ВЕСНА — ОСЕНЬ 1984-ГО
ВЕСНА — ОСЕНЬ 1984-ГО
ДК пищевиков. Дом на улице Правды, 10, был построен в 1850-е годы купцом Лобовым. В 1913 году в нем расположился Клуб железнодорожников, а в 1935-м — Дом культуры пищевиков. Это чудное место помнит Высоцкого и Гребенщикова, Цоя и Курехина, Ревякина, Кинчева, митьков и, сложно сказать, кого только не помнит это здание… В 2005 году здание серьезно пострадало во время пожара, на тот момент оно пустовало и было признано аварийным. Ныне, в 2014 году, в бывшем здании ДК расположен отель «Эрмитаж», получивший статус официальной гостиницы главного музея России.
В конце мая 1984 года ДК пищевиков, выполнявший свои прямые функции, был одной из концертных площадок для ленинградских рокеров, и памятник Ленину у его входа, негласно называвшийся «поросенком» из-за несколько расплывающегося образа вождя мирового пролетариата, являлся излюбленным объектом для шуток и острот музыкантов «КИНО». 26 мая 1984 года группа «КИНО» вместе с группой «Аквариум» отыграла в ДК один из концертов.
Юрий Каспарян: «Концерт в ДК пищевиков… Концерты там бывали и часто отменялись. Там комсомольцы рулили делом… А на территории ДК стоял такой большой памятник Ленину. Такой… несколько шире, чем обычно. И Витя, помню, всегда шутил по поводу этого. Говорил: “Крепкий такой… пищевичок…”»[169].
Влившийся в «киношный» состав Георгий Гурьянов обладал весьма фотогеничной внешностью и очень любил фотографироваться, что незамедли-ло сказаться на увеличении фотосессий с музыкантами «КИНО».
Александр Бойко: «Однажды, весной 1984 года Тимур Новиков предложил мне пофоткать музыкантов “КИНО”… Мы встретились в Доме народного творчества на Рубинштейна, но там поснимать нам не разрешили, и пришлось снимать “КИНО” на пленэре у Инженерного замка. Тимур тут же за кадром был. Это была чуть ли не первая фотосессия “КИНО”, мы сделали тогда много фотографий. Правда, там нет еще отработанных поз… Давно это было. Они не знали еще, как позировать, я не знал еще, как фотографировать. Первая съемка, знакомство…»[170]
Фотопленки с кадрами фотосесии, о которой вспоминает Александр, впоследствии были утеряны частично в рок-клубе, куда он передал их по просьбе кого-то из руководства. Вторая часть фотоархива Александра была незаконно изъята сотрудниками КГБ при обыске в его квартире, и после нанесения на фото первичной оперативной информации впоследствии использовалась ими как компромат на музыкантов рок-клуба.
Лишь совсем недавно выяснилось, что небольшая часть негативов была совершенно случайно найдена в рок-клубе фотографом Светланой Лосевой и сохранена. А чуть позже бывшие сотрудники 5-й службы УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области, на плечах которых некогда лежал тяжкий груз ответственности за «контрразведывательную работу по борьбе с идеологическими диверсиями», любезно передали журналистам «Фонтанки» свой немаленький служебный рок-н-ролльный фотоархив — вторую часть бывшего фотоархива Александра Бойко, действуя по принципу «Тогда это было нужно кому-то одному — теперь, видимо, нужно всем»…
Александр Бойко: «Бесценный дар порвавших с прошлым… Хотел бы я посмотреть этим тварям в глаза. Они забрали 99 процентов моих фоток. Весь мой архив негативов и фотографий гэбэшники прихватили, а меня упекли по 224-й… С тех пор никаких следов, дело подсудное, украли все негативы, менты нагло использовали мои фото, делая на них пометки. А теперь, за ненадобностью, благородно слили…»[171]
После второго фестиваля Ленинградского рок-клуба Цой, ободренный успехом, уволился с работы и, без сожаления расставшись с детской деревянной скульптурой, отправился с Марьяной и друзьями на мини-фестиваль в подмосковный поселок Николина Гора.
