Глухонемой проводник

Глухонемой проводник

Это случилось в гостинице «Малая Азия». Во время обеда, проходившего под аккомпанемент «Времен года» Вивальди, мы познакомились с удивительной блондинкой, уроженкой Сицилии, носящей мелодичное имя Энрика Ла Виола Брунелла. Свою совершенно несредиземноморскую внешность она объяснила следующим образом: «Я норманка, дочь викингов!» Она, несомненно, имела в виду расцвет Сицилии в XII веке, когда островом управляли норманнские короли, которые отличались образцовой терпимостью и художественным вкусом, а потому для украшения своих дворцов и церквей привозили византийских мозаичистов. Энергия и целеустремленность Энрики вполне соответствовали образу норманнской принцессы. При всей исключительной доброте и великодушии этой женщины ей безумно нравилось все «каппадокийское». Самыми частыми фразами в ее устах были: «Я в восторге! Как здорово!» или «Нет слов! Какая красотища!»

Энрика купила старый дом в Ортахисаре и собиралась кое-что в этом городе усовершенствовать. Прекрасной во всех отношениях Каппадокии явно не доставало оперы, и Энрике пришла в голову мысль, что Ортахисар с его скальной крепостью – идеальное место для постановки «Аиды». Услышав это, Хайдар Хакир, до приторности услужливый управляющий гостиницей «Малая Азия», тут же выключил Вивальди и поставил Паваротти. Вечер еще не закончился, а Энрика уже договорилась, что на следующее утро в сопровождении своего турецкого возлюбленного Эртула (осанистого симпатичного мужчины с обликом слегка разочаровавшегося в жизни султана) отправится вместе с нами на совместную прогулку от деревни Ибрагимпаша до Ортахисара.

Наш путь начался со спуска в узкое ущелье с протекающим по нему неглубоким, кристально чистым ручьем. Почти белые стены ущелья были испещрены голубиными гнездами. Через километр пути стало ясно, что стены ущелья сходятся, что меня озадачило, так как ручей струился в том же направлении. Куда он мог течь? Вскоре загадка была решена: в конце ущелья ручей делал резкий поворот налево и скрывался в искусно высеченном в скале туннеле, который одновременно служил и дорогой. Пройдя сотню метров, мы вновь увидели дневной свет, после чего опять вошли в туннель, а затем еще в один. В Каппадокии быстро приобретаешь навык ходить сквозь скалы, но здесь мы столкнулись с чем-то особо замечательным: ручей ветвился по нескольким нешироким ущельям к полям, нуждавшимся в воде, а деревни Ибрагимпаша и Ортахисар были связаны тайными путями сообщения.

В Ортахисаре по совету Энрики мы воспользовались помощью белобрысого и голубоглазого девятилетнего мальчугана по имени Эркан, худого и застенчивого, с выступающими вперед передними зубами и широкой улыбкой. Он был глухонемым и, хотя произносил кое-какие звуки, никогда не слышал речи и не знал, как составлять слова. В ответ на мое замечание, что мальчик достаточно умен и, если бы его соответствующим образом обучили, вполне мог бы общаться с окружающими, последовал ответ: «Может, он и смышленый, зато родители бедные, да и вообще на всё воля Аллаха». Эркан, однако, не выглядел слишком расстроенным проявленной к нему божественной неблагосклонностью. Его не зря считали лучшим проводником в деревне, и он провел нас головоломным маршрутом по расписанным фресками церквям, скрывающимся в соседних долинах. В одной из них меня поразило «Благовещение», где архангел устремляется вперед с видом кумушки-сплетницы, которой не терпится рассказать соседям последнюю новость. А еще меня очень заинтересовал сам Эркан. Откуда он взялся тут – русоволосый и голубоглазый?

Каппадокийцы, в которых намешано немало всякой крови, пожалуй, самые красивые из всех жителей Анатолии – отличный аргумент в пользу смешанных браков! Лишь немногие из них сохранили типичные черты уроженцев Центральной Азии, что и неудивительно: завоевав в XI столетии Каппадокию, турки оказались в меньшинстве, и такая ситуация сохранялась на протяжении многих поколений. Их смешение с византийским населением началось сразу во всех сословиях, хотя и у самих византийцев, живших в этих местах, весьма непростое происхождение.

Когда мы говорим о греках Каппадокии, то вовсе не имеем в виду потомков современников Софокла. Вплоть до VII века обитатели центральной Анатолии являли собой смесь фригийских, хеттских, галльских, иранских и семитских племен, каждое из которых было в той или иной степени эллинизировано. Но моровые поветрия и нашествия этого страшного столетия привели к заметной убыли населения. Чтобы исправить положение, императоры Юстиниан II и Константин V сотнями тысяч перевозили из Европы в Азию славян. В середине XI столетия в восточную Каппадокию переселилось большое количество армян, включая членов царской семьи; там осело немало персов, сирийцев, курдов, арабов; общины печенегов и половцев соседствовали с еврейскими колониями, нашедшими приют в крупных городах. В X веке этнический состав даже императорской семьи отличался невероятной сложностью: император Роман II, например, был армянином по материнской линии, а в жилах его отца смешались армянская, славянская, греческая и скандинавская кровь.

Как следствие, византийская идентичность целиком зависела от языка, культуры и вероисповедания. Варварами называли людей, не говоривших по-гречески и не признававших догматы православной церкви и права императора на вселенское первенство. Византийский снобизм, выражавший себя в презрении к манерам и речи чужеземцев, не знал расовых предрассудков в их современном виде. Империя носила вселенский характер. Браки между разными этническими группами были скорее правилом, чем исключением и порой активно поддерживались императорами. Даже Дигенис Акрит – герой знаменитого народного эпоса, воспевающего подвиги византийских приграничных властителей, – был сыном греческой аристократки и арабского эмира. Эта неунывающая византийская раса оказалась необычайно живучей, Вот почему у современных обитателей Анатолии можно встретить серые, голубые и зеленые глаза, а также белокурые и рыжие волосы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.