Долгожданный Берлин

Долгожданный Берлин

Должен заметить, что настрой войск тогда, в 1945-м, был исключительно боевым. Большинство солдат и офицеров чувствовали себя членами дружной единой и очень сильной семьи.

Л.Г. Иванов

Исходя из исторической литературы, войска 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта второго формирования перешли границу в районе Черникау и вступили на территорию Германии. Нашим воинам бросились в глаза аккуратные города, чистые дороги, ухоженные леса и отсутствие населения на фоне мычащих недоенных коров, голодных собак и кошек. Местные жители спешно покидали дома. Одни из-за боязни ответственности за свои злодеяния во время войны, другие из-за параноидального страха, привитого и прививаемого немецкой пропагандой. Доходил страх до того, что фиксировалась волна самоубийств еще до входа наших частей в Берлин. Люди выбрасывались с этажей, стрелялись, вешались. Животный страх их толкал к преждевременному уходу из жизни.

По некоторым подсчетам историков, в мае-июне 1945 года от 30 до 40 тысяч берлинцев добровольно покончили жизнь самоубийством. Они поверили тому, что вещал колченогий рейхсминистр народного просвещения и пропаганды гитлеровской Германии Йозеф Геббельс. Так 2 марта 1945 года в своем дневнике он сфабриковал такой угрожающий пасквиль: «…фактически в лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками. Это подтверждают поступившие к нам из восточных областей сведения о зверствах. Они действительно вызывают ужас. Их даже невозможно воспроизвести в отдельности. Прежде всего следует упомянуть об ужасных документах, поступивших из Верхней Силезии.

В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подвергаются все женщины от десяти до семидесяти лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему. Против этого мы развернем теперь широкую кампанию внутри страны и за границей…»

А 13 марта он выливает новый поток желчи:

«В войне на востоке будут теперь руководствоваться только одним чувством – чувством мести. Сейчас уже все соотечественники верят в то, что большевики совершают зверства. Нет больше человека, который игнорировал бы наши предостережения».

Тогда же инициативу в пропаганде антисоветских ужастиков подхватили и англосаксонские СМИ. Радио, газеты и журналы наших союзников нагнетали истерию о русских зверствах. Дело дошло до того, что пришлось вмешаться шефу англо-американского бюро по общественным связям. Он собрал редакторов и дал такое «разъяснение»: «Запомните, что среди немцев существует сильное и организованное движение, нацеленное на то, чтобы посеять семена недоверия между союзниками. Немцы убеждены, что им будет на пользу раскол между нами. Я хочу предупредить вас о том, чтобы вы не верили немецким историям о зверствах русских без тщательной проверки их достоверности».

Но уже назревает холодная война. И начинается подлая эксплуатация мифа о подобных преступлениях нашего воинства. В 1946 году в США выходит брошюра Остин Эппа «Изнасилование женщин завоеванной Европы».

Подливали бензин в огонь темы ненависти ко всему немецкому народу и некоторые наши репортеры и журналисты. Так, идеологические ляпы Ильи Эренбурга о том, что «Германия и ее население есть не что иное, как громадное сборище бандитов», часто использовал в контрпропаганде Геббельс.

А на такую филиппику, высказанную писателем И. Эренбургом, пришлось реагировать даже Кремлю:

«И вот мы в Германии… немецкие города горят, и это меня радует… Немец – повсюду немец. Он уже подвергается наказанию, но еще недостаточно. И что может нас остановить?.. Нет, Германия, слишком поздно. Час мести пробил!»

Руководство СССР рассматривало переход советско-германской границы и вступление на территорию Германии как поход, целью которого было освобождение немецкого народа от «фашистского ига». В связи с этим в газете «Правда» от 14 апреля 1945 года появилась резкая статья за подписью Г. Александрова. В статье позиция советского репортера Ильи Эренбурга подвергается жесткой критике. Она объявляется ошибочной, примитивной и несоответствующей гуманитарным принципам внешней политики советского правительства.

* * *

Со слов Леонида Георгиевича Иванова, на подступах к Берлину были спущены директивы и приказы вышестоящего командования войсками. В них было требование лояльно относиться к мирному населению, строго пресекать грабежи и изнасилования. И эти требования в основном выполнялись.

