Чуждый мир драматургии Клейста
Чуждый мир драматургии Клейста
С 1806 по 1823 год Гёте ежегодно, за немногими исключениями, бывал на курортах Богемии. Он никогда не прекращал там работу — совсем напротив. Сплошь и рядом именно там у поэта случались моменты особой творческой напряженности.
Так, в 1807 году он написал пять новелл, которые впоследствии включил в «Годы странствий». Точно так же и «Избирательное сродство», план которого он упоминает в своем карлсбадском дневнике 10 июля 1808 года, поначалу было задумано как вставная новелла для того же большого романа о Вильгельме Мейстере. И неизменно вызывает удивление, каким образом поэту удается наряду с напряженной работой ежедневно поглощать вплоть до самых преклонных лет такую уйму литературы. Летом 1807 года Гёте прочитал также «Амфитрион» и «Разбитый кувшин» Генриха фон Клейста. Обе вещи он получил от Адама Мюллера. Гёте принял эти произведения сдержанно, но в общем вполне благожелательно. По поводу «Амфитриона» он писал Адаму Мюллеру: «С моей точки зрения, на этом пути античное и современное скорее расходятся, чем сходятся» (из письма А. Мюллеру от 28 августа 1807 г. — XIII, 318). А в своем дневнике 13 июля 1807 года он сделал уточняющую запись уже для себя, и ею обозначил существенное: «Античное понимание «Амфитриона» строилось на смешении чувств, на разладе видимости с рассудком… Современный же автор — Клейст — изображает помрачение чувства как такового у главных действующих лиц». Гёте к тому же подозревал — и в этом вопросе он, как известно, был чрезвычайно щепетилен, — что «новый мистический Амфитрион» (Дневник, 15 июля 1807 г.) представляет собой христианскую версию старого сюжета, вроде того, «как Марию посетил святой дух».
Между тем уже 2 марта 1808 года в Веймаре состоялась премьера комедии «Разбитый кувшин», к сожалению расчлененной на 3 действия. Пьеса провалилась с треском — ведь разрубили драматический нерв одноактовки. Правда, Гёте в свое время предостерегал посредника — Адама Мюллера: «…жаль только, что эта вещь принадлежит невидимому театру». Поэта раздражала ее «сценично-процессуальная форма», и он хотел помочь автору разделением пьесы на акты, однако именно это подорвало и ослабило внимание зрителей.
24 января 1808 года Клейст сам послал Гёте первый номер своего журнала «Феб», в котором было напечатано восемь сцен «Пентезилеи»: «Я припадаю с этим к Вам «на коленях моего сердца»». (Клейст не мог знать, что и юный Гёте тоже в свое время привел этот библейский оборот в письме к Гердеру от 12 мая 1775 года.) Единственное письмо, полученное Клейстом от Гёте вслед за этим, было для него уничтожающим: ««Пентезилея» остается мне чуждой. Она принадлежит к столь странной породе и действует в столь несродной мне области, что потребуется еще немало времени, чтобы освоиться и с тем и с другим… Я всегда бываю огорчен и опечален, — продолжал далее Гёте, — когда встречаю молодых людей большого ума и таланта, которые рассчитывают на театр, могущий возникнуть в грядущем» (из письма Г. Клейсту от 1 февраля 1800 г. — XIII, 323).
Своей эксцентричностью и трагической безысходностью «Пентезилея» неизбежно должна была неприятно поразить Гёте. И приговор, вынесенный им, был отнюдь не легковесным. В Клейсте поэта отпугивали именно те черты, которые он с великим трудом преодолел в себе: непомерная экзальтированность, неуравновешенность, эмоциональный разброд. Словом — «вертеровское» начало. Впоследствии отношение Гёте к Клейсту было выявлено еще отчетливее: этот писатель всегда вызывал у него «дрожь и отвращение, как тело, прекрасное от природы, но изуродованное неизлечимой болезнью» («Драматургические листки Людвига Тика», 1826). Гёте отстранял от себя то, что в свое время пережил сам и мнил для себя угрозой. Словом, все, что теперь казалось ему признаком духовной разорванности, бесцельных поисков, не могло ему нравиться. Вместе с тем долгие блуждания Клейста, его поиски плана жизни, о которых, конечно, его старший собрат по перу ничего не знал, были сродни стремлениям Вильгельма Мейстера к образованию и самовоспитанию, а ведь Мейстеру, как известно, прощались все заблуждения.
Если бы молодость Гёте совпала с молодостью Клейста, они нашли бы дорогу друг к другу. Однако, получив уничтожающий гётевский отзыв на «Пентезилею», Клейст из почитателя Гёте превратился в его противника — стал ненавидеть его и презирать. Прежде он преклонялся перед Гёте и надеялся, что тот его поймет. Но единственное письмо, полученное от поэта, погасило все надежды, хотя в нем и говорилось об «искреннем расположении». «Господин фон Гёте» — так издевательски озаглавил Клейст эпиграмму, которую написал из досады, что не встретил в своем кумире взаимности. Эпиграмма высмеивала гётевское «Учение о цвете»:
Что же, достойное дело нашел он в преклонные лета,
Он разлагает сиянье, что прежде венчало его!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.