ли, спрашивается, его задница таких жертв с ее стороны?). Лично мне весьма грустно было слышать эту историю.

Яшка рассмеялся, когда я его спросил, зачем нам четыре женщины на троих, и сказал, что Катька сегодня в их команде будет запасной – мы ведь не знаем ее возможностей, и я кивнул согласившись – не знаем. Вечер проходил почти благопристойно: Яшка с женой находившегося в тюрьме режиссера удалился в спальню, Вольдемар с одной из девиц-минетчиц направился в другой номер, а мы со второй девицей и с Катюшей, расположившись на диване, стали смотреть по телеку поздние телепередачи.

Через часок все на короткое время собрались в нашем номере, затем девки уехали на лифте вниз, швейцар поймал для них такси и отправил восвояси, – все это я с интересом наблюдал из окна нашего номера. Затем и Вольдемар куда-то слинял, а Яшка, пожелав нам спокойной ночи, отправился в соседний номер спать, и мы с Катериной остались вдвоем. Все то, что я пережил сегодня рядом с ней – удивление, затем восхищение, потом восторг и уколы ревности – все это заставило меня взглянуть на девушку несколько по другому: мне вновь страстно захотелось Катюшу, как в тот самый день, когда я впервые увидел ее.

Катерина, которая, казалось, не замечала меня целый день, вдруг мило улыбнулась, подошла, села мне на колени и прильнула, обняв за шею:

– Савва, милый, сегодня был такой чудесный вечер. Почему ты уделяешь мне так мало внимания?

– Я ревную тебя к Яшке и Вольдемару, и ко всем другим, что пялятся на тебя, – сказал я честно.

– Ну и зря, кроме тебя мне никто не нужен, – сказала Катька, раскачиваясь вместе со мной на диване и я почувствовал, что еще мгновение, и мы опрокинемся. Дальше произошло то, что впоследствии мне было трудно объяснить даже самому себе: я вскочил, схватил Катьку в охапку, на ходу она потеряла свои туфли, затем настала очередь платья, я отбросил его в сторону и потащил девушку, оставшуюся в одном белье, в ванную комнату. Пустив струю воды, я раздел Катьку догола, разделся сам и полез вместе с ней в ванную, затем отрегулировал воду и стал Катюшу яростно натирать невесть откуда взявшимися здесь мочалкой и мылом.

– Ты с ума сошел, – недоумевающая Катька, принявшая вначале мои действия за шутку, пыталась брыкаться, непривычная, видимо, к такому обращению с ней кавалеров, но я довел-таки свое дело до конца, с остервенением намыливая ее юное тело до тех пор, пока оно под моими руками не стало хрустеть.

– Сейчас, Катенька, сейчас, – шептал я нежно, затем схватил ее – длинную и гибкую – на руки, и понес – влажную и желанную – в постель. Вдыхая по пути ее запахи, я не почувствовал ничего постороннего, кроме ароматов чистого тела и шампуня, поэтому, уронив ее на постель, немедленно набросился на девушку со всем пылом своей страсти.

Минут через десять я все же уловил от нее все тот же характерный запашок, который так раздражал меня прежде, но теперь уже ничего не могло помешать мне довести дело до конца.

Потом, позже, когда мы отдыхали с ней лежа в постели и Катерина сказала мне, сонно улыбаясь: «Ты напал на меня, как сумасшедший и любил так долго – это было ужасно приятно», я чувствовал себя на вершине блаженства. После взаимных комплиментов и объятий мы уснули. Проснувшись около десяти утра и не обнаружив Яшку в номере, мы не стали его искать, а, резонно полагая, что рано или поздно он найдется сам, отправились завтракать, причем Катрин не удержалась и надела к завтраку вечернее платье, в чем я ей не препятствовал.

Спустившись вниз на полуэтаж, я толкнул дверь буфета, на которой, правда, висела табличка «спецобслуживание», но меня, признаться, уже давно подобные таблички не останавливают, и мы оказались внутри. Все столики в буфете оказались занятыми молодыми людьми кавказской национальности, одетыми в спортивные костюмы, – они, громко переговариваясь, завтракали, а бармен, увидев нас, развел руками, как бы извиняясь, и сказал: «мест нет».

