XV

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XV

В новой школе Амоса царила атмосфера, разительно отличавшаяся от той, что была в колледже в Болонье: никто ни слова не говорил ни о политике, ни о независимости от родителей, ни о наркотиках; здесь все больше беседовали о спорте, каникулах, проблемах, связанных с учебой. Частенько в секретных разговорах обсуждали учителей и придумывали, как избежать опросов или прогулять школу без последствий. Амосу все это казалось младенчески наивным, и ему не сразу удалось вписаться в коллектив, несмотря на искреннюю симпатию, которую с первого дня проявляли к нему одноклассники.

Вот так, в городке под названием Понтедера, известном тем, что там делают скутеры «Пьяджио», Амос стал учиться во втором классе средней школы, впервые не покидая лона семьи, как все нормальные дети. И хотя сперва ему казалось немного забавным уезжать из дома с корзинкой для съестного и мелочью в кармане на горячий шоколад, он быстро привык и не замедлил похоронить все скверные воспоминания о той жизни, что, подвергая его испытаниям, заставила повзрослеть раньше времени, пока он отчаянно искал тепла, истинных ценностей и прочих простых вещей, свойственных его возрасту и воспитанию.

Учителя сразу почувствовали к Амосу расположение и прилагали максимум усилий, чтобы помочь ему побыстрее освоиться. Его соседом по парте был первый ученик в классе, который, благодаря своим рвению и усердию, ставшим притчей во языцех, считал нового друга чуть ли не дополнительным предметом для изучения, понимая, что ему не зря доверили Амоса. Амос, в свою очередь, делал все, чтобы лучше адаптироваться; он видел это своей основной целью, достижение которой обеспечит ему уважение и хорошее отношение преподавателей, что для него было крайне важно.

Так что мальчишки практически все время проводили вместе – и на переменках, и на занятиях физкультурой или музыкой, и на уроках рисования, во время которых Амос лепил что-нибудь из глины или пластилина. Когда им приходилось делать уроки в школе, Пьетро рылся в словарях и для друга, но никогда не давал ему списать свой перевод из опасения быть разоблаченным и наказанным.

Позади них сидели двое резвых и предприимчивых ребят, которым удалось быстро завоевать симпатию и восхищение Амоса. Одного звали Раффаэле, другого – Эудженио. Последний особенно пришелся новичку по душе: он счел его человеком общительным и без предрассудков, похожим на него самого характером и образом жизни, вечно готовым шутить и не лишенным определенной хитрости, которая нравилась Амосу; к тому же ему не сиделось на месте, и он постоянно тащил друзей на свежий воздух.

За весьма короткий срок Амос настолько привык к школе, что уже чувствовал себя там как дома. Учитель музыки буквально обожал его и старался не отпускать от себя, частенько избавляя мальчика от необходимости посещать другие уроки, чему тот был несказанно рад. Профессор Капони даже написал для него песню, которую Амос исполнил на новогоднем празднике, устроенном директором. Там же Амос поразил всю школьную братию, спев арию Радамеса из «Аиды» Верди под фортепианный аккомпанемент самого профессора Капони, который был чрезвычайно горд своим учеником: выступление Амоса перед директором и всем преподавательским составом оказалось настолько удивительным, что профессор не находил себе места от счастья.

В конце выступления Амоса плотным кольцом окружили сверстники; множество рук пожимали его руку, обнимали за плечи или дергали за пиджак, а Эудженио, стоявший рядышком, тем временем пользовался удобным случаем, чтобы завязать знакомство с самыми хорошенькими девчонками, которые, распихивая всех, подходили поближе.

Спустя несколько дней учебный год закончился, и Амос был переведен в следующий класс с хорошими оценками. Благодаря занятиям с добрым другом Делла Роббья, по математике он тоже добился неплохих результатов.

Начавшиеся вслед за этим каникулы стали одними из тех, что не забываются никогда, но не из-за каких-либо ярких событий, а скорее из-за их полного отсутствия, что для Амоса было весьма необычным опытом.

Отец затеял в доме очередной ремонт и переоборудовал помещение, в котором хранились сельскохозяйственные инструменты, под кабинет для старшего сына. Разделив огромный ангар на несколько частей, он устроил в одном углу котельную центрального отопления, в другом – гладильную, в третьем – чулан, а в четвертом – как раз комнату для Амоса. В ней было большое окно, которое выходило в сад, на беседку, оплетенную прекрасным вьюнком. Уже в августе ветви вьюнка начинали так благоухать, что приманивали птиц, которые частенько садились на подоконник, склевывали какую-нибудь крошку и улетали прочь, радостно щебеча.

