Карло Понти и Софи Лорен

Карло Понти и Софи Лорен

Я обожала Карло. Это был мой мужнина, мой единственный настоящий мужчина. Я страстно хотела, чтобы он стал моим мужем и отцом моих детей. В какой-то момент мне казалось, что он не сделает решительного шага, если я не подтолкну его к нему.

Он дал мне почувствовать себя защищенной.

Софи Лорен

Одним из немаловажных моментов брака Карло Понти и Софи Лорен, которые следует принимать во внимание при исследовании института брака, является завидное воздействие позитивного стимулирования со стороны государства и религии. Разумеется, никакие земные силы не смогут создать истинную любовь при полном отсутствии духовных сил, но Карло и Софи в течение десятилетий демонстрировали некую золотую середину в отношениях мужчины и женщины, которые не испортили даже приоритетность обогащения и проблески деструктивного, сдерживаемые искусственно сформированными дамбами. В самом деле, несмотря на «полвека любви», шикарной и слепящей глаз неискушенного человека, в этом итальянском браке присутствует мутный осадок материального, не позволяющий спутать чарующие отношения двух людей с искрящимися рядом бриллиантами.

От земных устремлений к первородному счастью

София добровольно отдала себя в опытные руки Карла Понти, безропотно стала играть по навязанным им правилам, но неожиданно пленила его нешуточной сосредоточенностью и серьезностью во всем, что касалось семьи. Его растущее с годами пристрастие к актрисе мирового уровня постепенно перешло в неподдельное обожание и даже любовь, что объяснялось не столько мужским прозрением по мере открытия и развития таланта своей протеже, сколько неминуемой трансформацией сознания с возрастом. Это, пожалуй, был один из тех уникальных и редких случаев, когда мужчина, воспользовавшись своими профессиональными возможностями, выбрал молодую девушку, как выбирают лошадь или собаку – по экстерьеру (он даже предлагал ей сделать пластическую операцию по укорачиванию носа), для создания манящей подсветки к своим фильмам и совмещения с мимолетными желаниями плоти, но получил сногсшибательный результат в виде растущего интереса к молодой актрисе, что предопределило дальнейшее профессиональное взаимодействие, причем его карьера все больше нуждалась в такой опоре, как его восхитительная любовница.

* * *

О детстве и юности Карло Понти известно не так много, как о первых годах жизни его всемирно известной жены, но о формировании характера продюсера можно судить по его поступкам в зрелом возрасте. С молодых лет этот человек демонстрировал неизменную мотивацию к достижению успеха, сделав деньги его универсальным мерилом. Дело всей жизни он выбрал не сразу, увлекаясь сначала архитектурой, а затем вопросами права. Любопытно, что учебу в Миланском университете напористый студент оплачивал самостоятельно, зарабатывая средства в нотном магазине отца. Хотя его наверняка беспокоили скромные финансовые возможности родителя, он сделал довольно конструктивный вывод из ситуации, связав будущее со своим профессиональным ростом. Карло убедил себя, что сумеет достичь положения в обществе, как сумеет и распорядиться успехом. Не имея глубокой духовной основы и будучи в душе скорее филистером, чем стремящейся к самосовершенствованию личностью, он ориентировался на внедренные в массовое сознание стереотипы: богатый мужчина может быть счастлив тем, что позволяет себе за деньги что угодно. Это был, разумеется, пагубный, но весьма действенный стимул; сильная установка привела Карло Понти на пьедестал победителей, хотя долгие годы жизни среди вещественных благ и фальшивых эмблем превратили его в сублимированную, высушенную долларовыми догмами личность.

Уже в магазине отца он получил и первый уникальный опыт общения с клиентами, осознав необходимость внедрения в их податливое психическое пространство, чтобы, хорошенько покопавшись в нем, иметь полное представление об их тайных и явных желаниях. Молодой человек быстро смекнул, что несметные сокровища хранятся недалеко – в области вечных человеческих желаний, и тот, кто сможет контролировать узкие тропы в храмы тайных устремлений современников, будет безраздельно владеть бездонным кошельком с банкнотами.

Самостоятельность стала одной из отличительных черт молодого Карло, и неудивительно, что его стремительный взлет начался практически с получением университетского диплома. Но если самостоятельность стимулировала его к непрерывному поиску, то выработанная хитрость и проницательность стали козырной картой игрока. Он быстро уверовал в то, что именно люди, вернее, их способности являются самым дорогим товаром, поэтому свои ставки всегда связывал с совершенным выбором. Отсюда выросло и первичное, дистиллированное отношение к женщине: отточенная изысканность натренированного донжуана самым удивительным образом уживалась в нем с вопиющим прагматизмом пользователя. Именно пользователя, потому что будущая финансовая империя Понти базировалась на использовании окружающих, причем его удивительная логика позволяла быть одновременно и соблазнителем, и финансовым директором собственного амурного сценария. По Понти, наиболее платежеспособной компанией являются незадачливые человеческие особи мужского пола. Эта позиция и предопределила его особое внимание к женщине. Пылкая натура Карло жаждала аттракционов с яркими световыми эффектами, и в этих показательных выступлениях в собственном воображении он лишь тогда мог выглядеть безупречным денди, когда был помещен в дорогую, сверкающую золотом высшей пробы оправу. Такой оправой в обществе любого периода нашей цивилизации всегда служили женщины. С юности он любил женщин истово и пронес это чувство через всю свою долгую жизнь.

