МУЗЫКАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР В ПРАГЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МУЗЫКАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР В ПРАГЕ

Когда Вебер 12 января 1813 года прибыл в Прагу, Генсбахер огорошил его новостью, что директор театра Либих хочет предложить ему освободившееся место музыкального директора. Так как он не представлял для себя ничего лучшего, чем реализовать свои идеи в музыкальном театре Праги, в то же время у него появилась единственная возможность окончательно избавиться от долгов в Штутгарте, и он с радостью принял это предложение. С большим воодушевлением он принялся за осуществление соответствующих реформ. Эти планы реорганизации оперы отнимали у него в последующие годы так много времени, что его не оставалось на творческую работу; поэтому его сын Макс Мария назвал эти годы с 1813 до 1817 «ярмом» своего отца.

Так как он от Либиха получил неограниченные полномочия для составления хорошего оркестра и работоспособного ансамбля, он незамедлительно отправился в Вену, где надеялся найти лучшие силы. К сожалению, вскоре состояние здоровья Вебера ухудшилось. Он чувствовал себя «очень больным», и у него была «сильная желчная лихорадка». Примерно так описал это состояние Макс Мария, в то время как в дневнике Вебера есть лишь пометка «болит горло». Он прервал свою весеннюю поездку после неудачного утреннего концерта в венском редутензале — он перед выступлением только что встал с постели. После того как Вебер приехал в Прагу, случайно пришедший к нему на квартиру граф Пахта нашел его в бессознательном состоянии. Граф немедленно приказал перенести его на носилках в свой дом, где трогательно заботился о нем. Прошло несколько недель, прежде чем Вебер немного поправился. От 23 мая в дневнике есть запись: «В первый раз встал с постели», но еще долгие месяцы его мучили головные боли. Лечил его доктор Юнг, скрипач-дилетант, с которым Карл Мария охотно музицировал. Две выдержки из писем этого времени указывают на то, что вероятно это заболевание дало резкий толчок развитию хронической болезни. Он писал Лихтенштейну: «Из-за дурацкой болезни мне было запрещено читать и писать», а своему другу Готтфриду Веберу сообщал: «что мое здоровье после болезни в мае 1813 года пошатнулось, и я недавно несколько недель снова не выходил из комнаты». Выражение «пошатнувшееся здоровье» говорит, по-видимому, о том, что улучшения чередовались с ухудшением состояния здоровья. Эти острые вспышки тлеющей хронической болезни действительно уже никогда не прекращались. Едва немного поправившись, он, не щадя себя, снова набрасывался на работу. Его рабочий день продолжался с 6 утра до полуночи. Как в свое время в Бреслау, он и здесь установил точный распорядок, выполнение которого на этот раз сумел осуществить, несмотря на сопротивление мятежного оркестра. Он был в театре все время, лично беспокоился о каждой детали, почему и не поехал на лечение в Эгер: «Чтобы укрепить свое здоровье, я должен бы поехать в Эгер на четыре недели, но не могу, так как наплыв дел, не терпящих ни минуты отлагательств, слишком велик».

Но пражский кризис не ограничился только болезнью и перегрузкой работой, его отягощал также целый ряд любовных историй. «Это мое несчастье, что в моей груди бьется вечно молодое сердце», — жаловался он иногда, и поэтому не удивительно, что он не мог должным образом противостоять попыткам сближения кокетливых театральных дам. Особенно нехорошо получилось с субреткой Терезой Брунетти, женой одного танцора, «рыжей блондинкой с полноватой фигурой, красивыми голубыми глазами, полными огня и темперамента; она была до абсурда капризна, и слухи, которые ходили о ней, что она имела большой опыт в искусстве кокетства, были правдивы, в чем Вебер убедился к своему большому огорчению». И действительно, вскоре он был настолько в ее власти, что начал вести с ней и ее послушным супругом совместное хозяйство. Кроме того, она любила унижать его другими любовными похождениями, так что он влачил жалкую, недостойную жизнь между ревностью и отчаянием, и это грозило подорвать его авторитет и уважение как музыкального директора. Письма Вебера этого времени — наглядное свидетельство полного отчаяния и горечи о себе, своей профессиональной жизни, и вполне естественно, что он не мог писать музыку. Тем не менее, именно работа в театре помогла ему преодолеть этот тяжелый кризис. Но ему был послан «спасительный ангел», который постепенно приведет его в чувство, — Каролина Брандт.