Амос обожал свое новое убежище. Там он усаживался за пианино, наигрывал что-нибудь, а потом принимался вслушиваться в звуки деревни за окном, долетавшие до его ушей нежной мелодией волшебной симфонии. Порой он настолько погружался в магию прекрасных звуков природы, что собственные аккорды начинали раздражать его – они словно разрушали эти чары.

В этой комнате, куда тень от беседки приносила приятную прохладу, Амос проводил много времени. Там он читал книжки, иногда пописывал что-то, играл на пианино, слушал диски и просто ходил взад-вперед со сцепленными за спиной руками, когда мелодия настолько захватывала его, что он терял чувство реальности.

Периодически к нему захаживали друзья. Чаще всего – Эудженио, которому невероятно нравилось тренироваться на полупустых деревенских дорогах, и он тащил за собой Амоса. По правде говоря, тому были не слишком по душе спортивные забавы друга, то и дело доводившие его до крайнего утомления. Амосу были дороги те часы, которые они проводили вдвоем в его кабинете. Эудженио очень любил читать и с удовольствием делал это вслух: рассказы, стихи, краткие биографии знаменитых людей. Кроме того, он с удовольствием обнаружил некоторые запретные книжки – в этих случаях Амос запирал дверь, а Эудженио, читая, понижал голос.

В августе семейство Барди вновь отправилось на море, в свою недавно купленную квартирку, которая приносила всем невероятную радость. Эта квартира, находившаяся на последнем, третьем этаже нового здания, примерно в трехстах метрах от моря, в одном из переулков виа Дель Секко в Лидо Ди Камайоре, была достаточно просторной: у мальчиков была собственная комната с террасой и видом на море; в родительской спальне тоже была терраска, выходившая на юг; еще там были большая столовая, кухонька и ванная. Словом, это была роскошь, о которой еще несколько лет назад Барди и мечтать не могли.

Их бизнес расцвел пышным цветом, благодаря как невиданному экономическому подъему тех лет, так и заслуживающему восхищения духу жертвенности, который объединял супругов Барди, бок о бок работавших без устали от рассвета до заката. Синьор Барди слыл человеком осторожным, прозорливым и компетентным, клиенты и коллеги уважали его, а его жена была женщиной смелой и волевой, одаренной мощной деловой хваткой, необычайной общительностью и даром убеждения. За несколько лет они вместе преобразовали маленькую механическую мастерскую бедного Альчиде в настоящий коммерческий центр, где можно было купить или починить абсолютно любой сельскохозяйственный инвентарь. Теперь они могли позволить себе проводить в своей новой квартирке на море весь август, наслаждаясь общением с детьми, которые, будучи уже подростками, дарили родителям последние ощущения целостности семьи, перед тем как вылететь из гнезда.

Амос стал снова играть в шахматы со своим учителем и другими ребятами с пляжа, которые тоже подхватили шахматный вирус. В качестве разминки он нырял вместе с сыновьями Делла Роббья и доплывал с ними до буйков; вылезая из воды, он принимал прохладный душ, чтобы смыть с себя морскую соль.

Изо дня в день он чувствовал, как его тело наполняется силой – силой, которая дарила ему уверенность и даже пробуждала в нем нарциссизм, заставляя все чаще мериться силами с другими ребятами и порой глупо рисковать жизнью, словно это могло придать ей больший смысл.