Карло Понти в попытках опериться избрал частную практику, ибо любой вид несвободы и оков выводили его из себя. Маленький и неброский человек, который бредил славой, властью и помпезностью, начал с оказания помощи юристу из кинокомпании, демонстрируя не только терпеливость, но и растущие знания в двух взаимосвязанных областях: подготовке всесторонне проработанных и взвешенных решений и умении использовать психологические особенности окружающих. Успех притягивал его с невероятной магнетической силой, потому что мог не только раздуть до непомерных размеров мыльные пузыри растущего тщеславия, но и открыть наиболее простой путь в сад наслаждений. Этот молодой человек был очень способным, он оказался настоящей находкой для компании. Трудно достоверно утверждать, нужны ли были растущему в собственных глазах Понти непосредственно сливки желаний или все делалось для демонстрации окружающим изменения собственной значимости.

Но слабым местом этого человека, постепенно превращавшегося в живую легенду, оставалась его непреодолимая страсть к женщинам. Нет, его волновала не любовь, его магнитом тянуло в губительный водоворот наслаждений, и противостоять этому у него не хватало ни сил, ни желания. «Успех был настолько грандиозным, что я потерял голову. Женщины, женщины, женщины…» – именно эти слова приводит неумолимый Уоррен Харрис, автор детального повествования о жизни Софи Лорен и Карло Понти. Кажется, Карло Понти неминуемо оказался бы жертвой своих безудержных низменных порывов, не встреть он на жизненном пути Софи Лорен. Именно ее сознательная установка спасла эту в высшей степени странную пару, которую связали не столько путы любви, сколько стальные цепи общей экономики, профессиональной зависимости и искреннее увлечение кинематографом.

История взлета Софи Лорен очень схожа с появлением на свет Мэрилин Монро – обе они прошли через горнило детских переживаний. Правда, с той оговоркой, что рядом с Софией всегда была мать, не бросившая ее, не оставившая в детском доме, как нерадивая родительница американской кинозвезды. Производной этого бесспорного факта выявилась способность самой Софии стать матерью (в отличие от Мэрилин Монро) и, по всей видимости, ее глубинное стремление к любви. Мать Софии, Ромильда Виллани, нагулявшая двух дочерей в юные безответственные годы, сумела сойти с манящей, но тупиковой дороги исключительно благодаря своей семье. Семья Виллани смирилась с непутевым началом жизни Ромильды и не отвернулась от нее, что позволило молодой женщине стать заботливой и искренне любящей матерью. Скорее всего, для Софии и ее младшей сестры Марии этот знаковый эпизод семейной жизни, как и сам поступок матери, а затем и ее мучительная, невыносимо долгая борьба за будущее дочерей предопределили все то лучшее, что оказалось заложенным в их характерах. Отношение к детям, родителям и друг к другу превратилось в символ, облеченный в священную оболочку под названием «семья». Длинная лента материнской жизни, просмотренная с широко раскрытыми глазами, казалась не только суровым искуплением, но и свидетельством жажды жизни, неуклонного стремления к действию, активной позиции, способности превращать мир вокруг себя в благодатную среду обитания. Мать была в глазах маленькой Софии доброй и всемогущей феей, силы которой направлялись на то, чтобы расправить ее собственные крылья, вдохнуть в них мощь и отправить в поток иной, ликующей жизни, где есть любовь, красота, богатство и слава. Святость материнского лика усилила и война, ввергшая семью в нищету и заставившая искать нелинейные способы выживания.

Но в целом жизнь Софии начиналась как вполне заурядная и мало что обещающая история девочки из бедного квартала. Отсутствие поддержки в лице отца внесло в ее жизнь смятение и вечное ощущение неполноценности, которую она, повзрослев, жаждала восполнить даже больше, чем утолить страсть. Ее представление об окружающем мире, как и о себе в нем, имело некоторое иррациональное преломление, как будто невидимая всемогущая рука оставила множество брешей и разрывов в пестрой картине мироздания. Хотя мать бесконечными просьбами, смешанными с проклятиями, вынудила ветреного Шиколоне дать Софии свою фамилию, девочка чувствовала холодную пустоту в том месте, где могла бы быть ободряющая рука отца. «Повзрослев и поумнев, София поняла, что ей не хватает не просто отца, но человека, который по-настоящему интересовался бы ее жизнью. Когда она окончательно убедилась, что Риккардо Шиколоне действительно ее отец, она возненавидела его за то, что он никогда не приезжал к ней и вообще игнорировал существование дочери» – так очень точно описывает самую глубокую язву в сознании будущей актрисы ее биограф Уоррен Харрис.

Но все же в ее детстве оставалось много такого, что поддерживало на плаву и заставляло не черстветь душу. Прежде всего, это неугасающая материнская любовь, а также воспитание бабушки, говорившей о преимуществах материального достатка и вызывавшей живые образы богатых женихов из числа современных принцев со сказочными дворцами и блестящими автомобилями. Последнее также определяло в воображении Софии привычно-прозаичное восприятие роли женщины в современном мире, ищущей руки сильного и щедрого мужчины, чтобы опереться на нее.

