Незримые фасады

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Незримые фасады

Это земля прекрасных имен. Долина Ихлары была известна грекам как Перистрема. В наши дни, плохо это или хорошо, она становится объектом пристального внимания туристов, но, удаляясь от Гюзельюрта, мы этого не чувствовали, пока не добрались до Хасандага. Его отвесные склоны на сотни метров спускаются к реке Мелендиз, бесконечно суетящейся в своем каменном ложе, окруженном ивами и тополями. Посередине голого и безводного плоскогорья эта ниточка оазиса радовала глаз, но святой Григорий Назианзин видел ее совершенно иначе. В письме святому Василию он довольно иронически описывает свою родную Каппадокию. По его словам, она выглядит ужасно:

«Повсюду здесь камень, а где его нет, там ущелье, а если нет ущелья, то колючий кустарник. А где и его нет, там круча. И дорога здесь, ухабистая и извилистая, страшит разум путешественника и для его же блага превращает его в акробата. Глубоко внизу ревет река… изобилующая скорее камнями, чем рыбой, и вместо озера устремляющая свои воды в бездну. Она велика, эта река, и ужасна настолько, что ее рокот исторгает псалмопение братии, живущей по ее берегам. Нильские пороги ничто по сравнению с ней; день и ночь ярится она против человека. Будучи неуправляемой, река недоступна судовождению; а вода ее, будучи мутной, непригодна для питья. И счастлив тот, чья келья выдерживает ливни и зимние бури».

Можно возразить, что Григорий не мог такими словами описать Ихлару-Перистрему, поскольку Мелендиз – маленькая речка, но общеизвестна склонность его к преувеличению ради достижения комического эффекта, о чем уроженец Каппадокии Василий прекрасно знал. Мелендиз – единственная река в западной Каппадокии, и, сравнивая ее с Нилом, Григорий хотел вызвать у своего старого друга улыбку. Его упоминание о монахах, которых может смыть из келий, свидетельствует о том, что к концу IV века (Григорий умер в 390 году) долина уже была значительным центром монашества; на ее склонах сохранились остатки более сотни храмов. В целом долина – истинный рай для любителей пеших прогулок, и единственная проблема здесь – где начинать прогулку и на что смотреть. В полутора километрах к северу от деревни Ихлары, на самом краю пропасти, расположены автостоянка и большой ресторан с романтически настроенными официантами, откуда по сотням ступеней можно спуститься к реке. Но церкви, расположенные возле спуска (их-то и видит большинство туристов), очень малы, а фрески в них порой до безобразия грубы. Лучшая живопись находится в нескольких километрах вниз по течению, в Белисирме, а самая интересная архитектура – еще дальше, в Япракхисаре и Селиме, где узкое ущелье сходит на нет.

Деревня Селиме стоит на дороге в Ихлару, ее дома разбросаны среди большого скопления скальных конусов у подножия плоского холма. Путеводители единодушно о ней умалчивают, так что когда какой-то подросток предложил мне показать «калеси» (з?амок), я решительно не знал, о чем идет речь, но предположил, что каппадокийские каменотесы вряд ли прошли бы мимо столь притягательной каменной группы. Мы отправились по извилистой тропе, ведущей в скалы. Вскоре стало ясно, что эта тропа на самом деле – тщательно проложенная византийская дорога, а то и улица. По обе ее стороны в скалах высечены помещения, одно из которых наш проводник назвал конюшней. Вскоре дорога сделала крутой поворот и углубилась в просторный туннель метра в четыре высотой. Глядя на него, я предположил, что неизвестный объект, ожидающий нас в конце туннеля, будет иметь большие размеры, но ничто не предвещало увиденную нами на выходе картину. Мы оказались на террасе, расположенной высоко над деревней. Слева – огромная кухня с пирамидальной крышей, вершина которой удлиняется в печную трубу, а прямо перед нами, за портиком с бочкообразными сводами, – искусно высеченный в скале зал, самый большой из всех, что мне встретились в Каппадокии. Он достигает высоты двухэтажного здания, имеет плоский потолок и с трех сторон окружен галереями. В дальнем конце начинается узкий извилистый коридор, который ведет во второй огромный сводчатый зал, украшенный декоративными аркадами. В задней его части находится квадратная комната с массивным крестом, высеченным на плоском потолке в технике высокого рельефа. Пройдя в дверной проем, украшенный сверху орнаментом из виноградных лоз, мы оказались на второй террасе. С обеих сторон нас окружали двери, окна и разрушенные коридоры. Стало понятно, что мы совершенно случайно натолкнулись на один из самых выдающихся с архитектурной точки зрения каппадокийских пещерных монастырей.