Есть смысл дать слово военному историку, президенту Академии военных наук, участнику Великой Отечественной войны генералу армии Махмуту Гарееву:

«Конечно, проявления жестокости, в том числе и сексуальной, случались. Их просто не могло не быть после того, что фашисты натворили на нашей земле. Но такие случаи решительно пресекались и карались. И они не стали массовыми.

Ведь как только мы занимали населенный пункт, там сразу создавалась комендатура. Она обеспечивала местное население продовольствием, медицинским обслуживанием. Порядок контролировала комендантская патрульная служба. Лично я участвовал в освобождении Восточной Пруссии. Говорю как на духу: о сексуальном насилии тогда даже не слышал».

Но прошло время, и после развала СССР надо было добивать его правопреемницу Россию. Так, в 2002 году тему насилия советских солдат в Германии поднял английский писатель-русофоб Энтони Бивор в книге «Падение Берлина. 1945». Он договорился до того, что советские солдаты изнасиловали два миллиона немок: «Русские солдаты насиловали всех немок от 8 до 80 лет. Это была армия насильников».

Дальше – больше. Некий специалист по послевоенной Германии американец Джонсон насчитал уже 15 миллионов изнасилований. Тема русских зверств в Германии 1945 года не закрыта и по сей день. Почитайте книгу Ингеборги Якобс «Добыча» – волосы поднимаются от придуманных, но красиво поданных антисоветских и антирусских ужастиков.

Одесский писатель Валерий Смирнов на своих персональных сайтах утверждает, что Красная армия изнасиловала 6 миллионов узниц немецких лагерей. А вот главнокомандующий войсками США в Европе генерал Эйзенхауэр заявлял: «Все население Германии параноидально. И нет никаких причин обращаться вежливо с этими параноиками».

Ни Сталин, ни Жуков, ни Молотов ничего подобного себе не позволяли. Только публицист Илья Эренбург кричал: «Убей немца!» Но это частное право журналиста.

У нас в стране данная тема затрагивалась со времен перестройки и гласности в произведениях Александра Солженицына и Льва Копелева, а сегодня – Марка Солонина и Гавриила Попова. Фактически это делалось и делается по заказу американцев. У этих мифов своя логика. Превратить немцев из агрессоров в жертв. Приравнять сталинский СССР и гитлеровскую Германию. Превратить Красную армию, ее воинов из армии-победительницы в толпу остервенелых, жестоких зверей.

Но прозрение постепенно приходило и к немцам. Один из помощников Геббельса доктор Вернер Науман признавался: «Наша пропаганда относительно русских и того, что население следует ожидать от них в Берлине, (да и в других районах Германии. -Авт.) была так успешна, что мы довели берлинцев до состояния крайнего ужаса», но «перестарались – наша пропаганда ударила по нам самим».

Немецкое население давно было психологически подготовлено к образу по-звериному жестокого «недочеловека» и готово было поверить в любые преступления Красной армии. Советские войска в лучшем случае сравнивались с ордами жестокого завоевателя Аттилы из раннего Средневековья.

Ярость советских воинов, вступивших с боями на вражескую землю, была вполне объяснимой, однако лавина ответной мести не захлестнула Германию, а криминальные поступки, эти неизбежные спутники войны, совершали военнослужащие всех союзных армий. Это могут забыть только люди, которые страдают амнезией на историческую память или лукавством.

Комендант Берлина генерал Берзарин своим гуманизмом через полевые кухни доказал всю абсурдность геббель-совской пропаганды о том, что русский медведь пришел в Германию, чтобы задрать всех немцев. А чего стоит одно из первых постановлений Военного совета фронта, принятого в середине мая 1945 года за № 080 – о снабжении молоком детей Берлина. Возле наших полевых кухонь постоянно крутились голодные старики, дети и, конечно же, уцелевшие домашние животные – кошки да собаки. Они тоже были голодные, и им кое-что перепадало от сердобольных наших кашеваров.

– Тяжело сегодня читать, – говорил Леонид Георгиевич, – «труды» некоторых немецких «историков», пивших, возможно, именно это берзаринское молоко. Удивляет то, что эти «труды» заботливо перевели на русский язык и аккуратно издали в России. В них как раз и говорится о захватнических, насильственных мотивах в поведении «советских оккупационных войск». Подчеркивается агрессивный менталитет

восточных славян в изложении недобросовестных авторов. Во времена Советского Союза подобные издания не рисковали появляться, а если уж у хозяев очень свербило, то они маскировались под мемуары всевозможных «белокурых рыцарей» и «сыновей Вотана».