По всей видимости, своему появлению вблизи волшебных камер, создающих нового идола цивилизации, София полностью обязана матери. Она всегда отдавала себе отчет в том, что в ее родной Италии предостаточно смазливых девчонок, которых перемололи несокрушимые жернова жизни. Одним из таких ярких образов женщин, потерянных в мутных глубинах цивилизации, была ее мать. Двойственный образ матери и сыграл решающую роль в борьбе Софии за нишу в самом грандиозном небоскребе, называемом социальной лестницей. Прежде чем попасть в поле зрения «служителей» культа кино, София стала продуктом пламенных устремлений собственной матери. Все то, чего Ромильда не сумела достичь сама, она попыталась сделать руками своей дочери. Навязчивая идея юности сниматься в кино была такой сильной, что однажды, собрав юную Софию, которой едва исполнилось четырнадцать, мать-авантюристка рванула с нею в Рим за кинематографическим счастьем. Среди прочего так была поставлена жирная обескураживающая точка на образовании девочки; с этих пор ее школой становилась сама жизнь.

Следует упомянуть еще об важном одном штрихе в формировании самоидентификации Софии – присутствии в ее жизни на редкость последовательной и спокойной бабушки, заметно контрастирующей со взбалмошной и вечно неудовлетворенной матерью. Она научила девочку терпению, умению побеждать не только напором, но и выдержкой. Впоследствии это не раз пригодилось ей в борьбе за мужа, особенно в зрелые годы, с более молодыми соперницами. Благодаря необычайно настойчивым матери и бабушки София не стала изгоем, однако сполна испытала неуютную зависимость женщины от мужчины, оставившую в ее душе болезненное стремление к материальной защите от возможных жизненных коллизий. Но стойкое намерение выстроить щит из денежных знаков имело еще одну сторону: построение современного мира убеждало Софию в необходимости искать опору в лице сильного, уверенного мужчины. Через много лет ее приятельницы утверждали, что мысли Софии Шиколоне об успехе и муже как неотъемлемой его части были доминирующими, что прорывалось даже в обыденных разговорах. Таким образом, уже задолго до своего взросления в глубинах сознания Софии сформировалось стойкое убеждение, что ее счастливое будущее может быть связано только с поиском правильного мужчины. Она была акцентуирована, даже зациклена на своей будущей семье, поэтому делала ставки в первую очередь на заботливого покровителя-отца в противовес своему нерадивому родителю. И лишь где-то на весьма удаленном втором плане проступали контуры привлекательного мужчины-мужа. Кажется, она очень точно знала, как распорядится данной природой красотой. В свои четырнадцать лет девушка отчетливо понимала, что наивысшую ценность для нее представляет счастливый брак – то, чего была лишена ее мать и что отдавалось мучительной тревогой в ее собственном сердце. Кроме того, она знала, что счастливый брак будет самым надежным предохранителем от ударов, которыми жизнь старается испытать на прочность каждого гостя на своем суетливом и все же таком влекущем карнавале.

Долларовый частокол как способ оградить себя от ударов судьбы

Итак, к моменту взросления Карло Понти и София Лорен имели абсолютно разные стартовые позиции и к тому же мало совпадающие системы ценностей. Карло Понти вырос неисправимым повесой и гулякой в душе, тщательно прикрываясь общественно значимыми нормами и истовой страстью к работе. Он был до фанатизма одержим желанием создать нечто поражающее великолепием, но еще больше мечтал получать сверхприбыли на простых и понятных массам людей вещах. Понти к началу своей головокружительной карьеры уже был тонким социальным психоаналитиком, знатоком тайных рычагов человеческой психики и особенно скрытых пороков, которым был подвержен и сам. Последнее он не очень-то и скрывал, очевидно, полагая, что полигамные импульсы мужчины если и не служат его украшением, то, по меньшей мере, отражают основные качества его властной, склонной к собственничеству, патриархальной натуры. Кроме того, мир кинематографа, по всей видимости в силу стремлений его участников к глубоко эмоциональным переживаниям на экране отношений мужчины и женщины, был почти повсеместно заражен пристрастием к связям на стороне, причем касалось это обоих полов.

София Шиколоне, напротив, подошла к своему взрослому периоду с совсем иными категориями в оценке целей и счастья. Конечно, так же как и Карло Понти, она свято верила в величие денег, поклоняясь материальным эквивалентам успеха, как язычники своим многочисленным богам. И все же у Софии сформировалось иное отношение к использованию успеха. Да, с самого начала своей карьеры, еще до кинематографа, как указывает Харрис, «со своим смугловатым типажом лица София часто изображала злодеек и соблазнительниц цыганского или арабского происхождения». Правда и то, что она довольно легко согласилась стать любовницей солидного продюсера, бывшего на много лет старше ее. Но, несмотря на эти мало красящие девушку факты, есть достаточно признаков, говорящих в пользу того, что эти поступки были скорее компромиссами, балансом внутреннего отражения ее личностной сути и четко выраженного желания не походить на легкомысленную женщину, какими часто представали актрисы. С одной стороны, домотканая мудрость подсказывала девушке, что только хладнокровное принесение себя в жертву может привести ее на съемочную площадку. С другой – интуиция, помноженная на неудачи собственной матери, а также осознание скользких и переменчивых возможностей женщины в современном мире склоняли сознание в пользу тонкой, расчетливой игры. Ей нужен был весомый стратегический результат, который просматривался в создании полноценной семьи и достижении если не вечной любви, то хотя бы семейного благополучия. Ради этого София была готова втоптать в землю свои чувственные побуждения, огнем выжечь вожделение к мужчине, противоречащее конструированию семейного уклада. Кажется, укоренившаяся в ее голове установка на создание красивой семьи оказалась чрезвычайно сильной, потому что не раз вступала в противодействие с пульсирующей, как гейзер, чувственностью актрисы.