Я чувствовал себя первооткрывателем Мачу-Пикчу. В голову лезли смутно припоминаемые сцены из Толкина и ибсеновский тронный зал Доврского старца. А ведь мы еще не дошли до конца этой удивительной анфилады из двадцати пяти с лишним монастырских залов и палат. На восточной оконечности террасы ступени вели вверх, в церковь, высеченную в выступе горы таким образом, что свет проникает в нее и сквозь западную дверь, и через окно в центральной апсиде. При этом внутреннее убранство церкви выглядит очень мрачным: стены и своды покрыты расплывчатыми скоплениями черных и красных фигур – все, что осталось от сожженных пламенем росписей. К пожару могла привести неосторожность, особенно если после ухода монахов храм использовали как убежище или склад, но скорее всего Селиме Калеси был разграблен в годы анархии, воцарившейся вследствие поражения при Манцикерте. В приделе храма находится надпись, перевод которой я получил позднее: незавершенная двенадцатисложная поэма, написанная в суровом морализирующем тоне:

«Да никто не смутится стремленьем к богатству,

Ибо многие жертвою пали сей пагубной страсти,

Хоть богатство является прахом и тленом…»

«Оксфордский византийский словарь» умалчивает об этом выдающемся памятнике, но его скрупулезное описание, снабженное планом, можно найти в книге Линн Родли «Пещерные монастыри византийской Каппадокии». Родли подходит к делу весьма основательно, и все-таки ей далеко до Гертруды Белл: в ее интерпретации визит в Селиме мало чем отличается от посещения автостоянки. Даже о Япракхисаре Родли нечего сказать, кроме того что сама она здесь не была, но по достоверным сведениям «там есть фасад». На деле многочисленные и монументальные фасады Япракхисара находятся в двух километрах от Селиме и прекрасно видны с дороги. Я заметил их в свою прошлую поездку, и на этот раз просто обязан был как следует обследовать.

Не успели мы отойти от деревни, как нас догнал все тот же мальчик. Фасады застыли перед беспорядочной современной деревней, словно окаменевшие театральные задники. Их было около полудюжины, каждый высотой от шести до двенадцати метров. У самого большого и лучше других сохранившегося – четыре уровня подковообразных ниш, обрамленных простыми пилястрами и антаблементом. Они забавным образом напоминали фасады парфянских и сасанидских дворцов, которые, как и архитектура Япракхисара, хранят смутную память об общественных зданиях великих эллинистических городов – Пергама, Антиохии и Селевкии на Тигре.

Мне не удалось проникнуть за этот фасад. Своеобразие и сложность Япракхисара заключаются в том, что местные жители до сих пор используют византийские помещения под сараи и амбары. Арки дверей и окон заложены грубой каменной кладкой или досками. Стремянки и шаткие пролеты лестниц скрываются в глубине таинственных отверстий, множество низких дверей наглухо заперто тяжелыми засовами. Лишь однажды поверхность склона холма прерывается, чтобы уступить место искусно высеченной в камне крестово-купольной церкви. Три апсиды и два из четырех столбов до сих пор сохранились, но арки выломаны, и купол нависает сверху, как мрачный навес. Наш юный проводник повел нас наверх, к вырубленным в скале помещениям.

– В этой комнате, – сообщил он доверительно, – стоял виноградный пресс. А вот здесь была кухня. А здесь прачечная. – Было совершенно непонятно, откуда ему это известно.

Под конец нас ждал извилистый коридор, входивший буквально в сердце горы и завершавшийся вертикальной шахтой с опорами для рук и ног. Мальчик полез вверх в полной темноте, обдав меня сверху потоком мелких камней. Даже с фонарем я не смог разглядеть конец шахты и, несмотря на его отдававшиеся эхом призывы: «Здесь прекрасная церковь!» – отказался за ним следовать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.