ГОРОД-КРЕПОСТЬ НА ПЕРЕКРЁСТКЕ ТОРГОВЫХ ПУТЕЙ

ГОРОД-КРЕПОСТЬ НА ПЕРЕКРЁСТКЕ ТОРГОВЫХ ПУТЕЙ

В первый же день приезда в Нижний Новгород Бетанкур развил бурную деятельность: собрал всех штаб- и обер-офицеров и познакомил их с новой стратегией развития ярмарки. Подполковнику Рафаэлю Баусе выдал новое техническое задание, а барону Андрею Карловичу Боде, не занимавшемуся производством, поручил сбор доходов от постройки и починки деревянных торговых лавок и сдачи их в аренду. Родная сестра барона Боде была замужем за испанским консулом Коломби и находилась в добрых отношениях с Анной Джордейн, что позволило её брату оставить службу по артиллерийской части и перейти в ведомство путей сообщения, возглавляемое Бетанкуром. Сам Боде был женат на дочери покойного лейб-медика барона Моренгейма и сестре известного дипломата Павла Осиповича Моренгейма — поверенного в делах России в Мадриде.

Фома Яковлевич Ранд тут же смекнул, что с земляком-немцем нужно срочно подружиться, и уже через неделю начал поставлять ему клиентов из приезжих купцов, желавших получить самые выгодно расположенные лавки в центральных рядах или в начале ярмарки. Деньги потекли в их карманы если не рекой, то заметным, достаточно глубоким ручейком: в 1819 году товарооборот ещё недостроенной ярмарки уже был огромный. Более того, Ранд давно заметил, что если работа главноуправляющим путей сообщения была Бетанкуру иногда в тягость, то Нижегородская ярмарка и Институт Корпуса инженеров путей сообщения, наоборот, — отдушиной. Ранд не преминул воспользоваться этой слабостью генерала и всё время потакал ему. Хорошие отношения сложились у Ранда и с двумя испанскими инженерами — Эспехо и Виадо (первый впоследствии женится на старшей дочери Бетанкура Каролине). Уже в самом начале знакомства с ними Ранд щедро тратил на них деньги, «заработанные» с бароном Боде.

Когда Эспехо и Виадо появились в России, то выглядели непривлекательно: одеты в поношенные фраки старого покроя, горохового или кирпичного цвета, на ногах неуместные кавалерийские сапоги с высокими голенищами — ботфорты, плохо, если не сказать, вульгарно сочетавшиеся с весьма затёртыми голубыми панталонами. Вид прибывших из Европы несчастных испанцев демонстрировал крайнюю нищету. Да и инженерную науку они знали весьма посредственно, поэтому Бетанкур принял земляков на службу без всяких экзаменов. Ребята же они оказались хорошие, особенно поначалу — без особых претензий. Но на Нижегородской ярмарке это были совершенно другие люди — с иголочки одетые офицеры: Виадо — капитан, Эспехо — поручик. У обоих лихие скакуны и дорогие дрожки. Оба считали, что Нижний Новгород — Эльдорадо побогаче Мексики или Перу, где с помощью Ранда можно заработать куда больше золота, чем во всей Латинской Америке.

Именно Ранд указывал им, какие подряды заключать с теми или иными поставщиками, а Бетанкуру оставили только одну формальность — подпись на бумагах. При этом Августин Августович, зная, что Ранд жулик, безоговорочно доверял своим землякам, а тех Фома Яковлевич очень ловко использовал в своих целях. Главное везение Ранда было в том, что стараниями Бетанкура ещё в декабре 1818 года удалось сместить с занимаемого поста нижегородского генерал-губернатора Степана Антоновича Быховца — всем известного на Волге казнокрада и взяточника. Это позволило Ранду полностью изменить систему тендера на поставку партий кирпича, железа, белого камня, извести и всевозможного леса. Все прежние подрядчики, с которыми сотрудничала администрация бывшего генерал-губернатора, были безжалостно отвергнуты. На смену им пришли новые: крестьяне Балахнинского уезда Пантелей Григорьев и Пётр Савельев, предложившие поставлять на ярмарку кирпич по цене 7 рублей 50 копеек за тысячу штук и сажень бутового камня по 15 рублей.