Вряд ли София испытывала подлинную любовь к преуспевающему и непостоянному Понти, когда приняла решение завоевывать его постепенно, неотступно следуя своим принципам, осторожно навязывая их ему, порой даже приписывая добродетели, которыми ловелас явно не обладал. Риски для нее были крайне велики, но и выбор партнера – слишком ограничен. Она просто старалась, в сущности, вести себя вполне естественно, разве что с помощью воли сдерживая молодую страсть в узде. Ведь в случае провала ее жизнь могла бы стать точной копией жизненного пути матери. И в самом деле, ее позиция долгое время оставалась неустойчивой, да и сама по себе София была склонна повторить путь матери. Однако, в отличие от матери, она имела два крупных козыря. Первый заключался в привитой вере в то, что она способна стать актрисой; и эта вера к моменту встречи с Понти была уже умножена на материнские усилия на непростом кинематографическом поприще.

При всей примитивности мышления София оказалась душевно более богатой, чем ее избранник, и этим она сумела побудить его самого заметно измениться и превратиться в чудесного семьянина, любящего мужа и отца. Во-первых, София сразу смекнула, что интерес продюсера к ее девичьей свежести быстро улетучится, если ее намерения не выйдут за пределы любовного ложа. Более того, девушку словно кто-то гнал кнутом; ей казалось, что времени для осваивания актерского мастерства отведено совсем немного. Она не просто покорно следовала рекомендациям опытного военачальника киношных полей сражения, а осознавая умопомрачительные бреши в своем образовании, добровольно избрала труд рабыни. От нее полыхало жаром, как от костра, в который подбросили свежего хвороста. София с утроенным вниманием вслушивалась в каждое слово Карло и его окружения, на лету схватывая детали, а затем с изумляющим рвением и бесконечным упорством боролась за достижение того эффекта, которого от нее ждали. Что ж, если мужчина намеревался найти в ней свою выгоду, то она должна использовать его знания для закрепления позиций на съемочной площадке. Но тут неожиданно их устремления совпали: она жаждала стать настоящей актрисой, а не любовницей, получающей роли как плату за интимные услуги; но и Карло Понти нуждался в сильной натуре, в яркой, пленяющей зрителя звезде. Пока ему было еще не до любви, со свойственной запальчивостью он занимался взращиванием киноактрисы мирового масштаба. Это стало бы универсальным поплавком во время любых колебаний погоды и неожиданных штормов на изменчивом море кинопроизводства. Неожиданно вместе они сформировали уверенно продвигающуюся вперед команду, в которой надежность страховалась еще и растущей страстью друг к другу. Во-вторых, София приняла правила игры Понти. Она отчетливо видела, что зыбкое болото материального цепко удерживает его в своей коварной трясине, и подыграла ему. Он зарабатывал на ее игре все больше денег и, как утверждали люди в окружении продюсера, контролировал ее благополучие, поскольку прибыли поступали на его счета. Кто-то другой мог бы возмутиться такой ситуацией, но только не София, девочка из бедной семьи, знающая цену самой мелкой монеты. Умеренным и даже несколько показным пренебрежением к этой детали в их отношениях она словно говорила своему мужчине, что ей нужно иное, что он нужен ей весь, целиком. Ее нисколько не смущало, что Карло Понти был женат и воспитывал двоих сыновей. Она, в сущности, и не вступала ни с кем в борьбу за Понти, просто благодаря растущему мастерству создала ситуацию, когда он не мог обходиться без нее. И в какой-то момент стала гораздо ближе Понти, чем его собственная жена. София внедрилась в его деловой мир, при этом полностью завладев и его интимной жизнью. И наконец, в-третьих, – став Софи Лорен, приобретя неподражаемый блеск талантливой киноактрисы, она, кажется, удивила самого Карло Понти – серьезностью отношения к нему и к их общим интересам. С самого начала она претендовала на роль подруги – роль, гораздо более емкую, чем банальное положение любовницы. Играя эту роль с искренним интересом, она также исповедовала принцип верности своему мужчине, игнорируя притязания множества других мужчин, которые были моложе и симпатичнее Понти. Таким способом она заметно укрепила имидж самого Понти, чего он не мог не оценить и не принять во внимание в процессе формирования отношения к своей любовнице. Тут не стоит ни недооценивать, ни преувеличивать склонность Софи Лорен к романтическим взаимоотношениям с мужчинами или, попросту, к зажигательному флирту. Как кажется, сделав однажды ставку на Карло Понти, она встала на долгий путь завоевания сердца своего избранника. Это означало прежде всего, что ей никогда не следовало пересекать границу дозволенного, ступать за выставленные общественными представлениями флажки морали. Софи слишком хорошо понимала, что ее возможная слабость рано или поздно станет достоянием ушей Карло Понти и тогда он, скорее всего, будет для нее потерян.

