У доктора средство!!!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

У доктора средство!!!

Ремонт корабля заканчивался. Командир всех торопил, люди уставали, нервничали. Дежурство по кораблю начиналось в 18.00, и вот однажды, часов в 17, ко мне приплелся дежурный по кораблю старший лейтенант Фролов.

— Доктор, помоги. Дай чего-нибудь, с ног валюсь, час дежурить осталось, а я уже иссяк.

«Что ему дать? — подумал я. — Дай-ка его стимульну». В те времена у нас была настойка чилибухи — возбуждающего средства, повышающего тонус мускулатуры и т. д. Дозу лекарства я забыл, но при лейтенанте лезть в справочник не захотел. Думаю, капель 20 хватит. Я накапал ему в мензурку ровно 20 капель. Выпив и вяло поднявшись, он поплелся в дежурку. Через полчаса Фролов ворвался ко мне в медпункт с воплем:

— Док! Что ты мне дал, а?! Бабу давай! Ба-бу!

Руки у него были глубоко в брючных карманах, и он явно пытался усмирить взбунтовавшуюся плоть.

— Уйди, — погнал я его, — сменяйся, все скоро угомонится.

С дозой я чуток перестарался. Буквально на следующий день понял, что инцидент с Фроловым так просто мне не пройдет. По офицерскому коллективу пополз слух: у нового доктора есть потрясающее средство. В те времена никаких «виагр» или «виардо» не существовало, ибо, как отрезала позже американским слушателям одна наша советская женщина: «В СССР секса нет»!

Через несколько дней мы должны были выйти на ходовые испытания с заходом в город Новороссийск. Накануне выхода, вечером у меня в медпункте появился штурман.

— Ну, док, как дела? Привыкаешь? Мы тут посовещались и решили, что ты мужик свойский и тайну хранить умеешь. А?

Я насторожился.

— В чем дело-то?

— Да вот, говорят, средство у тебя очень эффективное есть, а? Фролов говорил, что за полчаса из доходяги в истинного мужика превратился. Дай мне это средство в той же дозировке. Накапай в пенициллиновый флакончик с резиновой пробочкой.

— Ладно, — согласился я, гордый своей значимостью в жизни офицерского состава корабля.

Флакончик с закапанным лекарством перешел к осчастливленному штурману.

— Да, а когда употреблять-то? — скромно осведомился он.

— На Фролова за полчаса подействовало, так что употребите в эти сроки до мероприятия.

— Понял, понял, — обрадовался штурман. — Ну, спасибо, док, хороший ты человек. С понятием. Через час явился помощник командира Борис Афанасьев.

— Доктор! Штурман у тебя был?

— Был.

— Так вот, мне то же самое, в той же дозе и в той же таре.

— Вы чего, сговорились, что ли? — возмутился я.

— Не любопытствуй, молод еще. Говорят, то же самое и в той же дозе, и все тут.

— Ну, ну, ладно, — сдался я. — Время приема знаете?

— Заметано, — подобрел помощник. — Молодец ты, док, новую медицинскую струю внес в жизнь коллектив, а то Капитанов, твой предшественник, заржавел здесь, ничего его не трогало, а ты вот по-настоящему заботишься о наших проблемах.

Мое самолюбие было удовлетворено. Оценили. Штурман и помощник командира не последние люди на корабле.

Вышли в море утром и к вечеру подошли к Новороссийску, пришвартовались к стенке. Несколько офицеров сошли на берег, как оказалось позже, до утра.

Утром перед подъемом флага на шкафуте меня встретил штурман.

— О, док! — обрадовался он. — Ты молодец и средство твое классное, спасибо, друг!

Я был доволен.

— Ну что, все «окей»?

— «Окей», «окей», потом еще налей, — продекламировал штурман.

Тут же подошел помощник. Лицо его было злым, бледным и несколько одутловатым, как у человека, измученного длительным невысыпанием.

— Так вот, док! Ты только служить начал, а уже второй раз меня подставляешь, со старшим товарищем шутки шутишь!

— Какие шутки? — удивился я.

— Ты почему мне другие, чем штурману, капли накапал, а? Я на тебя так надеялся, а ты!

— Да что вы говорите! — возмутился я. — И лекарство то и доза та же!

— А почему штурман «три», а я… — И он пальцем показал «ноль». — А? В чем дело, доктор? Ты меня так подвел.

— Да что вы говорите, товарищ капитан-лейтенант, все было, как у штурмана, — оправдывался я.

— Ну, смотри, что-то ты мне мозги пудришь.