Мы с Катюшей уже развернулись, было, чтобы удалиться, но тут вдруг все присутствующие стали нас дружно просить остаться и не уходить – глаза молодых людей, обращенные на Катерину, буквально горели от восхищения и восторга. В нерешительности мы замерли у дверей, и тогда из-за одного из столиков встал пожилой мужчина, наверное, тренер, подошел к нам и попросил присесть за столик и спокойно позавтракать. Молодые люди мигом освободили один из столиков, и, потеснив своих товарищей, пересели за соседние. Через пару минут мы получили свой заказ, а спортсмены стали постепенно покидать помещение, каждый из которых, обязательно проходя мимо нашего столика, восхищенно цокал языком.

Бармен, принеся нам кофе, шепнул, что эти ребята – игроки футбольной команды «Торпедо» Кутаиси, и у них сегодня должна состояться игра с нашим кишиневским «Нистру». Когда мы с Катюшей, позавтракав, вышли из буфета, вдоль стен в полном составе выстроились футболисты-торпедовцы, образуя, таким образом, живой коридор. Я подумал, что они ждут кого-то и не ошибся: они ждали нас, вернее Катиного выхода, а увидев ее вся команда в едином порыве издала восхищенный вздох, а некоторые даже захлопали в ладоши. Катя со своей непревзойденной грациозностью, пройдя сквозь этот почетный караул, полуобернулась, ожидая меня, в то время как я, не удержавшись, сказал громко, во всеуслышание:

– Спасибо, ребята. Желаю вам красивой игры и, конечно же, проиграть.

С этими словами мы удалились. Дежурная по коридору, когда мы возвращались в наш номер, окликнула меня и передала записку, в которой Яшка извещал, что находится на встрече всех горских евреев Молдавии, и ждет нас там же к двум часам дня на обед, – название, адрес и телефон ресторана прилагаются.

Итак, до встречи с ним у нас оставалось еще несколько часов. В своем номере мы с Катюшей переоделись в обычную, непарадную одежду и вышли на улицу. Поймав такси поехали в район Рышкановки, к магазину «Каштан». Я редко навещал этот единственный в Молдавии сертификатный магазин, так как сюда нечасто завозились новые товары, или вернее сказать, я не имел тут никаких знакомств, а без них не мог рассчитывать что-то дельное и нужное для себя приобрести.

Однако, добравшись до места, мы обнаружили у дверей толпу в сотню-полторы человек, которые жались к стенам магазина и друг к другу, спасаясь от свежего, если не сказать пронизывающего ветра, – место было слишком открытое. Прислушавшись к разговорам окружающих, я понял, что сегодня обещали «выбросить» в продажу целую кучу новых товаров.

Так как все очереди в Союзе (за редким исключением) существуют по принципу «кто сильнее тот и первый», мы с Катюшей, когда очередь, поглядывая на часы, зашевелилась в беспокойстве, применив таранный прием прорвались к дверям и оказались в первых рядах. Еще через несколько минут ожидания стрелка часов добралась до десяти, дверь открылась и народ, демонстрируя на входе сертификаты, ломанулся внутрь. (Тех же, кто не имел их, в магазин попросту не пускали).

Оказавшись внутри, я оставил Катьку озираться по сторонам, а сам ускоренным шагом пошел вдоль полок с видом бывалого покупателя. Дело в том, что мне часто приходилось бывать в московских магазинах этой же торговой сети под названием «Березка», поэтому мне были знакомы почти все представленные товары, и размеры всех систем – европейской и американской я знал назубок, что немаловажно, когда оказываешься в подобной ситуации: пока начнешь примерять на себя какую-нибудь тряпку, а она не подходит – глядь, другие размеры уже расхватали, причем без всякой примерки.

На этот раз товаров в магазине оказалось на удивление много, и я успел набрать в руки несколько вещей еще до того, как нахлынувшая толпа буквально «смела» с полок все оставшееся.

В этот момент меня и обнаружила Катюша. Глаза ее, и от природы не маленькие, были в эту минуту вдвое больше обычного, и я забеспокоился – с чего бы это: от давки ли при входе или от обилия никогда прежде не виденных ею товаров. Она молчала, но так жалобно-просительно посмотрела на меня, что тронула мое сердце и я кивнул ей поощрительно – давай, действуй! Мне пришлось пойти вместе с Катей, и брать вещи, ориентируясь на ее рост и размер, причем, как выяснилось позже, хватая их, как говорится «на глазок», я не разу не ошибся! – все ей подошло.