А вот флирт имел совсем другое предназначение, порой выполняя сразу несколько важнейших для ее психического состояния функций. Воздушные платонические отношения с другими мужчинами демонстрировали, что она их привлекает, что она популярна и может быть любима. Это было важно знать ей самой, чтобы не позволить себе увянуть, если внимание Понти иссякнет. Кроме того, как цветку нужны тепло и свет, так и ей необходимы были душевные отношения, явный недостаток которых женщина ощущала в не до конца оформленном союзе с возлюбленным. Ей попросту нужно было общение, духовное взаимодействие, эмоциональный обмен, который происходит при затрагивании самых чувствительных, щепетильных тем. Но и не только. Порой на первый план выступало прагматичное желание стимулировать своего любовника к конкретным действиям по созданию семьи. Правда состояла в том, что маститый делец не особо стремился к созданию второй семьи, его вполне устраивала Софи в качестве компаньонки и любовницы. Но именно мягкая решительность Софи, ее стремление доказать, что она «женщина, на которой женятся», привело в итоге к их браку. Конечно, Софи Лорен максимально использовала и тот факт, что в Голливуде крайне негативно относились к внебрачным отношениям тех, с кем заключаются сделки. А Карло Понти так стремился к совместному бизнесу со своими заокеанскими коллегами…

Сила денег пронизывает этот брак насквозь. С одной стороны, сформировавшаяся взаимная материальная зависимость связывала его участников дополнительными узами невиданной прочности. Дело тут даже не в страсти к бюргерским ценностям, а скорее в тщательно скрываемом намерении затонировать прибылями пробелы в духовном. Мысли о бедности были одинаково ненавистны и Карло Понти, и Софи Лорен, у обоих они часто становились доминирующим стимулом к активной деятельности и поискам новых форм «продажи» блестящей вещички по имени Софи Лорен. В том-то и дело, что продающееся всецело принадлежало женщине, а лучшим продавцом оказался мужчина. Карло Понти фанатично заботился о славе Софи Лорен, и эта слава не только продавалась, но и делала женщину сильнее в мутном море дельцов-мужчин. Но в то же время утробная привязанность к деньгам, недвижимости, драгоценностям порождала и его потенциальную уязвимость. Но скорее всего, слишком долгий период взаимной зависимости в финансовых делах, а также потенциальная способность Софи Лорен обходиться без услуг мужа создали во второй половине их совместной жизни ситуацию, когда женщина получила возможность куда больше влиять на позиции семьи, чем престарелый, правда не теряющий хватки, баловень судьбы. И вот тут-то и сработал главный предохранитель семейного благополучия: она была до гроба предана делу семьи, звучание этого магического слова имело для нее намного большее значение, чем физическая привлекательность мужчин. И уж тем более семья была для нее важнее, чем материальные эквиваленты успеха.

Щепетильные описатели жизни пары твердили, что Карло Понти с самого начала контролировал счета своей жены, фактически никогда не выпуская бразды правления из своих цепких рук. Уоррен Харрис подчеркивает, что даже в те времена, когда у них было двое общих детей, муж держал от нее финансовые дела в секрете. Любопытно, что права не только на фильмы, но даже на биографию актрисы частично принадлежали ее мужу, а частично – третьим лицам или финансовым структурам. Небезынтересным фактом также можно считать то, что по достижению семидесятилетнего возраста продюсер решил передать основу своего дела жизни старшему сыну от первой жены. Почему он так поступал? Не доверял жене, опасаясь, что она может переметнуться к более молодому и не менее деловитому мужчине? Не исключено, что так оно и было. Склонный к адюльтеру как части всего кинематографического успеха и прилагающейся к нему шикарной жизни, он слишком долго не мог осознать ценности духовного взаимодействия, принять в сердце духовную доминанту существования. И потому собственная неуверенность подталкивала его к созданию дополнительных заслонов и преград от возможного предательства. Возможно, что мужская фобия Понти усиливалась вследствие несуразного впечатления от внешней близости с очаровательной женой. Одно дело иметь с такой женщиной тайные интимные контакты, и совсем другое – находиться рядом везде и всегда. Первое могло сделать его героем в глазах примитивных приятелей, второе – вызвать их же насмешки. Но сама Софи научила его не беспокоиться о преходящем – своей искренностью и преданностью.

Ко времени, когда Карло Понти и Софи Лорен отметили тридцатую годовщину их мексиканского брака, существовало устойчивое мнение, что их связывали вместе «только дети и общие вложения денег». Похоже, что такой точки зрения придерживается и Уоррен Харрис, один из их биографов, добавляя: «В любом случае, их профессиональные отношения казались очень прочными». Тут самое время попытаться смоделировать ситуацию, когда они оказались бы без гроша в кармане, отлученными от роскоши и стерильной чистоты среды обитания. Что произошло бы тогда? Они разбежались бы в разные стороны? Можно привести несколько аргументов в пользу того, что этого бы не случилось. Для начала стоит вспомнить, что их долгие годы связывали не только отношения «мужчина – женщина», но и отношения «партнер – партнерша», причем тут они феноменально подходили друг другу. Далее, Софи Лорен была совсем не той женщиной, которая могла относиться к семье как к чему-то преходящему; более того, изучение ее образа мыслей приводит к заключению, что семья с первого дня самоидентификации составляла главную ценность в ее жизни и годы не изменили ничего. Наконец, Карло Понти сам уже подошел к тому возрасту, когда мужчина начинает ценить не столько сексуальность, сколько преданность, благоразумие и долговременные взаимные интересы. Уже будучи в преклонном возрасте, он выдал на этот счет одно занимательное откровение, которое, хотя и не стоит принимать за чистую монету, все же несет в себе признаки существенных изменений в его мировосприятии. В частности, на вопрос, почему его брак с Софи Лорен все еще исполнен силы, старый хитрец ответил: «Потому что в некотором смысле мы оба пуритане, а настоящая любовь – немного пуританская. Она не связана ни с деньгами, ни с сексом».