Однажды днем он встретился на пляже с детьми Делла Роббья, которые вместе с остальными мальчишками любовались на море, штормившее уже три дня. Волны докатывались почти до первой линии солнцезащитных зонтиков. Амосу немедленно захотелось прыгнуть в воду и поплавать в волнах. Он подал эту идею ребятам, и, немного поколебавшись, сыновья Делла Роббья приняли его вызов; все остальные отказались. Трое мальчиков стали заходить в море, прыгая в волнах, а потом, когда вода дошла им до груди, с трудом поплыли. Вдруг Амос услышал, как старший из братьев зовет его, крича во все горло, что младшему нужна помощь… Наверное, мальчика понесло течением; он не чувствовал дна под ногами и в отчаянии барахтался. Ему никак не удавалось ни вернуться на берег, ни доплыть до своих друзей. Амос поплыл так быстро, как только мог, а когда добрался до мальчугана, рука младшего Делла Роббья судорожно вцепилась ему в плечо. Амос ушел под воду, но тут же вынырнул. Он устремился в сторону берега, то и дело ища ногами дно, но тщетно. Силы его постепенно таяли, но при этом им практически не удавалось сдвинуться с места. Амоса охватила паника, и он услышал, как кто-то из его друзей кричит: «На помощь!» Тогда он попытался успокоиться, остановился, стараясь только держать голову над водой, а потом окликнул самого старшего из компании, слывшего прекрасным пловцом. Тот сказал ему, что спасатель уже спускает на воду катамаран. Амос ощутил смущение и стыд и в последней отчаянной попытке добраться до берега стал нащупывать ногами дно, и спустя десять секунд все-таки чудом нашел его; тогда он уцепился за песок пальцами ног и поднялся. От радости на глазах у него выступили слезы. Он повернулся, чтобы окликнуть остальных – теперь и они были в безопасности; возможно, течение вытолкнуло их из водоворота, и они спаслись.

Этот случай заставил Амоса чуть больше уважать море; кроме того, в нем наконец пустила корни определенная осторожность, появившаяся на фоне его взрывного и гордого характера, который вечно толкал его на рискованные поступки, совершая которые он хотел лишний раз проверить свои силы, пусть даже порой приходилось выглядеть при этом самонадеянным нарциссом. Амос не выносил, что окружающие постоянно волновались за него и пытались защитить, как защищают слабых; он не мог смириться с мыслью, что еще столько людей не считают его нормальным и притворяются по отношению к нему заботливыми альтруистами, только чтобы потешить самих себя и заслужить одобрение близких. Он чувствовал в себе силы вести себя точно так же, как и его сверстники, он не хотел поблажек и был готов на все, чтобы завоевать право быть наравне со всеми остальными, без каких-либо исключений. «Осторожно, это слишком опасно для тебя, погоди-ка, я тебе сейчас помогу» – эти слова вселяли в него ужас и буквально высекали слезы у него из глаз. В таких случаях он окончательно терял чувство осторожности, и риск становился его единственным спасением. Тогда он назло всем с головой окунался в то, что ему так рьяно пытались отсоветовать. Именно поэтому его так привлекали лошади, бушующее море, головокружительный спуск с горы на велосипеде, оружие и все то, что являлось своеобразным вызовом слепоте, которая вполне устраивала его до тех пор, пока окружающие не начинали жалеть его.

«Не следует подавать милостыню тому, кто ее не просит, – порой думал Амос в ярости и отчаянии. – Почему бы им не следить за собой, а то они собираются на верховую прогулку вместе со мной, а через десять метров сваливаются с лошади, идут со мной купаться, а потом начинают бояться и возвращаются на берег – под предлогом, что делают это ради меня, а все кругом их поддерживают и сочувствуют мне».

Так говорил Амос своим самым близким друзьям. Потом он замыкался в себе и бессознательно воспитывал в себе невероятную силу воли, которая и позволяла ему смело окунаться во все предприятия, ведь он был убежден, что, делая что-то лучше всех, он добьется, чтобы его считали таким же, как все остальные. Эта жажда знаний, жажда самоусовершенствования со временем укрепила его во мнении, что нет худа без добра; тем временем оптимизм становился одной из главных черт его натуры, и это был осознанный процесс, происходивший день ото дня, по мере преодоления разнообразных препятствий и достижения очередных целей.

Годы отрочества, которые он проживал с такой интенсивностью, убедили Амоса в том, что жизнь – таинственный путь, полная очарования дорога, вдоль которой встречаешь разные идеи, прикипаешь к ним сердцем, они смешиваются друг с другом и тонут в море жизненного опыта, из которого, в свою очередь, рождаются новые идеи, создающие новый опыт, и так далее. Спустя год человек становится иным, непохожим на того, кем был за год до этого, порой совершенно неузнаваемым, потому что каждый, даже самый незначительный эпизод влиял на него и приводил к изменениям. Следовательно, мы есть не что иное, как совокупность нашего опыта и знаний.

Амос оставил далеко позади период учебы в колледже и с тех пор очень изменился. Ничто из прошлого опыта не прошло для него даром; он словно архивировал собственное прошлое, но лишь после того, как привел его в полный порядок с тщательностью человека, который хочет, чтобы даже самая малость не затерялась и могла стать полезной в будущем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.