Хатем и Зулейка

На следующий год поэта вновь потянуло в пределы Рейна, Майна и Неккара. Снова встретился он с Марианной Юнг, которая минувшей осенью стала женой фон Виллемера. Встреча эта заворожила обоих: оба испытали глубочайшее потрясение, восторженную взаимную приязнь. Впрочем, никогда не удастся прояснить до конца, что же оба чувствовали в ту пору. Помимо всего прочего, они были еще и равноправными партнерами в сугубо литературной затее — в поэтическом мире Хафиза. Зимой и весной 1815 года Гёте продолжал писать стихи для «Дивана». Еще глубже проник он в мир Востока, еще ближе познакомился с творчеством других персидских поэтов. «Немецкий диван» — так предполагал он назвать сборник теперь уже из ста стихотворений, перечисленных в списке, составленном самим автором 30 мая 1815 года в Висбадене («Висбаденский список»). И если бы этот состав увидел свет, мы недосчитались бы в нем многого и очень существенного из того, что вошло в окончательный вариант «Дивана». Не было еще деления на книги, да и готова была лишь шестая часть стихов, впоследствии включенных в «Книгу Зулейки» — в эту фантастическую книгу любовных диалогов Хатема и Зулейки. Однако уже в первый день этого нового путешествия на запад Германии, 24 мая 1815 года, в Эйзенахе, родились те строки, где любящие обрели свои «имена»: зазвучала увертюра к поэтическому дуэту, которому суждено было стать дуэтом не только поэтическим:

Ты же, ты, долгожданная, смотришь

Юным взором, полным огня.

Нынче любишь, потом осчастливишь меня,

И песней тебя отдарить я сумею.

Вечно зовись Зулейкой моею.

Если ты Зулейкой зовешься,

Значит, прозвище нужно и мне.

Если ты в любви мне клянешься,

Значит, Хатемом зваться мне.

(Перевод В. Левика — 1, 366–367)

Все переживания поэта, как и его счастье, могли войти теперь в поэтический контекст и слиться с ним. Итак, перед нами Хатем-Гёте и Зулейка-Марианна. В одном из стихотворений, написанных уже осенью, имя «Гёте», которое должно было рифмоваться с немецким «Моргенрете» (рассвет), заменено именем «Хатем».

Вами, кудри-чародеи,

Круг мой замкнут вкруг лица.

Вам, коричневые змеи,

Нет ответа у певца.

Но для сердца нет предела,

Снова юных сил полно:

Под снегами закипело

Этной огненной оно.

Ты зажгла лучом рассвета

Льды холодной крутизны,

И опять изведал Хатем[71]

Лета жар и мощь весны.

Кубок пуст! Еще налей-ка!

Ей во славу — пьем до дна!

И пускай вздохнет Зулейка,

Что меня сожгла она.

(Перевод В. Левика — 1, 377–378)

Разумеется, нельзя восстановить перипетии любовного романа на основе стихотворений «Книги Зулейки». Что на самом деле произошло между Марианной фон Виллемер и Гёте летом и осенью 1815 года — это так и остается личной их тайной, которая вместе с тем сохранена для потомков в лирическом наследии «Дивана» и этой же поэзией украшена. Марианна умела ответить поэту собственными стихами и настолько точно почувствовала тон диалогов Хатема и Зулейки, что стихи ее органично вошли в сборник. Письма, которые они в первые годы после той встречи иногда посылали друг другу, содержали лишь скудные, хоть и вполне прозрачные, намеки. А приглашения, которое не раз повторялось обоими супругами Виллемер, Гёте так и не принял. Может быть, поэт, автор стихов о вулкане Этна, стремился избежать повторения романа, случившегося у него с Зулейкой в 1815 году, не зная, как он справится с ним? Одно из своих писем к Гёте — от 1 августа 1816 года — Марианна закончила уверением: «…с теплом, от всей души, разделяю я с Вами как радость, так и боль, пусть даже я не умею это выразить. Неизменно Ваша Марианна». А в 1819 г. Гёте был глубоко разочарован тем, что Марианна не приехала вместе с Якобом фон Виллемером в Веймар, и в письме к ней признался: «Тут я по-настоящему почувствовал, что я все еще принадлежу моей любимой приятельнице… И ныне и навсегда Г.» (из письма от 26 марта 1819 г.).