Однако у них появились конкуренты — крестьяне села Вершилова Василий Фёдоров и Тихон Михайлов, предлагавшие тысячу кирпичей за 7 рублей 35 копеек, а белый камень за 14 рублей 35 копеек. Среди поставщиков началась самая настоящая конкуренция. Но продлилась она недолго — пока Фома Яковлевич Ранд не прибыл в Нижний Новгород, где на месте старого генерал-губернатора уже командовал новый — Александр Семенович Крюков, человек более уступчивый и более сговорчивый, чем прежний. Благодаря своему характеру и связям Крюков быстро получит сначала чин статского советника, а затем — следственный протокол за злоупотребления во вверенной ему губернии.

Однако всё это будет потом, а пока, в 1819 году, новый генерал-губернатор вёл себя тише воды ниже травы, во всём слушался главного директора путей сообщения и выполнял любое его распоряжение. Бетанкур так умело поставил себя с нижегородским губернатором, что тот не считал для себя зазорным льстить даже секретарям генерал-лейтенанта. Некоторые иностранцы, попавшие в Нижний Новгород, считали генерал-губернатора чиновником, принадлежащим к свите министра путей сообщения.

Сильной стороной генерал-губернатора была его дочь, Надежда Александровна, выданная замуж за князя Черкасского. В молодую женщину была влюблена вся мужская половина Нижнего Новгорода, начиная от шестидесятиоднолетнего Бетанкура и заканчивая его четырнадцатилетним сыном Альфонсо. Надежда Александровна была наполовину англичанка, что ещё больше усиливало страсть Бетанкура к ней. Она прекрасно говорила, кроме французского языка, ещё и по-английски. Кто знает, может быть, именно эта страсть и не позволила Бетанкуру летом 1819 года взять с собой в Нижний Новгород жену и дочерей.

15 июля в присутствии Бетанкура и генерал-губернатора Крюкова барабанным боем, пушечным выстрелом и оглушительным звоном всех церковных колоколов торжественно открыли ярмарку, где купцов… не оказалось. Торговые ряды стояли пустые. Однако к 25 июля, в день святого Макария, на ярмарке, несмотря на то что она ещё строилась и была временной, было уже несколько тысяч человек, а к началу августа — более двухсот тысяч.

Маленький ярмарочный городок прямо кишел людьми. Но самое важное — оптовая продажа и вообще все крупные сделки — совершалось не на глазах у всех. За неимением достроенной биржи почти все значительные торговые операции проходили в частных домах. Чтобы построить дом на временной ярмарке, нужно было личное разрешение Бетанкура, и все купцы знали, что получить его можно через Фому Яковлевича Ранда. Нет, конечно, можно и через генерал-губернатора Крюкова, но через Ранда — дешевле и быстрее. Например, на ярмарке строго-настрого запрещалось разводить огонь, потому что почти все временные торговые строения были дощатые. Нельзя было растапливать в лавке даже обыкновенный самовар. А купец Колесов, занимавшийся оптовыми поставками китайского чая и плативший ежегодной пошлины более ста тысяч рублей ассигнациями, поговорив с Рандом, получил дозволение не только на постройку деревянного дома в центре ярмарки, но и на разведение огня рядом с ним.

Адъютант Варенцов и секретарь Вигель не раз докладывали начальнику о злоупотреблениях Ранда, но Бетанкур не принимал информацию во внимание. Он был вполне удовлетворён работой своего подчинённого. Не было случая, чтобы Ранд не выполнил поручение Бетанкура, даже самое сложное, на «отлично» и точно в срок. К тому же начальника канцелярии обожал сын Бетанкура Альфонсо, получавший от Фомы Яковлевича этим летом бесконечные подарки, и прежде всего те, в которых ему отказывал отец. Альфонсо только стоило намекнуть Ранду о своём желании, и уже на следующий день оно исполнялось. Наверное, не было такой вещи в мире, какую нельзя было приобрести на Нижегородской ярмарке в 1819 году.