Позже я узнал суть дела. Оказалось, у них в Новороссийске были две знакомые женщины, которые проживали в одной квартире. Придя к ним, собрав стол и выпив, они приготовились к самому главному. Предварительно зайдя на кухню и, чокаясь пенициллиновыми флакончиками, были застигнуты врасплох одной из хозяек.

— Мальчики, а что вы тут пьете? — поинтересовалась она.

Это так смутило помощника, что его последующие усилия были тщетны, и ночь любви превратилась в сплошные страдания без сна и без любви. У штурмана нервы были покрепче, он не обратил внимания на этот провокационный вопрос, и все у него пошло, как по маслу, к большому удовольствию, как его самого, так и одной из хозяек.

Результат — мои медицинские возможности в этом деле и авторитет дали трещину.

Корабль возвратился в Поти устранять выявленные в походе дефекты ремонта. Через несколько дней внезапно в медпункте появился Володя Свидерский.

— Слушай, я к тебе. Назначен проверить твою деятельность в составе комиссии, проверяющей корабль, и составить акт. Ты понимаешь, дружба дружбой, а служба службой.

Я был очень удивлен, особенно последними словами Вовки.

— Ну и проверяй, давай копай, тебе ведь приказали, — провожая, сказал я.

На следующий день Свидерский целый день шатался по кораблю, совал свой нос всюду, присматривался. Просмотрел все мои бумажки и в результате при подведении итогов комиссии появился акт, где в отношении медицины прозвучали очень нелестные слова. Я был в шоке.

— Ты что, обалдел? — шипел я на него. — Мог бы и не писать так гнусно.

— Дружба дружбой, а служба службой, — причитал он. — Ты должен меня понять.

Я, конечно, понял, но затаил. Бумеранг сделал свое дело буквально через неделю. Меня вызвали к командиру дивизиона ремонтирующихся кораблей, и мне была поставлена задача проверить медслужбу «Огневого» самым внимательным образом и отразить результаты проверки в акте. Немезида торжествовала. Сделав постную и безразличную рожу, я явился к Свиде и изложил суть дела. Он обмяк:

— Что, мстить будешь?

— Да ты что, мы же друзья, но дружба дружбой, а служба службой. Так что завтра готовься. Даю тебе полдня для устранения недостатков. Видишь, я поступаю благородно, никакой внезапности.

На следующий день с утра я начал свое черное дело. К вечеру, уставший и удивленный бардаком, который был у Володи, ушел писать акт. Сами понимаете, акт был злой, но абсолютно справедливый. Командир дивизиона был доволен.

— Молодец, хорошо отразил дело в этом клоповнике. Я им всем, и не только доктору, такой втык дам, долго помнить будут. Полтора года ремонтируются, а кавардак устранить не могут!

После оглашения моего акта, Володька не выдержал и заскочил ко мне.

— Слушай…

— Не хочу я служить, мне так тяжело.

— Всё, всё не по мне и не по моему характеру. Приходи ко мне, посидим, потолкуем.

К вечеру я зашел к нему в медпункт. Его эсминец был старым, медпункт малюсенький и очень неуютный.

— Как я буду дальше служить, а? Матросов боюсь, офицеры грубые. Все, все не по мне, — причитал он.

Хорошо зная Свиду, я его понимал, он был умный и тонкий человек, начисто лишенный той дозы солдафонства, которую хочешь, не хочешь, а получал каждый курсант за три года казарменной жизни. Это был теоретик и любое практическое дело, даже самое пустяковое, ставило его в тупик. Работа же корабельного врача — это сплошная медицинская проза.

— Слушай, а у меня есть идея, — обрадовано воскликнул я. — У тебя же врожденная желтуха, дело-то пустяковое, но из нее можно «слона сделать». Иди к терапевту базы и жалуйся на боли в правом подреберье. Он же твоего диагноза не знает, лаборатория здесь слабая, кроме билирубина ничего не определяют. Вот по повышенному билирубину и жалобам он тебе хронический гепатит и прицепит. И прощай флотская служба.

Володька внимательно слушал.

— Так, изучи в совершенстве клинику гепатита и вперед! — скомандовал я.

И дело пошло. Через месяц Свида был выписан из гарнизонного госпиталя с заветной бумажкой, где черным по белому было написано «Негоден к военной службе в мирное время, ограниченно годен, 2-ая степень в военное время.

Великий обман состоялся. Военно-морской флот потерял не очень перспективного офицера, а наука получила будущего Академика РАН, директора престижного ленинградского института Свидерского Владимира Леонидовича. Моя причастность к его судьбе в очередной раз была очевидной. Да здравствует человек, то есть я, три раза «спасший» Свиду от смерти и травм и «разглядевший» в нем будущего Академика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.