В мае сорок пятого года из полуголодного Советского Союза поступило в Берлин 96 тысяч тонн зерна, 60 тысяч тонн картофеля, 48 тысяч голов скота, молоко, сахар, масло, многие другие продукты и лекарства. Что-то не похоже на «агрессивный менталитет восточных славян». После этого берлинцы стали быстро оттаивать в прямом и переносном смысле…

* * *

Есть необходимость обратиться к объективному арбитру – военному контрразведчику Смерш, опять к Леониду Иванову, который своими глазами видел реальную картину событий в Берлине с приходом наших войск и которому нет оснований не верить.

Из воспоминаний Иванова:

«Запомнилось, что в первом немецком доме, нуда мне довелось зайти, чувствовалось недавнее присутствие хозяев, они бежали буквально с нашим приходом. На кухне на выключенной плитке еще потрескивало приготовленная яичница…

На следующий день после перехода границы у дорог появились здоровенные плакаты с надписями: «Вот она, проклятая Германия» или «Добьем фашистского зверя в его логове». У одного из этих плакатов, помню, стояло пролетка с тремя убитыми голыми немцами с трубками во ртах и в цилиндрах. Такой же немец сидел на месте возницы. Над пролеткой – плакат «Вперед, великая Германия». Такая вот жуткая военная картинка запомнилось мне на всю жизнь. Что было – то было.

Конечно, озлобленность и чувство ненависти у некоторой части наших солдат и офицеров в отношении немцев были сильны. Это относилось прежде всего к лицам, потерявшим в ходе войны родных и близких. В отдельных случаях ненависть и озлобленность проявлялись в изнасилованиях, расстрелах фашистов, поджогах домов…

Это продолжаться долго не могло, и вскоре была издана директива ГЛАВПУРа, разъясняющая, что Красная армия вступила на территорию Германии не для мщения, унижения и порабощения немецкого народа, а для его освобождения от гитлеризма… Предлагалось вести разъяснительную работу среди немцев о роли и задачах Красной армии на немецкой земле. Надо ли говорить, что директива эта была очень своевременна и сыграла важную роль…»

– Леонид Георгиевич, скажите, были ли массовые явления изнасилования немок, о чем сегодня пишут зарубежные писаки и некоторые наши «дипломированные историки» войны? Наши называют уже цифру – сто тысяч, и ни меньше ни больше, иностранцы – миллионы.

– Я читал подобные пасквили. Что скажу, глупости это все. Нам, военным контрразведчикам, в первую очередь попадали подобные материалы. Факты были, но не массовые. За мародерство, изнасилование, грабежи таких наших преступников расстреливали – карали жестко и жестоко. Зло надо было искоренить быстро и эффективно. И эти карательные меры дали свои плоды. Военные прокуроры и военные трибуналы подключались немедленно…

По роду своей деятельности, в служебных целях, встречался с некоторыми немками, «дамами полусвета». Однажды был вынужден проводить даже краткое разбирательство жалобы немецкой гражданки. Эта строгая подтянутая дамочка жаловалась, что один из солдат – ее бывших клиентов – стащил у нее не то двести, не то триста марок.

– Похищен результат большого труда! Я беру всего лишь 5 марок за сеанс, – возмущенно и требовательно говорила она, по всей видимости, считая, что небольшие деньги, которые она берет за сеанс, должны поднять ее авторитет в глазах советского оккупационного командования.

– Как очевидец и участник многих событий в послевоенной Германии, со всей ответственностью заявляю, что вся эта богатая библиография по поводу массовых изнасилований, все эти жуткие главы в мемуарах битых нацистов и трудах западных «историков», очевидно, имеют заказной характер с единственной целью – очернить советских солдат и офицеров. Смазать их подвиг в годы войны, бросить тень на непобедимую и легендарную Красную армию, а заодно и мазнуть грязной краской по нашему национальному имени.

– Могли мы пойти дальше Берлина?