Каролина, отец которой был скрипачом и тенором в капелле кельнского курфюрста и вел такую же неспокойную жизнь, как и отец Вебера Франц Антон, была на сцене уже 8 лет. Между тем для ансамбля необходимо было сопрано, и по этой причине Карл Мария принял ее в качестве первого члена создаваемого ансамбля. Она в свое время с успехом спела «Сильвану» во Франкфурте. По описанию их сына Макса Марии, она была «невысокого роста, с пышной фигурой, быстрая в движениях, полных сил и необыкновенной грации». Благодаря небольшому несчастному случаю на сцене, они неожиданно сблизились, и вскоре Вебер убедился в своем чувстве к Каролине, которая, однако, зная о бесславной любовной связи Вебера с Терезой Брунетти, вела себя сначала очень сдержанно. Профессиональные и личные нагрузки нанесли его, и без того слабому здоровью, значительный ущерб. «Как будто небу угодно подвергать меня новым испытаниям. Уже давно исчезли заботы, огорчения и неприятности, зато появились тоска и болезни. С тех пор как я приехал в Прагу, я заболеваю четвертый раз. Последняя двухнедельная болезнь была хотя и не опасной, но довольно мучительной для меня, так как сильно повлияла на голову и глаза. Это была свинка, детская болезнь, которой я болел». Так же он писал своим друзьям в Берлин: «Мое здоровье очень переменчиво. Недавно без всякой причины появилась сильная рвота». Чтобы поправить пошатнувшееся здоровье, врач прописал ему длительное курортное лечение в Бад Либверде, куда он, наконец, поехал 8 июля 1814 года, «куда я благополучно прибыл 9-го и где хочу в полном покое лечиться и вместе с тем работать для себя». В этой обстановке, располагающей к размышлениям, он все чаще думал о Каролине Брандт. Его письма свидетельствуют об обширной и оживленной переписке между ними, из которой мы узнаем важные и очень подробные детали о жизни и страданиях Вебера. Эти письма показывают, как было трудно Веберу добиться перемен в еще незрелом, капризном и ревнивом характере Каролины, и о связанных с этим колебаниях ее настроения. Из писем мы также узнаем, что поначалу у них часто возникали серьезные ссоры, которые Карлу Марии удалось, наконец, погасить, благодаря его гуманистическим взглядам на жизнь и непоколебимой вере в доброту Каролины. Следствием этого главного конфликта было то, что Вебер обрел самого себя и, благодаря пониманию своей миссии художника и готовности подчинить этой цели свое личное счастье, ему удалось, наконец, преодолеть кризис 1814–1815 годов.

31 июля Вебер поехал в Берлин, который — после сокрушительного поражения Наполеона в битве под Лейпцигом в октябре прошедшего года — был погружен в дикую суматоху. Захваченный национальным порывом, Вебер впервые почувствовал себя немцем, «впервые его душу согревали такие понятия как свобода, отечество, героическая смерть, гражданское достоинство, ненависть к тиранам». Благодаря сочинению музыки к «Дикой охоте Лютцова» и «Песне меча» из сборника национальных стихов Теодора Кернера «Лира и меч», он вдруг приобрел национальную известность. Однако это было «патриотическое наваждение, за что ему позже пришлось платить» Фридриху Вильгельму Прусскому, а также Фридриху Августу Саксонскому и Каролине Брандт, которая была сторонницей Наполеона и не могла примириться с этими патетико-патриотическими стихами. Во время пребывания у герцога Готы, которого он навестил на обратном пути из Берлина, он также сочинил национальные песни, но, как узнаем из его дневника, у него недавно, с 14 по 20 августа «болело горло». Однако, хотя он твердо решил использовать предстоящий трехмесячный отпуск, он снова уступил настоятельной просьбе директора театра Иоганна Либиха и уже 25 сентября вернулся в Прагу.