Это был дачный кооператив, где жили известные ученые, музыканты, артисты, кинорежиссеры… Там на Москве-реке был и небольшой дипломатический пляж, а рядом дача Александра Липницкого, на веранде которой он время от времени, к неудовольствию некоторых именитых соседей, устраивал концерты «КИНО», «Аквариума», «Центра» и других ленинградских и московских групп.
На том мини-фестивале «КИНО» отыграло программу «Начальника Камчатки», после чего Цой с Марьяной и Владимиром Болучевским отправились в Крым «зайцами» с помощью знакомого, Сергея Фирсова, работавшего тогда проводником поезда Ленинград — Симферополь.
Прятаться в рундуках под нижними полками плацкартного вагона от настырных контролеров не шуточное дело, это весьма рискованная авантюра, особенно когда жара и в пыльных, грязных рундуках практически нет притока свежего воздуха.
Как вспоминали впоследствии Марьяна и Владимир Болучевский, Цой, поначалу легче всех переносивший неудобства и тяготы езды «зайцем», после очередной проверки, едва не стоившей ему жизни, отказался прятаться в рундуке. Фирсову спешно пришлось искать новый тайник, и к вечернему контролю Цоя вместе с Марьяной поместили на багажную полку в купе для проводников, загородив от взоров контролеров довольно габаритным чемоданом… Впрочем, все это дорожные неудобства вскоре сошли на нет, а студенты-железнодорожники, замещавшие проводников, узнав Цоя, вообще помогли скоротать остальное время дороги…
Поскольку денег катастрофически не хватало, поездка в Крым, по словам Марьяны Цой, была по своему безрассудству особенно выдающейся. Приходилось убегать от хозяев, требующих оплаты за проживание, собирать бутылки на пляже, питаться мидиями, красть тефтели в столовой и многое другое. Обо всех этих приключениях можно узнать из воспоминаний участников той поездки…
По возвращении из Крыма отдохнувший Цой стал подыскивать новую работу, в идеале мечтая устроиться кочегаром в котельную. Но пока это не получалось. Мечта Виктора сбылась гораздо позже…
Лето проходило в тусовках и редких выступлениях. 12 июня 1984 года, в ДК им. Крупской, прошел лауреатский концерт по итогам второго фестиваля Ленинградского рок-клуба.
Всеволод Гаккель: «Никаких особенных подробностей о том времени не припоминается… Концерты были редки, и каждый концерт в силу этого становился событием и запоминался уже самим фактом происшедшего. И, безусловно, мы придавали им гораздо большее значение, нежели сейчас, когда в городе еженедельно проходят десятки концертов и иногда молодым людям надо выбирать, на кого же пойти. И сколько концертов в месяц они могут себе ПОЗВОЛИТЬ…»[172]
Юрий Каспарян: «Помню, как-то, кажется, в 1984 году, на мой день рождения мы выпили и пошли куда-то гулять, хотели куда-то на вечеринку попасть. И вот, значит, мы выходим задом, идем, а там футбольное поле такое. Георгий, поскольку у него дома всегда была куча гантелей, турники и прочие спортивные снаряды, решает показать нам с Цоем класс. Подходит к стоящим на поле футбольным воротам и, подпрыгнув, повисает на них. С усилиями подтягивается несколько раз, делает подъем-переворот, выход силы, и тут ворота предательски начинают крениться, Георгий не успевает отпустить руки и со всего маху падает, врезаясь лицом в землю… Он довольно сильно травмировал лицо, и когда мы с Виктором вели его домой, нас даже забрали в милицию, подумав, что мы его избили…»[173]
Девятнадцатого сентября 1984 года Виктор Цой получил на руки военный билет и официально «ушел в запас», а 28 сентября постановлением Министерства культуры группа «КИНО» была внесена в «черный» список групп, которым запрещалось выступать на концертных площадках. Как вспоминала впоследствии методист Ленинградского рок-клуба Нина Барановская, запрет на концертную деятельность «КИНО» получило после выступления в ДК «Невский», поскольку по своей социальной значимости, о которой тогда все любили говорить, выступление Цоя было отнюдь не слабым. И если даже многие рок-клубовские музыканты (например, группа «Теле-У») заметили похожесть одетых в кожаные плащи «киношников» на офицеров СС, то представительница партийных органов, курировавших рок-клуб, сразу после выступления «КИНО» пришла и сказала: «Вы видели, как он стоит на сцене? Он же фашист!» По словам Нины Барановской, дело было, конечно, не в том, как он стоял, а в том, что он пел…
Сам же Цой отнесся к запрету на концертную деятельность совершенно спокойно. Вполне возможно, Виктор считал подобные моменты «капризами природы»…
Виктор Цой: «Я очень философски отношусь к каким-то неприятностям. Считаю, что просто надо переждать, а потом всё образуется…»[174]
Георгий Гурьянов: «Нам было совершенно наплевать на систему. Мы ее не замечали. Все эти слежки, стукачи из рок-клуба, агенты КГБ, фотографировавшие из-за угла. Мы хихикали над всем этим, нам не то что не страшно было, наоборот. Мы специально себя вызывающе вели, показывали — вот какие мы, модные, красивые. Снимайте нас, что же вы… Пишите про нас в газетах своих, обсуждайте наши выступления…»[175]
«Киношники» продолжали репетировать и давать концерты.