– Мое глубокое убеждение, что в 1945 году Красная армия была так сильна, что ей бы был по плечу любой противник. Недаром в разговорах порой слышалось «ну что нам Берлин – «Даешь Париж!» Конечно, это было на уровне трепа, так называемая неофициальная позиция, и политработники боролись с этими проявлениями милитаризма.

– Леонид Георгиевич, как известно, вы были задействованы в операциях по поиску и аресту главных военных преступников – Гитлера, Гиммлера, Геббельса, Бормана, Риббентропа, Кальтенбруннера и других бонз поверженного Третьего рейха, а также других сотрудников разведывательных и контрразведывательных органов Германии. Как это происходило?

– Искать приходилось многим органам – все хотели захватить первыми этих нелюдей. Их тогда многие называли – зверье…

Из воспоминаний Иванова:

«Я, как начальник отделения, возглавлял оперативную группу наших сотрудников, действовавшую в районе Рейхсканцелярии, по поиску и задержанию главных военных преступников. Но дело было организовано так, что среди поисковых групп развернулось как бы своеобразное соревнование по розыску.

Помню связанный с этим неприятный случай. Офицер Смерш 5-й ударной армии майор Н. Зыбин первым обнаружил обгоревший труп Геббельса. Труп надо было доставить в Карлсхорст, где размещался отдел КР Смерш 5-й ударной армии. Майор связался со мной, сообщил, что обнаружил труп, но не имеет подходящего транспорта для его доставки. В распоряжении Зыбина был только маленький «Опель», в котором везти труп по разбитому Берлину было невозможно. Растрясет, и не узнаешь, кого привез. Просил срочно прислать ему полуторку. Я быстро нашел полуторку и послал ее к Зыбину. Но в это время в район Рейхсканцелярии прибыл начальник контрразведки Смерш 3-й ударной армии полковник Мирошниченко. Он идет прямо к Зыбину и спрашивает:

– Ну, кого нашел, майор?

Зыбин радостно отвечает, что нашел труп Геббельса. Мирошниченко тут же дает команду своим людям забрать зловещую находку на грузовик отдела КР Смерш 3-й ударной армии. Майор Зыбин был маленького роста, но резкий и храбрый. Выставив грудь вперед, он говорит:

– Товарищ полковник, это мой трофей! Не отдам!

Мирошниченко – здоровый, грубый мужик, ударил Зыбина кулаком в лицо. Тот упал. Люди Мирошниченко забрали труп Геббельса и увезли.

Конечно, этот неприятный случай никак не соответствовал поведению офицеров Смерш, а объяснялся личными качествами Мирошниченко – его взрывным несдержанным характером и беспринципностью. Я лично знал его только в отрицательном плане. Впоследствии он был сильно понижен в должности и работал начальником сектора в Особом отделе Прикарпатского военного округа. Это было справедливо.

Работники опергруппы из отдела КР Смерш 5-й ударной армии доставили в Нарлсхорст большое количество личных вещей, документов и различных предметов, принадлежавших главным военным преступникам. В частности, в моих руках были несколько кителей Гитлера с золотыми фашистскими значками и вензелями на подкладке – АН, выполненными шелковыми нитями. Были специальные башмаки колченогого

Геббельса, у которого, как известно, одна нога была короче другой; подарки, драгоценные ручки, документы и многое другое из личных вещей фашистских руководителей.

Характерно, что никто из наших работников не позарился на эти вещи. Единственное, чем мы воспользовались, – это три коробки с витаминами, внешне сходными с кусочками сахара из личных запасов Гитлера. Этими витаминами все наше отделение питалось несколько месяцев…»

Что касается судьбы полковника Андрея Селиверстовича Мирошниченко, то действительно его назначили во Львов. Он руководил Первым сектором Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу. В этом подразделении служил немного позже и автор этой книги в должности оперуполномоченного по обслуживанию подразделений штаба округа.

Автор полностью солидарен с оценкой черт характера Андрея Селиверстовича, данных генералом Ивановым. Многие сослуживцы полковника Мирошниченко по сектору нелестно характеризовали его поведение в коллективе.

Леонид Георгиевич был свидетелем многих интересных событий в Берлине сразу же после окончания войны. По его рассказу, вскоре после войны военнослужащие 301-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Антонов, при разборе завалов и строительных работ обнаружили почти в центре германской столицы подземный склад войск СС с наличием большого количества разных ценностей.