Хорошие отношения сложились у Ранда и с госпожой Ждановой, дочерью главного почтмейстера Нижнего Новгорода. В начале XIX века многие губернаторы в России, кроме официальных жён, имели ещё и полуофициальных подруг, о которых, естественно, всё окружение знало. Госпоже Ждановой в ту пору было немногим более тридцати. А подругой губернатора она стала в восемнадцать. С тех пор она сменила трёх или четырёх генерал-губернаторов, оставаясь верна не человеку, а месту. Влияние на Александра Семёновича Крюкова она имела значительное, получив его ещё в бытность того вице-губернатором. Этим не мог не воспользоваться Фома Яковлевич Ранд — он делал госпоже Ждановой дорогие подарки, учитывая её изысканный вкус: на протяжении многих лет она смогла развить его, общаясь с богатыми купцами и всегда разглядывая «безвозмездные дары» в маленький складной лорнет. (В то время в России это была ещё совсем диковинная вещь, и многие видели стёклышко в оправе впервые в жизни.)

Летом 1819 года Бетанкур занимался реконструкцией нижней части города: в мае Нижний Новгород пережил сильный пожар — сгорело девяносто четыре усадьбы и бесчисленное количество торговых лавок Нижнепосадского торга. Огонь испепелил всё на своём пути, начиная от Рождественской церкви и заканчивая каменным поясом кремля, построенным в 1515 году итальянским архитектором Пьетро Франческо. Для сгоревшего участка срочно требовался новый градостроительный план: разбить территорию на кварталы, определить границы сгоревших усадеб, составить их планы, установить места будущих государственных и частных строений, создать для каждой постройки свой план-фасад. Обычно для этого требовалось несколько месяцев, а то и лет. Бетанкур же сделал всё за один летний сезон. Ускорило работу над планом то, что Бетанкуру было больно наблюдать, как погорельцы целыми семьями, словно цыгане, скитались по чужим дворам, ища себе приют и пропитание.

Бетанкур разработал для прибрежной части Нижнего Новгорода регулярный план с точным определением привязок каменных и деревянных строений. Впоследствии этот план войдет составной частью в генеральный план развития города 1823— 1824 годов.

В то время в городе постоянно проживало чуть менее шестнадцати тысяч человек. Нетрудно подсчитать, что каждый житель летом должен был принять и обслужить примерно двенадцать с половиной приезжих. Для этого требовалось огромное количество гостиниц и постоялых дворов хорошего качества, иначе уважающие себя купцы из Китая или Персии в следующем сезоне не приедут на ярмарку.

Кроме того, так как в город привозили огромное количество грузов и товаров, постоянно требовались всё новые складские помещения и загоны для скота и лошадей. Всеми этими вопросами Бетанкур занимался лично. Особенно его интересовала соседняя с ярмаркой Кунавинская слобода, преображавшаяся на глазах: ещё совсем недавно запущенные улицы приводили в порядок, на месте старых лачуг строили большие двухэтажные дома. Вот что писали современники по этому поводу: «Дома строятся в два этажа, деревянные, по планам, выдающимся из строительного комитета, и расположены со всеми удобствами для пристанища в них приезжающих на ярмарку».

Однако в самый разгар ярмарки, с 1 по 6 августа, Бетанкур и его свита почти не работали: один роскошный обед сменялся другим. Разве можно было посетить князя Грузинского, а потом отказаться от приглашения генерал-губернатора Александра Семёновича Крюкова или богача-генерала Дмитрия Дмитриевича Шепелева? Или обидеть пензенских дворян Хрущёвых, приехавших на ярмарку по приглашению Вигеля специально, чтобы познакомиться с Бетанкуром? А о бесчисленных балах в дворянском собрании даже говорить не приходится! Генерал-губернатор и Бетанкур были просто обязаны появиться на них хоть на час, иначе обидели бы своим непочтением собравшихся — всегда чьих-то близких родственников. Кроме того, в разгар ярмарки пришлось посещать богоугодные заведения и сиротские приюты, не говоря уже о народной больнице.

Но больше всего Бетанкур любил ходить между простыми торговцами, прислушиваясь к их разговору, и хотя не понимал ни слова, но очень чутко улавливал дух русского народа, его смекалку и оборотливость. Любил Бетанкур наблюдать и за русскими мужиками, особенно когда те работали топором. Он заменял им и молоток, и долото, и даже пилу или струг. Толстые брёвна и легкие доски, стропила или балки — всё обрабатывалось топором. Бетанкуру нравилось смотреть, как мастер, поглощённый работой, тесал или обстругивал лесины, а затем точными ударами топора вгонял гвозди. На стройке невозможно было увидеть мужика без топора в руках или за поясом. Как у испанского простолюдина наваха, так у русского мужика топор был инструментом на все случаи жизни. Некоторые с топором не расставались никогда, даже обтёсывали брёвна, словно держали игрушку в руках.