Марианна Юнг, родившаяся в Австрии в 1784 году, в 1798 году попала во Франкфурт в составе театральной труппы. И не один только Клеменс Брентано был очарован этой юной танцовщицей, актрисой и певицей, которой он посвятил ряд стихотворений в своих «Романсах о розарии». Иоганн Якоб фон Виллемер, банкир, любитель театра и разносторонний писатель-популяризатор, перед тем дважды уже овдовевший, в 1800 году ввел шестнадцатилетнюю Марианну в свой дом, на что, вероятно, толкнуло его не только стремление покровительствовать театру и жрецам искусства. Гёте периодически переписывался с ним, а когда поэт в 1814 году посетил Висбаден, состоялось и его знакомство с Марианной. За этим последовали визиты Гёте в Гербермюле, усадьбу Виллемера вблизи от Франкфурта. А 27 сентября 1814 года Виллемер женился, пожалуй со странной поспешностью, на этой девушке, давно уже жившей в его доме, хотя она была моложе его на целых двадцать пять лет. 18 октября новоиспеченные супруги вместе со своим гостем созерцали из домика на винограднике Виллемера праздничный фейерверк, устроенный по случаю годовщины битвы под Лейпцигом; до глубокой старости оба — и Гёте и Марианна — вспоминали об этом дне.

Возможно, еще зимой 1814–1815 годов в памяти поэта всплыли приятные впечатления первых встреч с Марианной, когда в декабре он получил назад свой альбом с записями супругов Виллемер. Марианна вписала в этот альбом забавные стишки, начинавшиеся так:

Ростом я совсем мала,

Милой крошкой звал меня ты.

Так зови меня всегда ты —

Будет жизнь моя светла.

(Перевод А. Гугнина)

Однако уже в августе и сентябре 1815 года страсть прорвалась наружу. С середины августа до середины сентября Хатем-Гёте жил в усадьбе Гербермюле, но и он, и Марианна знали, что им придется отказаться от своего счастья. Шестидесятипятилетний поэт пережил «временное омоложение», «повторную возмужалость», как он сам впоследствии, спустя десять лет, объяснил в беседе с Эккерманом: «у доподлинно одаренных людей даже в старости мы еще наблюдаем наступление эпох неутомимой продуктивности», тогда как «другие молоды только однажды» (запись 11 марта 1828 г. Эккерман). С 20 сентября по 7 октября поэт находился в Гейдельберге, где вновь внимательно изучал собрание картин братьев Буассере. Супруги Виллемер тоже находились там с 23 по 26 сентября. И за это время появилось около пятнадцати стихотворений, которые составили ядро «Книги Зулейки» и, несомненно, выражали счастье и муки любви, заполнившей эти неповторимые недели, когда поэту было даровано вдохновенное и вдохновляющее прикосновение к молодости. И опять же: поэтический диалог влюбленных разыгрывался в рамках мира, созданного Хафизом. Хатем и Зулейка входили в число образцовых пар влюбленных, представленных в «Книге любви», и от них брало отсчет поэтическое воображение. Словом, при всей страстности взаимоотношений Хатема-Гёте и Зулейки-Марианны в цикле прежде всего воспевалась любовь как таковая.

Отъезд из Гейдельберга 7 октября 1815 года напоминал бегство. «И вот сорвало меня с места и гонит домой — через Вюрцбург» (но отнюдь не через Франкфурт. — Прим. авт.), — писал он днем раньше Розине Штэдель, урожденной Виллемер. Но, в сущности, адресовано письмо было Марианне. И Якобу Виллемеру Гёте намекнул на свое положение, в котором «хоть и присутствует душевный разлад, но я не намерен умножать, а уж лучше — уничтожу». Слова эти были обращены «к тем двум людям», «которые пребывают в счастливом союзе, коему можно лишь завидовать» (6 октября 1815 г.). Лишь однажды впоследствии обратился он к своей Зулейке на «ты» — в письме к ней от 26 июля 1819 года: «Так выслушай еще и еще раз уверение в том, что на каждый твой порыв я отвечаю сердечно и неизменно… Если бы я был удодом,[72] я не перебежал бы тебе дорогу, но прямо бросился бы к тебе» (XIII, 447). Время от времени Марианна и Гёте присылали друг другу стихи, полные тайных намеков, среди них и такие, что могли близкими их восприниматься как приветствия из мира Хафиза. Вот, к примеру, одно из таких последних стихотворений Гёте:

ВОСХОДЯЩЕЙ ПОЛНОЙ ЛУНЕ!

Дорнбург, 25 августа 1828 года

Ах, куда ж ты убегаешь!

После близости такой.

Лик мелькнувший укрываешь

Темной тучей грозовой.

Но, узрев, что я печалюсь,

Как звезда, киваешь мне,

И надеждой упиваясь,

Я люблю тебя вдвойне.

Сбрось покровы! Ярче, ярче,

Всю красу свою яви!

И пусть бьется сердце жарче

В ночь блаженства и любви.

(Перевод А. Гугнина)

В 1816 году поэт собирался вновь отправиться на запад вместе со своим другом, знатоком живописи Генрихом Мейером. Однако вскоре после того, как они тронулись в путь, карета перевернулась, и спутник Гёте получил травму. Восприняв это как дурное предзнаменование, поэт отказался от путешествия и удовлетворился пребыванием на небольшом курорте Теннштедт. Больше он ни разу не бывал ни во Франкфурте, ни на Майне, Рейне и Неккаре.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.