Инна Николаевна Голубева: «Концерты давались по каким-то складам, каким-то заброшенным заводам. Где они могли выступать? Их никуда не пускали. Из подвала куда-то в дыру очередную они выходили и там играли свою музыку и пели, и вообще наслаждались друг другом»[176].
Джоанна Стингрей: «Такая страна и такие порядки. Для нас это была больше игра. Они знали, что мы знаем, но делаем вид, что не знаем. Было даже весело. На всех концертах были агенты КГБ в костюмах. А один раз меня даже украли. То есть задержали. На фестивале рок-клуба. Во время одного из моих первых приездов. Прямо в зале взяли под руки и увели в комнату. Я по-русски еще совсем не говорила. Минут двадцать меня о чем-то спрашивали и не верили, что я не понимаю русский. Когда я начала громко требовать посла, они испугались и отпустили…»[177]
Примерно в это же время наконец-то сбылась мечта Цоя — он устроился работать кочегаром. Работа сутки через трое позволяла ему не отвлекаться от музыки, ездить на гастроли, давала небольшой заработок и ограждала от обвинений в тунеядстве.
Напомню, что в законодательстве СССР с 1961 по 1991 год был предусмотрен состав преступления, заключавшегося в «длительном проживании совершеннолетнего трудоспособного лица на нетрудовые доходы с уклонением от общественно полезного труда». Под «общественно полезным трудом» понимался лишь труд в санкционированной государством форме. Самодеятельный же труд разрешался только в свободное от «общественно полезного труда» время, иначе он приравнивался к тунеядству. Учеба в государственном учебном заведении приравнивалась к «общественно полезному труду». В СССР лицам, обвиненным в тунеядстве, присваивалась аббревиатура — БОРЗ (без определенного рода занятий), и сперва в уголовной среде, а затем и в молодежном «сленге» появились формулировки — «борзбй» и «ббрзый», то есть человек, упорно не желающий работать.
В апреле 1991 года был принят закон «О занятости населения», отменивший уголовную ответственность за тунеядство и признавший безработицу.
Итак, Цой стал работать кочегаром в котельной в Уткиной заводи.
Сергей Фирсов, кочегар, приятель Виктора Цоя: «Цой работал в маленькой котельной на правом берегу Невы. Отапливал он там склад ящиков и этими же ящиками и топил. В той котельной работала классная бабушка, всё время игравшая на балалайке. Цой брал у нее уроки. Мы даже справляли там какой-то Новый год»[178].
Марьяна Цой: «Котельная, где работал Цой, находилась в жутком месте, которых в Питере пруд пруди. С одной стороны кладбище, с другой — парк, вокруг какие-то руины, где стаями бегали бродячие собаки. Огромный пустырь был завален деревянными ящиками, в центре стоял сарай, половину которого занимал сторож, карауливший ящики, а половину — кочегар, который топил котел, чтобы сторож не замерз. Причем топил он теми самыми ящиками, которые сторожил сторож. Получался такой нормальный перпетуум-мобиле»[179].
В декабре Цой с БГ и Майком отправились в Новосибирск, где выступали в знаменитом Академгородке, затем дали концерт в Сосновом Бору под Ленинградом, а в начале января 1985 года Цой с Майком отыграли квартирные концерты у Олега Ковриги и Александра Несмелова в Москве.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.