Катюшины покупки потянули на тысячу пятьсот чеков, то есть на три тысячи рублей по спекулятивному курсу.

– Милый, у нас хватит денег, чтобы расплатиться? – спросила она с невинной улыбкой, и мне особенно понравились слова «милый» и «у нас».

– У нас денег хватит, – ответил я, и Катька зашептала мне на ухо: «Я отдам, я верну тебе эти деньги, мой милый, мой дорогой Савва!» Мог ли я ей отказать, даже если бы она не сказала этого?

Коробки с накупленным барахлом – ее и моим – еле разместились в салоне такси, но счастливые Катькины глаза стоили того. Пока она разбирала все это в гостиничном номере, подошло время отправляться в ресторан, где Яшка ожидал нас в кругу своих земляков. Катька с сожалением оторвалась от разглядывания обновок, примерила кое-что и спросила меня:

– Можно мне пойти в этом?

Я улыбнулся и сказал:

– Конечно можно. Этим ты шокируешь Яшку уже во второй раз за два дня.

Счастливая Катька, совсем по-бабьи махнув рукой, засобиралась в ресторан. У нее было, как минимум, одно несомненно ценное качество – мгновенно собираться, если в этом была необходимость. Через полчаса на такси мы добрались до места – нужный нам ресторанчик находился на окраине города. На дверях мы обнаружили привычную для подобных мест вывеску «Спецобслуживание», дверь, естественно, была закрыта, но тут же вынырнувший откуда-то седовласый администратор подошел и сказал с улыбкой:

– У меня есть указание пропустить одну очень красивую даму с молодым человеком, который будет ее сопровождать. – И тут же поправился, глядя на меня: – Вы извините, мне именно так сказали.

Конечно, мне не понравилась формулировка «сопровождать», но я не обиделся и сказал:

– Что вы, что вы, мне вообще нравится эта роль – быть бесплатным (ой ли!) приложением к журналу «Фемея Молдовей»

(Женщина Молдавии).

Катрин и администратор рассмеялись, после чего мы прошли внутрь.

Официальная часть – деловая, судя по всему только что закончилась: я понял это по Яшкиному взъерошенному виду и гуляющим попарно в зале солидным мужчинам. И очень скоро, судя по запахам, витающим в воздухе, должно было наступить время застолья.

– Мы с тобой, Катрин, подоспели очень вовремя, – сказал я, прохаживаясь с девушкой под руку вдоль длинного, уже засервированного стола, и давая ей пояснения.

Официанты соорудили его на кавказский манер, и у меня появилось ощущение, что мы каким-то чудесным образом перенеслись на Кавказ – так все на столах точно тому соответствовало. Свою короткую (шесть месяцев) армейскую службу я проходил в Азербайджане и успел полюбить тамошние чайханы; потом я провел около полутора месяцев в Тбилиси, где мне посчастливилось обойти половину городских ресторанов, – на всю жизнь мне понравилась кавказская, или, вернее, грузинская кухня. И вот теперь я смог увидеть все мои любимые блюда этой кухни здесь – в столице Молдавии. Все на столиках было свежим и натуральным, как то: мясо на гриле – баранина и говядина нескольких видов, истекающие жирком и дразняще пахнущие чесноком кебабы и домашние колбасы; птица – целиком, кусками, в соусе и в паштетах, рыба, разнообразные салаты, непривычные вкусу европейца соусы с добавлением грецких орехов, море овощей – целых, резаных и тушеных, целые вороха зелени, явно завозной, фрукты, хлеб обычный, лаваш, хачапури, молдавская вертута и много всего прочего, а совсем не то, что подается обычно в ресторанах в разделе «кавказская кухня» и сохраняет от нее в лучшем случае одно название. Да и с названиями этими нередко случаются казусные неувязочки – вспомните только, как в меню различных ресторанов писали «Чахохбили» – и «Чехомбили» и «Чахомбили» – одними названиями по слуху били.