В первой половине 1815 года его творческие силы, как видно по искусно и взыскательно написанным вариациям для фортепьяно на мотив русской песни «Прекрасная Минка», были скорее скромными. Может быть причиной тому стали серьезные разногласия с Каролиной, которые чуть не привели к разрыву и побудили Вебера взять преждевременный отпуск. 6 июня он прибыл в Мюнхен. Свое отчаянное душевное состояние, результатом которого явились сомнения в своих жизненных целях, — в это время Вебер изводил себя, добиваясь любви Каролины, — он выразил в своих письмах. Это мрачное настроение по приезду в Мюнхен взорвало известие о победе в Ватерлоо, которое перевернуло с ног на голову весь город. Это событие вывело его из депрессии и вдохновило на создание кантаты «Борьба и победа». Однако работа шла медленнее, чем было запланировано. Как писал он своему другу Рохлицу, «меня, казалось, покинули творческие силы»; его недостаточная способность концентрации сказалась и на других произведениях этого лета, например, на квинтете для кларнета ор. 34 и переработанном концертино для трубы ор. 45 1806 года.

7 сентября он снова прибыл в Прагу и там закончил свою кантату Победы. Из письма к Рохлицу мы узнаем о пробудившейся надежде: «Можешь себе представить, что работа, которая укрепит мою репутацию в мире, занимает меня день и ночь, и слава Богу… с тех недавних пор, как думаю об этом, я чувствую прилив сил, чувствую, что могу быть еще полезен миру». Активность выразилась и в том, что он начал заниматься писательской деятельностью. Как он сообщал своему другу Генсбахеру 13 октября ему «пришла в голову мысль, писать к каждому произведению, которое он будет исполнять, вступление „с целью подвести публику к пониманию новой композиции и тем самым помочь ей составить собственное впечатление“». Кроме этого, он начал выступать как критик, взявший под прицел своего острого и искусного пера музыкальную жизнь Праги. Таким образом, Вебер в Германии стал «музыкантом-просветителем».

Но и в этом же 1815 году, мы читаем в его дневнике о продолжающихся недомоганиях, причем наряду с головными болями теперь упоминается кашель. Сам он приписывал это преимущественно своей профессии. «Театральный воздух нагнал всякой ревматической заразы и т. д. в мой организм. Только недавно я пролежал в постели 8 дней из-за воспаления в горле и до сих пор не могу поправиться». К тому же во время холодной, влажной пражской зимы у него очень сильно болело бедро. Вместе с телесными недугами его настроение ухудшилось из-за отношений в театре, о чем он в ноябре писал Рохлицу: «Мое решение покинуть Прагу уже в этом году окончательно». Может быть, ему больше всего мешало то обстоятельство, что из-за перегрузки административной и организационной работой его творческая деятельность отодвинулась на задний план. После короткой поездки в Берлин, где ему, несмотря на поддержку графа Брюля, так и не удалось получить звание придворного композитора, 9 июля 1816 года он отправился в Карлсбад, чтобы лечить там свой «ревматизм». Эта поездка имела решающее значение для Вебера. Среди курортников находился также Гейнрих Витцтум, гофмаршал саксонского короля, который как новоиспеченный директор Дрезденского придворного театра намеревался создать в будущем, наряду с итальянской, немецкую оперу. Веберу было предложено взяться за эту работу, и после длительных переговоров решение было принято. На Рождество он уже держал в руках декрет о назначении его капельмейстером Королевской саксонской оперы.

В последние месяцы своего пребывания в Праге ему нужно было собрать все силы, чтобы хоть как-то обеспечить работу театра, директор которого, 43-летний Карл Иоганн Либих, лежал при смерти. «Небу было угодно, чтобы конец моей службы был сильно омрачен. У меня 3 певицы в декретном отпуске, к тому же я должен привести в порядок все бумаги и дела для своего преемника». В связи с поездкой в Берлин, где Каролина Брандт имела большой успех, как и Керубино в опере «Фигаро» Моцарта, Карл Мария в кругу друзей 19 ноября объявил о своей помолвке с ней. Воодушевленный всеми этими событиями, за короткий промежуток той осени он написал несколько композиций: две сонаты для фортепьяно As-Dur ор. 39 и d-Moll ор. 49, большой концертный дуэт для кларнета и фортепьяно ор. 48 и несколько песен.