Счастье любой семейной пары построено на балансе компромиссов как на стратегической высоте, так и на полочках повседневности и несколько рутинного быта. Карло Понти быстро приобщил свою жену к сумасшедшей роскоши и помпезным правилам богачей – одеваться у таких-то дизайнеров, отдыхать в таких-то местах, использовать такие-то вещи. Но в силу возраста он не мог веселиться подобно молодежи и порхать мотыльком. И тут уже она поддержала его, легко отрешившись от части своих желаний. А порой ее, в чем-то легкомысленную и поверхностную, так тянуло повеселиться ночью на дискотеке! Но умение изменяться и расти в духовной плоскости оказалось ключевой характеристикой семейных побед Софи Лорен, чего не мог не оценить ее муж. Самым важным показателем этого стал поступательный переход от изображения легкомысленных сексапильных красоток к характерным ролям – мастерство, подвластное далеко не каждому актеру.

Измененное сознание – двойная сила?

Логика выбора Софи Лорен проста и понятна: в Карло Понти она увидела перспективу получить все то, чего ей недоставало. Как-то она сама обозначила границы своего интереса к возлюбленному: «Мне необходим был отец, муж и наставник. Карло стал для меня таким человеком. Он учит меня жизни так, что я этого не замечаю. И делает это естественно, все происходит как бы само собой, как при рождении ребенка». Любопытно, что первое место Софи отводит «отцу», и только потом «мужу»; она носила в сердце острую, отдающуюся с каждым шагом боль отвергнутого ребенка, девочки, которой отец пренебрег. Она нуждалась в отце для обретения полноты собственного образа, который без отца был лишен идентичности.

В чем суть внимания известного продюсера к юной красавице, необразованной, не умеющей толком разговаривать, с трудом понимающей суть актерского ремесла, не знающей тонкостей делового мира? Конечно, в первую очередь он видел в ней материал для производства большого количества денежных знаков, и во вторую – возможность с головой окунуться в свежесть юности во время нового амурного приключения. Все его поступки сигнализируют именно об этом: в своих собственных глазах он был сначала профессионалом, лепящим из вязкой бесформенной глины кинозвезд, потом – мужчиной, эдаким хозяином жизни, которому все дозволено, и только вслед за этим – мужем и семьянином. Этот человек заботился о репутации ровно настолько, насколько его реноме позволяло производить на свет увлекательные и пустоватые картины, приковывающие внимание обывателя, а ему сулящие пополнение кошелька. В этом основная причина того, что Карло Понти взялся за образование и подготовку Софи Лорен как актрисы. Он вынудил девушку избавиться от неаполитанского акцента, изменил имя, походку, звучание голоса, отточил весь ее стиль подачи себя. При отработке походки она должна была ходить по коридору между двумя рядами столов с открытыми дверцами и покачиванием то одного, то другого бедра закрывать их. Он заставил Софи учить языки, без которых сложно было бы протиснуться в узкие двери Голливуда. Карло Понти ввел ее в богатый и колоритный мир книг, открыв гениев слова Бальзака и Стендаля, заставив почувствовать горечь Томаса Манна и насмешливость Бернарда Шоу, познать величественного Толстого, ироничного Чехова и кающегося Достоевского. Наконец, приобщил к миру шоу-бизнеса, введя девушку в свой деловой круг и позаботившись о том, чтобы она не пасовала перед акулами кинопроизводства. Благо, последнее было не слишком сложно: большинство киногигантов в жизни были маленькими, поверхностными человечками с очень скудным образом мышления и преимущественно материальными запросами. Во всем этом трудно отыскать признаки влюбленности, скорее Карло Понти походил на известного героя Бернарда Шоу, превращающего глуповатую девочку в светскую даму, с той лишь разницей, что, работая с Софи, расчетливый продюсер уже видел долларовый дождь. И вот тут-то деловитость Карло споткнулась: необыкновенная старательность, чувствительность, терпение и работоспособность девушки обескуражили, ошеломили продюсера и предопределили начало глубоких изменений в его восприятии своей подопечной.

Устойчивое душевное равновесие Софи Лорен явилось производной от двух, пожалуй ключевых, характеристик любой замужней женщины: самодостаточности и мудрости. Зёрна самодостаточности – родной сестры уверенности женщины в себе – появились в Софи в ту пору, когда на фоне бурного полового созревания она под воздействием матери бросилась покорять кинематографический Рим. Мелкие успехи вперемежку с разочарованиями ее мать очень ловко использовала для создания веры в себя – при любых обстоятельствах, при любом раскладе фортуны. Ромильда Виллани сама пробивала себе путь к благосостоянию и сумела вбить в голову маленькой Софи, что она тоже способна это делать. Когда же природная привлекательность девушки, помноженная на отчаянную работоспособность и растущее профессиональное мастерство, вывела ее на съемочный олимп, ее уверенность в себе как самостоятельной и развивающейся личности резко возросла. «Я свободная женщина, которая живет с любимым человеком. Я могу жить очень хорошо и без него. Могу оставить его в любой момент по своему желанию, но не хочу этого. Чем дольше мы вместе, тем больше я его люблю» – подобные откровения характерны для исключительно вольных и уверенных в себе натур, и привлекательность Софи Лорен для собственного мужа после таких слов возрастала, подобно тому, как росли акции успешно функционирующей компании.