Иванов вместе с командиром дивизии посетил этот склад, состоявший из полутемных мрачных коридоров с бегающими огромными не то белыми, не то светло-серыми крысами. По бокам коридоров, едва оставляя проход, громоздились большие ящики, набитые золотыми изделиями. Там были часы, коронки, монеты разных стран и народов, ювелирные изделия, награды…

Командованием была создана специальная комиссия для учета и охраны этих богатств. Начальник отдела КР

Смерш 5-й ударной армии полковник Карпенко предложил Иванову войти в состав этой комиссии от Смерш, но он отказался, сославшись на занятость, связанную с оперативной работой. Тогда Карпенко включил в состав комиссии заместителя Иванова майора Иовлева. Все же нужен был глаз! По окончании работы комиссии все, что было на складе СС, под охраной военные контрразведчики отправили в Москву.

Участвовал Леонид Георгиевич по приглашению командующего армией Берзарина в приеме капитуляции немецких войск Берлинского гарнизона 2 мая 1945 года. В тот же день наш гуру расписался на стене рейхстага, учинив простую незамысловатую подпись: «Л. Иванов из Тамбова».

Война закончилась, но шлейф ее последствий все еще тянулся. Требовалось логическое завершение того, что начали фашисты, – капитуляции.

Из воспоминаний Иванова:

«Мое последнее боевое задание в годы Великой Отечественной войны – участие в оперативной группе Управления контрразведки Смерш 1-го Белорусского фронта по обеспечению безопасности процедуры подписания Акта о безоговорочной капитуляции фашистских войск. Меры безопасности принимались при встрече представителей союзных войск и группы Кейтеля на Темпельгофском аэродроме в районе Берлина, при поездке по разбитому Берлину в Карлсхорст и непосредственно в самом городе Карлсхорсте. Для союзных делегаций на аэродроме был выстроен почетный караул, а духовой оркестр играл гимны стран, делегации которых прибывали на аэродром. Это касалось, естественно, только стран из антигитлеровской коалиции и не распространялось на немцев.

Встречал делегации генерал армии, а впоследствии (с 1946 года) маршал Советского Союза В.Д. Соколовский. Все было обставлено торжественно и четко. Но надо было охранять Кейтеля. Не дай бог, его по дороге в Карлсхорст пристрелят, кому в таком случае подписывать акт о капитуляции? Ведь война еще не окончена.

Берлин весь был разбит, там и тут раздавалась стрельба, нормальных дорог не было. Трудностей существовало немало, пришлось задействовать все свои силы, но задание было выполнено. Все делегации прибыли в Карлсхорст благополучно. У здания инженерного училища в Карлсхорсте, где готовилось подписание Акта о капитуляции, строем стояли наши солдаты – здоровые, рослые, одетые в новую военную форму. Вот только в спешке подогнать ее как следует не сумели.

В Карлсхорсте я отвечал за внешнюю безопасность здания, где проходила торжественная процедура подписания Акта о капитуляции. Хоть и недолго, ведь я был при исполнении, но и мне посчастливилось быть в том зале, где проходило подписание. Был я именно в тот психологически очень яркий момент, когда в зал вошли фельдмаршал Кейтель и его делегация. Я обратил внимание, что при входе в зал члены немецкой делегации быстро переглянулись. Дело было, наверное, в том, что выразительный ковер, которым был покрыт зал, был взят из кабинета Гитлера. Они, конечно, сразу его узнали и соответственно среагировали. Сам Кейтель пристально вглядывался в волевое лицо маршала Жукова, наверное, пытаясь запомнить своего победителя. Георгий Константинович Жуков был абсолютно спокоен, внимателен, точен в движениях и эмоциях. После подписания Акта был устроен пышный банкет. Великолепные напитки и наилучшие закуски были заранее привезены из Москвы, а горячее приготовлено хорошими поварами. Сидели за столом до утра, танцевали, пели.

Возник вопрос о том, как быть с немецкой делегацией – кормить их или нет? Задали этот вопрос Вышинскому – он был тогда заместителем министра иностранных дел. Он ушел от ответа, заявив, что это дело не мое, а военных.