Через пару часов веселого и чудесного застолья под молдавский, грузинский и армянский коньяки, водки и разнообразные вина – сладкие, полусладкие и сухие, где на столах не хватало, по справедливому Катькиному замечанию, лишь свинины, после множества красивых и витиеватых тостов, мне пришлось встать и взяв Катьку за руку, спешно уводить ее, так как внимания к моей даме к этому моменту было уже в избытке – на три десятка «джигитов» в нашей компании приходилось всего с десяток женщин, и всем этим дамочкам по внешним достоинствам до Катьки, если честно, было далеко, как от Кишинева до Кисловодска, откуда, если верить Яшке, прибыли когда-то в Молдавию все его земляки, да и он сам тоже. Поэтому мы и решили скрыться от разгоряченных мужских глаз, распалившихся не на шутку, тем более, что «простых» в этой компании не было – все присутствующие здесь были если не миллионерами, то уж «упакованными» сверхдостаточно – такие люди не привыкли себе ни в чем отказывать, того и гляди – возгорятся желанием к Катерине, а там и до эксцессов недалеко.

До двери нас проводил Яша.

– Яшенька, все было просто замечательно, извини, что уходим по-английски, не прощаясь. Объясни своим ребятам, что у нас дела, театр, концерт, дома лялька плачет, в общем, придумай что-нибудь, – пожал я ему руку и махнул призывно таксисту, стоявшему неподалеку.

– Не исчезайте совсем. Сообщите швейцару или горничной, где вас можно будет найти, – сказал на прощание Яшка, открывая дверцу остановившейся рядом «волги», на которой были изображены шашечки. – Я тоже скоро собираюсь покинуть компанию своих сородичей, одной-двух встреч в году с ними для меня вполне достаточно.

Мы приехали в центр города, и тут уж, не торопясь, сделали обход всех близлежащих баров, выпили в каждом из них по бокалу шампанского, пообщались со знакомыми мне барменами, потом перебрались в «Интурист» на второй этаж, где удобно устроились в местном баре.

Несколько позже, когда в бар набилось слишком много народа, мы покинули и его, поднявшись лифтом на 14 этаж – там располагался небольшой, но уютный валютный бар, где, впрочем, отпускали и за рубли.

День плавно перетекал в вечер, позолота вечернего заката сползала постепенно со зданий, что удобно было наблюдать с той высокой точки, где мы теперь находились, и с которой был виден почти весь город.

Мы по-прежнему пили лишь шампанское и развлекались тем, что указывая вниз, пытались угадать знакомые места – улицы, проспекты, здания и парки.

Публика в баре была немногочисленной, но солидной – зачастую тут назначались встречи серьезных деловых людей, а барменом здесь работал знакомый мне паренек Ваня – он всего полтора года назад начинал в нашем провинциальном ресторане поваром, и вот, за такой короткий срок вырос до бармена в столичном валютном баре. Помню, в первый вечер, когда мы с Ваней только познакомились, я спросил его, что он умеет хорошо, как профессиональный повар, готовить. Тогда он поинтересовался, чего бы я хотел съесть. Я и ляпнул, что давно, мол, мечтаю отведать люля-кебаб – это было первое название, пришедшее мне на ум. После этого я спустился к себе в бар, а еще минут через сорок уже здорово оголодавший и сильно рассерженный, вновь поднялся наверх, а повар Ваня развел руками и сказал извиняющимся тоном, что мой заказ – люля-кебаб – будет готов лишь через десять минут. Я хотел было рассмеяться, сказать ему, что с моей стороны это была всего лишь шутка, но потом понял, что парень отнесся к своему делу предельно серьезно и решил не обижать его, а потерпеть немного и дожидаться-таки так любовно приготовляемого им люля-кебаб.

По правде говоря, я не завидовал Ване, и тому, что он забрался так высоко – во всех смыслах: валютный бар «Интуриста», да еще 14 этаж – здесь «капусты» особо не нарубишь, нет достаточного оборота клиентов. Зато на этом месте можно приобрести массу ценных и нужных знакомых, включая иностранцев – это не менее, а зачастую более важно на современном этапе жизни. Впрочем, на такое место случайного человека не возьмут: обязательно надо было заключать с КГБ договор, а затем очень технично маневрировать между этой очень серьезной фирмой и не слишком законопослушным окружением, чтобы урвать свой кусочек.