Мудрость актрисы или, точнее, ее женская интуиция проявлялась в сознательном развитии в себе духовного начала. Предпосылками этого процесса, несомненно, являлась пресловутая боязнь катастрофы личной жизни, особенно когда она видела, как вокруг рушатся браки и распадаются семьи. Но она никогда не позволяла себе быть легкомысленной и увлекающейся, как многие женщины из кинематографической среды. Софи взирала на их внезапные проблемы, как на подрывы на минах, хорошо зная причину детонации. Сама же она возвела брак в ранг святыни и главной ценности своей жизни, потому что пропустила через себя мучительное беспокойство матери, прожившей жизнь безнадежной одиночки; она хорошо усвоила, что увлечения и амурные истории ведут в преисподнюю отчужденности и пустоты. Потому поиски эмоций на стороне являлись для нее абсолютным табу. Она всегда помнила о своей несчастной матери, поплатившейся за ошибку молодости отсутствием семьи, к которой она так настойчиво стремилась. Поэтому в зрелом возрасте Софи имела все основания утверждать: «Меня вообще нелегко увлечь. Когда поклонники понимают это, они быстро оставляют меня в покое». Тем не менее эта мудрость имела и иное измерение – умение дозированно флиртовать в те моменты жизни, когда это было совершенно необходимо для сохранения брака. Так было в самом начале становления их союза, когда актриса, став любовницей продюсера, никак не могла вынудить своего избранника жениться на ней. Кажется, что она совершенно сознательно разжигала в своих поклонниках страсть, чтобы доказать Карло Понти свою популярность как женщины и свою верность как его спутницы. Поскольку, что бы там ни писала бульварная пресса, Софи Лорен старалась держать на высоте свое доброе имя – залог будущей победы над человеком, которого она видела своим идеальным мужем. Ни Гэри Грант, ни Петер Селерз, ни Марчелло Мастроянни, ни еще кто-нибудь из золотой россыпи актеров, с которыми ей пришлось встречаться на съемочной площадке, никогда не затмевал образа Карло Понти. Разумеется, он оценил это достоинство в женщине, которая, несмотря на сложные отношения с итальянским законодательством и травлю со стороны Ватикана, сумела стать женой именно того человека, на которого сделала ставку. Это была самая главная актерская роль в ее жизни.

Выходила ли она когда-нибудь на самом деле за рамки романтических увлечений мужчинами? Возможно; ведь недаром подобные сплетни сопровождали актрису и в возрасте пятидесяти лет. Многие, писавшие о Софи, полагают, что она, скорее всего, преступала черту верности. Тем не менее ее образ каким-то непостижимым образом остался незапятнанным. «У них разные спальни, но между ними сохранилась взаимная близость. Они уважают друг друга и обо всем друг с другом разговаривают». По всей видимости, второе замечание биографа имеет более важное значение. Для Карло Понти в какой-то момент стало ясно, что его жена, из которой он последовательно и планомерно вылепил символ современного кино, на деле проявляет гораздо большую терпимость и мудрость, чем это можно было бы ожидать от незадачливой женщины, которая выросла в бедном квартале Неаполя и не могла похвастать достойным уровнем воспитания и образования. Безусловно, он ценил свою жену по той простой причине, что ее морально-нравственные постулаты, как и крайне последовательное, всегда благоговейное отношение к семье, выгодно выделяло ее среди женщин его круга. Время превратило ее в достойного и весьма проницательного соратника, близкого человека, с которым можно было делиться любыми соображениями, и разве могла какая-нибудь юная красотка затмить редкую прелесть его жены не на миг, а навсегда. Можно констатировать, что Софи Лорен не испортили ни драгоценности, ни слава. И в начале ее жизни, и на склоне лет наиболее важной ценностью для нее оставались семья, дети, их сохранение и развитие. Это, пожалуй, то, что глобально отличает Софи Лорен от многих других баловней экрана, сгубивших свою жизнь или изуродовавших свои жизненные сценарии под давлением мнимой вседозволенности и беспринципности. Душа Софи Лорен сформировалась в то тяжелое время, когда она была долговязой и полной внутренних сомнений девочкой, когда долгими вечерами слушала многочисленные истории из жизни своей матери и размышляла над тем, как стать в этой жизни кем-то. И именно она спасла от краха Карло Понти, умного и предприимчивого профессионала, мужчину, поддающегося легкомысленным порывам, выносящим, как внезапный ветер, на край смертельно опасного обрыва. Она всякий раз страховала его, жертвуя своими личными интересами ради его душевного благополучия, а еще позже, когда наконец появились дети, заботясь о них, стараясь глядеть на несколько шагов вперед.

Что с того, что Карло Понти всю жизнь оставался неисправимым ловеласом? Хорошенько взвесив все «за» и «против», Софи Лорен сочла правильным игнорировать негативные моменты, вытеснять их из семейных отношений. Хотя, не исключено, порой ей приходилось испытывать жгучую душевную боль. Она умела видеть в муже в первую очередь человека, прощая животные полигамные порывы. «Может быть, в жизни существуют вещи более важные, чем страсть, любовь и тому подобное. Со временем вы начинаете ценить все качества человека, с которым вместе живете», – заметила она однажды не без налета печали. Но ее природный оптимизм не позволял грустить долго, непрестанная борьба с тривиальной скверной на поверку оказывалась борьбой ЗА счастье, а не ПРОТИВ надвигающихся бед.