Что раздражало Бетанкура на ярмарке, так это обилие нищих, целый день стоявших на паперти и просивших милостыню Христа ради, а к вечеру напивавшихся в трактирах на рыночной площади и полночи голосивших совсем нежалостливо. Казалось, сами леший поют в городе. Альфонсо говорил отцу, что к этому месту страшно приблизиться, но Бетанкур успокаивал сына, хотя и самому генерал-лейтенанту от загробных звуков становилось не по себе.

Лето 1819 года в Нижнем Новгороде стояло переменчивое: жаркие безоблачные дни неожиданно сменялись сырыми и холодными. Поле, где стояли торговые ярмарочные ряды и постоянно находилось несколько десятков тысяч человек, от проливных дождей раскисало, а затем иссушалось знойным солнцем — это приводило к сильному испарению; зловредный, сырой запах ощущался на ярмарке повсюду. Многие сослуживцы Бетанкура не могли перенести такой климат и заболевали. А работа стояла…

В середине августа, когда на ярмарку из Астрахани привезли огромное количество дынь и арбузов, Бетанкур решил собираться в Петербург, но недоделок оставалось ещё очень много. Поэтому экспедиция смогла отправиться в столицу, только когда по Волге поплыл первый золотой осенний лист, — 1 сентября.

29 августа Бетанкур дал прощальный обед; были приглашены, помимо многочисленных гостей, как представители русской православной церкви, так и старообрядцы — купцы I гильдии, имевшие большое влияние на торговую жизнь в Нижнем Новгороде и всегда располагавшие «денежным фондом» для подкупа чиновников всех рангов. Был на прощальном обеде и купец Иван Степанович Пятов, пользовавшийся особым расположением Бетанкура. Иван Степанович торговал железом, имел прядильные и кирпичные заводы, пять каменных и один деревянный дом, а кроме того, два каменных корпуса лавок на Нижнем посаде. В 1818 году на собственные средства он построил Железный ряд на Гребнёвских песках под Нижегородской ярмаркой, взяв на себя часть инженерных и финансовых забот, за что Бетанкур был ему чрезвычайно благодарен.

В 1819 году пришла очередь Бетанкура расплатиться за благодеяние нижегородского купца. После пожара в нижней части города сгорел и дом Пятова со всеми прилегающими постройками. На этом месте по личному проекту Бетанкура было выстроено новое двухэтажное здание в классическом стиле: главный фасад его украшали восемь ионических колонн, а на фризе красовался венок славы, олицетворяющий победу русского оружия над Наполеоном.

Перед самым отъездом Бетанкура, в ночь с 29 на 30 августа, какие-то шутники поменяли несколько вывесок на лавках, и оказалось, что на мясном ряду было написано «Булочная», на парикмахерской — «Аптека», а на трактире — «Гробовой мастер». Выходка очень позабавила Бетанкура. И хотя он не умел читать по-русски, по рисункам на вывесках было и так всё понятно.

Прощальный обед прошёл в самой дружеской обстановке. После работы в Нижнем Новгороде Бетанкур подготовил докладную записку царю, где просил императора за отличную работу и в виде исключения титулярному советнику Ранду, не имевшему университетского аттестата, присвоить чин коллежского асессора с сохранением прежней должности — правителя канцелярии.

Произошло это, несмотря на письмо, подписанное архитектором Иваном Ефимовичем Ефимовым, работавшим под руководством Бетанкура в Комитете для строений и гидравлических работ. В Нижнем Новгороде в 1819 году Ефимов строил острог. В своём письме он сообщал следующее: «Большая часть кирпича, поставленная в прошлом и нынешнем годах, вовсе не годна для употребления в деле». То же самое можно было сказать и о поставках белого камня, связного железа и строевого леса для подмости. Ефимов писал: «Швы у кирпичей делаются более, нежели должно; сверх того, стрельчатые своды, о которых я неоднократно предупреждал каменного подрядчика, которые все между собой имеют общую связь, не производятся в одно время, через что теряется равновесие в осадке оных сводов, от чего оные не могут быть ни столь правильны, ни столь прочны, да и даже могут от неровной осадки оказаться трещины…»

Однако все эти письма Бетанкуру в 1819 году остались без ответа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.