И здесь, на 14 этаже, «моя» Катрин пользовалась успехом: ее беспрерывно приглашали танцевать. Освободившись от очередного ухажера, она увлекла меня на медленный танец и, положив голову мне на плечо, прошептала:

– Савва, они мне все надоели, не пускай меня больше танцевать с другими.

– Почему, моя девочка? – поинтересовался я.

– А все они во время первого же танца объясняются мне в любви.

– Но это же хорошо, – сказал я.

– Нет. – Катя приблизила свои огромные миндалевидные глаза вплотную к моему лицу. – Вот если бы ты говорил мне о любви, было бы совсем другое дело.

– Я? О любви? Прости меня, Катрин, я с некоторых пор даже собственной жене не говорю «люблю».

– А зря, милый, зря, женщины так любят это слово, – томно сказала Катька, закатывая игриво глаза и повисая на моей шее. После танца мы вернулись за столик и Катьку вновь стали приглашать. Теперь я отказывал всем подряд, делая зверскую физиономию и копируя кавказский акцент, после чего мы с Катькой заливались от хохота, и вскоре нас оставили в покое.

Но были среди посетителей и такие, которые, не покидая своих мест, пялились на Катьку во все глаза, и тут уж я ничего не мог поделать.

Особенно я отметил для себя какого-то нахального лысого коротышку: он сидел за столиком с еще двумя мужиками его примерно возраста и солидного вида – несколько часов тому назад мы уже общались в кругу им подобных – и все время наблюдал за Катериной, периодически вытирая лысину носовым платком и залпом опрокидывая в глотку коньяк – рюмку за рюмкой.

Проведя весь день и вечер целиком в праздношатании, мы вернулись в свой номер около полуночи. Пропуская Катю перед собой в гостиничный номер, я ощутил от нее все тот же остренький запашок – ее родной, – но теперь меня это больше не беспокоило, я уже твердо решил для себя, что прошедшая ночь, ночь нашей любви, была первой и последней.

В номере, совершенно по-свойски, каждая со стаканом шампанского в руке, располагались вчерашние «девушки» – оказалось, что им было проплачено наперед, причем и за этот вечер тоже. Девочки поглядывали на Катерину настороженно: они чувствовали, конечно, что она – из их круга, но понимали, что с такой внешностью она им не конкурентка – ее уровень много выше. Вообще-то говоря, такса этих девочек была строго определенная: режиссерская жена получала 25 рублей за один постельный сеанс, «сосочки» – по 10 рублей за каждый минет, плюс 10 за визит. Эти девочки и сообщили мне, что «наши друзья» – «Торпедовцы» Кутаиси, проиграли молдаванам, если не ошибаюсь со счетом 1: 2. Та девушка, что сообщила мне об этом, так меня осчастливила (я хоть и не футбольный болельщик, но все же патриот своей республики), что я решил с ней удалиться в соседний номер, который, – она, оказывается, была в курсе дела, – был в данный момент свободен. «Профессионалка» уложила меня на диванчик и исполнила минет, который затянулся минут на тридцать. В один прекрасный момент она, подняв голову и по-собачьи тяжело дыша, жалобно спросила:

– Ты кончаешь вообще когда-нибудь?

И я ей ответил:

– Не отрывайся, пупсик, это было уже так близко…

– Ты такой «долгоиграющий» и обильный, – недовольно процедила «пупсик», когда мы, спустя еще какое-то время поднялись с постели, – это просто ужас.

– Не переживай, – шутливо шлепнул я девушку по заднице. – Скажу Яшке, чтобы он тебе один раз со мной посчитал за два. Или за три, как за работу в особо тяжелых условиях.

Все вместе мы собрались уже после полуночи: Яшка, режиссер, я и Катерина, которая, кстати, осталась в этот поздний вечер совсем без внимания. Она с упреком поглядывала на меня, когда я вернулся в наш номер с той телкой, минетчицей и футбольной болельщицей. Однако сил больше ни на что не оставалось, и я, стараясь не встречаться с Катюшей взглядом, отправился спать, а Яшка, сидя рядом с ней, стал предпринимать попытки ее соблазнить, а она отчего-то артачилась. Не знаю уж, чем там у них все закончилось, я уснул.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.