Тогда обратились к Шулову.

Тот ответил:

– Дать им, гадам, все что есть на нашем столе. Они знали русских во время войны, пусть теперь узнают после войны – в мирное время.

Как мне потом рассказывали участники банкета, глава французской делегации генерал де Латр де Тассиньи здорово выпил, видимо, на радостях, да и уснул за столом. Члены других делегаций стран-союзников незлобно шутили: французы, мол, всю войну проспали, да и победу тоже.

Так вот сложилось в моей судьбе, что, приняв первый бой на границе глубокой ночью 22 июня 1941 года на западе Украины, мне выпало быть там, где Великая Отечественная война получила свое официальное завершение. По времени мне довелось пройти ее всю и даже немного больше…»

* * *

Но торжества по случаю завершения войны продолжались. По многочисленным рассказам Леонида Георгиевича, был еще один банкет, банкет «более узкий, камерный, армейский». Дело в том, что в середине мая 1945 года руководство отдела контрразведки Смерш 5-й ударной армии устроило в честь Победы праздничный вечер. Торжество было организовано в Карлсхорсте, в здании, которое находилось рядом с тем, где был подписан Акт о капитуляции Германии. На торжество был приглашен весь оперативный состав отдела КР Смерш 5-й ударной армии, а также все начальники отделов Смерш корпусов и дивизий армейского подчинения. Леонид Георгиевич был на торжестве вместе с Полиной Ивановной, хотя они еще не были расписаны. Звучало множество тостов и взаимных поздравлений, в том числе и красноречивых. Конечно, первый тост был за здоровье Иосифа Виссарионовича Сталина. Упоминался в здравице его первостепенный и великий вклад в руководство Красной армии и Советской страной.

На этом вечере впервые прозвучали слова о том, что теперь мы должны перенести свои усилия на борьбу со спецслужбами западных стран, о создании должного порядка на территории оккупированной Германии. Присутствовал на этом вечере военных контрразведчиков и командующий 5-й ударной армии генерал-полковник Берзарин, о котором у майора Иванова, ставшего со временем тоже генералом, было особое, свое, теплое впечатление и мнение. Как оно могло быть другим, если из рук командарма он неоднократно получал заслуженные правительственные награды высокого достоинства. Многие знали Николая Эрастовича Берзарина как доброго, честного, порядочного человека. Никто ни разу от него не слышал слов обид в адрес партийных чиновников и органов, поспособствовавших бросить его на нары подобно Рокоссовскому. Считал это ошибкой и досадным недоразумением, без намерения раздражаться, а тем более мстить кому-то. В откровенных беседах по поводу своей «отсидки» говорил, что не стоит отождествлять всю партию, ее рядовых членов с дирижерами репрессий, предполагая, что в острейшей классовой борьбе ошибки такого плана неизбежны.

Леониду Георгиевичу навсегда запомнилась его речь перед командирами полков и дивизий армии, собранными накануне битвы за Берлин:

– Надо беречь людей как зеницу ока своего, продумать все детали операции с тем, чтобы потери были минимальны.

– Товарищи! – призывал Берзарин, – перед боем надо обласкать солдата…

Вот такие были наши отцы и деды, отстоявшие свободу и независимость нашей Великой Родины. Конечно же, не для того, чтобы некоторые ее неумные, амбициозные, подлые потомки отдали на заклание черным силам ненавистников славянского братства и разодрали Отчизну на кровоточащие части.

А еще Леонид Георгиевич рассказывал, что с войны он не привез никаких трофеев. И в связи с этим автору вспомнились слова будущего начальника нашего героя по службе в ГСОВГ генерала армии Петра Ивановича Ивашутина, который на вопрос одного из журналиста газеты «Красная Звезда»: «Что вы привезли из трофеев с войны?» ответил:

– Если честно, только авторучку!..

Вот это и были настоящие СОЛДАТЫ ПОБЕДЫ!

Сегодня некоторые хихикают и ухмыляются, когда видят на автомашинах, украшенных георгиевскими лентами в дни всеобщего торжества в России – Дня Победы, надписи на задних стеклах или багажниках: «Спасибо деду за Победу!»

А я воспринимаю эти слова с умилением и всерьез. Значит, потомки не очерствели – Подвиг помнят!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.