Впрочем, в завершающем акте жизни Карло Понти действительно заметно изменился, возможно, под воздействием Софи Лорен. Он четче и яснее осознал, что вечные ценности сильнее преходящих, и, конечно, был благодарен своей терпеливой и мудрой спутнице за то, что она прошла с ним рука об руку по жизни. А ведь, по большому счету, в подведении итогов совместной жизни и он и она возвратили сознание к замечательной и справедливой формуле: мужчине и женщине будет хорошо вместе до тех пор, пока они смогут с искренней радостью общаться друг с другом. Это общение само по себе энергетически сильнее и больше захватывает, чем сексуальные увлечения и инфантильная привязанность к материальным ценностям – немым свидетельствам недоразвитости духовности.

Великолепно изучивший повадки этой пары, Уоррен Харрис оставил в своей книге меткое и емкое замечание: «Если даже между супругами и была какая-то дисгармония, казалось, что она под их полным контролем». Разум явно доминировал у них над сферой эмоций, и последние, если и случались, являлись скорее продуманной игрой, нежели всплеском слабости. Неистощимый оптимизм у обоих подкреплялся прагматизмом, реальная вера в Бога – устойчивым отсутствием желания делить с кем-либо эмоциональные переживания, а искусственный колпак, которым они ловко накрыли семейное пространство, играл не только защитную, но и камуфлирующую роль. Они регулировали даже свои появления в свете, и это также помогало сосредотачиваться на интересах семьи.

Самое совершенное качество женщины – умение принести себя в жертву так скрытно, чтобы об этом не догадался никто. И в себе она признавала эту добродетель: «Брак похож на нить. Она должна быть ровной и без слабых мест. Я думаю, что в первую очередь за это отвечает женщина. Именно она может спасти брак от разрыва. Вот почему женщины такие мудрые и заботятся о своих детях. Если им приходится делать выбор, они выбирают семью, хотя, возможно, при этом они должны жертвовать всем остальным». Похоже, к этим емким словам нечего добавить. Разве только то, что Софи Лорен всегда оставалась самодостаточной личностью. Будучи в начале жизненного пути приземленным человеком с весьма посредственным интеллектуальным развитием, прозаичными желаниями и темным шлейфом вынесенных из детства комплексов, она сумела не только отыскать свое место в жизни, но и закрепиться в ней, излучая приглушенный, но уверенный свет благодарности и умиротворения – дар, очень редко просыпающийся в людях.

Нельзя отрицать, что брак Софи Лорен и Карло Пойти, как и всякий долгий союз, подвергался испытаниям на прочность. Но проблемы появлялись всякий раз тогда, когда кто-нибудь из двоих впускал в скрытый интимный мир семьи чуждую энергетику. Среди известных случаев – опрометчивое приглашение пожить в их доме известного актера Ричарда Бартона (даже, вернее, в их пространстве на вилле, ибо актер жил в отдельном домике). Несмотря на то что слишком поверхностный Бартон был в то время озабочен развивающимися отношениями с еще более легковесной, порхающей по жизни беззаботной бабочкой Элизабет Тейлор, тотчас возникли ненужные кривотолки о его отношениях с Софи Лорен. Тут самое время ввернуть язвительное словцо об образе жизни актеров. Невинно играя с Бартоном в покер или проводя время у бассейна, Софи не могла себя не компрометировать (многое фиксировали ненасытные папарацци, добавляя домысленные комментарии) – в жизни без цели, затягивающей многих в неминуемый капкан деградации, также кроется подготовленный судьбой детонатор для зарвавшихся любителей сладкой жизни. Но в жизни Софи взрыва не произошло, как в жизни более беспечных Бартона и Тейлор. Наверное, потому, что, даже позволяя забавлять себя глупостями, не слишком задумываясь о смысле своего существования, она все же слишком сильно была сфокусирована на семье. Это не давало ей преступить черту в периоды эмоциональной опустошенности, которые испытывает всякая женщина, знающая о нестойкости партнера. Но в моменты истины в ее отношениях с Карло Понти появлялась спасительная вера в силу семьи, перерастающая в болезненную зацикленность. И эта акцентуация жены порой возвращала и самого Понти в постоянно ускользающее пространство гармонии, словно какой-то смутный зов, зовущий заблудшее домашнее животное к знакомому уюту.

Так, к слову, случилось и во время жизни на их вилле Бартона, ибо сам Понти был в то время увлечен некой молодой артисткой Далилой ди Лаццаро, для которой прокладывал дорогу в кино. Отношения своей жены к Бартону позволили ему в очередной раз пристально заглянуть в свою собственную душу. И он снова выбрал семью (тем более что юная артистка, кажется, была слишком глупа и слишком ленива, чтобы серьезно расти и соперничать в кино с Софи Лорен). Сама же Софи позже оценивала ситуацию с необычной прозорливостью. В ее лаконичных словах «Надо быть осторожным, когда кому-то помогаешь», без сомнения, содержится признание, что проникновение чужака в семейный мир способно расколоть его идиллию, заменив спокойствие и равновесие на сложное балансирование. Она еще раз убедилась: семья – это пространство для двоих и их потомства, и это пространство должно быть закрыто для всего остального мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.