Глава 4 — Каждый сам по себе

В сентябре 1970 года Фил Спектор прибыл в Лондон в надежде осуществить свою главную мечту: стать продюсером Битлз. Спектор, величайший из одиночек мира грамзаписи, затмивший даже Джорджа Мартина, во второй половине 60–х жил затворником. Теперь же Клейн вновь вытащил его на свет, поскольку проблема записей Get Back требовала какого–то решения, хотя бы уже потому, что слишком много денег было вложено в этот проект.

Сами же Битлз, похоже, были неспособны на какую–либо конструктивную деятельность. Прошло уже более трех месяцев с тех пор, как Джон и Пол последний раз разговаривали друг с другом, и ни один из четверки не занимался делами Эппл. Клейн между тем знал, что Джон и Джордж были очень высокого мнения о Спекторе.

По прибытии Спектора для него быстро нашли работу. Правда, не над залежавшимися битловскими записями, а над новым синглом Джона Instant Karma. Песня была написана ранним утром 27 января, а уже днем Джон хотел записать ее с помощью Харрисона, Клауса Вурмана, Алана Уайта и Спектора в качестве сопродюсера. Запись была сделана и через десять дней вышла в свет. Она была великолепна. Леннон был как обычно узнаваем, прост и прямолинеен, но на этот раз в песне с удивительным захватывающим припевом. Вклад Спектора очевиден: вокал, барабаны и клавишные звучали особенно эффектно. При этом желание Леннона сделать все за один день сыграло немаловажную роль, лишив Спектора возможности «вылизать» запись в характерной для него манере. От такой тщательной обработки она, наверняка, только проиграла бы. В результате диск вошел в пятерку лучших в Англии, стал золотым в Штатах, и, таким образом, январский день оказался самым высокооплачиваемым даже для Джона Леннона.

Так что, если бы и были какие–то сомнения в пригодности Спектора для предстоящей работы, успех Instant Karma не оставил бы от них и следа. Записи GetBack были вручены Спектору, и он официально приступил к работе. Действовал он совершенно независимо, никто из Битлз не вмешивался ни прямо, ни косвенно. Выпуск альбома и книги был намечен на апрель, а фильм должен был появиться месяцем позже. Теперь, когда Леннон записал Instant Karma, Битлз для него, похоже, попросту не существовали. Однако никаких заявлений не было, и публика оставалась в счастливом неведении.

Окончательный разрыв спровоцировал Фил Спектор. Когда Пол услышал, что было сделано с песней The Long And Winding Road, он наконец сдался. The Long AndWinding Road задумывалась как простенькая баллада, этакий сольный номер Маккартни, без каких–либо претензий: только вокал и фортепиано. Именно в таком виде она успешно представлена в фильме Let It Be. Между тем, изучив весь материал, Спектор понял, что только она дает ему возможность как следует развернуться. Песня была обильно сдобрена струнными и хоровыми партиями и стала попросту неудобоваримой.

Не только Маккартни был шокирован. Слушатели также были потрясены. Битлз обладали несметными достоинствами, но далеко не последним из них было то, что совместно с Мартином они постоянно и настойчиво избегали использования привычных, если не сказать старомодных, продюсерских приемов.

Маккартни и Мартин чувствовали себя разбитыми, Пол всячески пытался предотвратить появление песни в таком виде.

Однако было уже поздно, и после того, как попытки провалились, он — просто ушел из группы. И Джордж и Ринго в свое время уже уходили, но не заставляли долго упрашивать себя вернуться; Джон покинул группу прошлой осенью, но все это время хранил столь нехарактерное для него молчание. Теперь настала очередь Пола, и по иронии судьбы именно он, приложивший больше других усилий для сохранения группы, принес миру весть о ее распаде.

Пол сообщил остальным, что уходит и выпускает сольный альбом, записанный им в одиночку, (не считая нескольких вокальных партий, спетых Линдой) в укромном местечке в Шотландии, приобретенном по совету Джейн Ашер.

В стане Битлз воцарилось смятение, поскольку альбом Пола должен был столкнуться лоб в лоб с последним диском Битлз, и к тому же последовать сразу за дебютным альбомом Ринго, намеченным к выпуску в то же самое время. Ринго был направлен на переговоры в Сент–Джонс Вуд с целью отложить выход альбома Маккартни. Пол выставил его за дверь, предварительно подтвердив свои намерения, Ринго вновь переговорил с остальными, и был найден непростой компромисс. Выпуск Sentimental Journey Ринго и McCartneyбыл ускорен, а альбом Битлз задержан. В конце концов, Sentimental Journey иMcCartney вышли с перерывом в две недели, а еще через три появился Let It Be. Однако достигнутое соглашение не смягчило Пола, и его обида была предана огласке посредством текста вкладыша к McCartney. Он был оформлен в виде автоинтервью. Маккартни сам задавал вопросы и сам отвечал на них со всей возможной прямотой. Таким образом, он разбил последние надежды публики на сохранение Битлз.

Он сообщил с краткостью и прямолинейностью, о которых репортеры могли только мечтать, что Битлз как группа больше не существует, что ему нет никакого дела до остальных, что Аллен Клейн никоим образом не представляет его интересов, что теперешнее поведение Джона ему лично не доставляет никакого удовольствия.

Все это вряд ли было рассчитано на скорое восстановление дружеских отношений. Однако если Пол надеялся таким незатейливым способом завоевать симпатии публики, он, увы, ошибся. Для человека, который до этого только и делал, что улыбался в нужный момент, отпускал милые шуточки и вообще слыл пай–мальчиком, это был довольно неуклюжий маневр. Интервью как бы перечеркнуло все усилия Пола по сохранению группы и представило его самого в качестве основной разрушительной силы. В общем, при том, что это был тщательно рассчитанный шаг, эффект оказался далеким от рассчитанного.

Желая показаться спокойным и уверенным в себе, Пол на поверку предстал не то смущенным и кокетливым, не то самодовольным и тщеславным, а может быть, — просто растерявшимся. С другой стороны, пытаясь создать музыкой McCartney настроение тихого сельского покоя, он сопроводил ее посланиями напоминающими, скорее, о городских стрессах.

Да и сама музыка, похоже, не дотягивала до поставленной цели, хотя сейчас, задним числом, следует признать, что она заслуживала большего признания. Как бы там ни было, сегодня становится очевидным и то, что весь дальнейший ход сольной карьеры Маккартни удивительным образом был предопределен одним этим альбомом. Особенно обращало на себя внимание то, что песни были сделаны как бы наполовину (иногда вплоть до того, что у них не было текстов). Альбом мог бы получиться великолепным, если бы все песни были доведены до ума. Речь вовсе не о сибаритской спекторовской обработке. В конце концов, это вопрос внешней шлифовки, песням Пола не хватало внутренней завершенности; похоже, он работал над ними порывами.

Он всегда был очень плодовит. Как теперь выясняется, зачастую себе же во вред. Создав одну прекрасную мелодию, он тут же переходил к следующей, ничуть не заботясь о том, чтобы довести до кондиции первую.McCartney изобилует набросками песен и отдельных строчек, исчезающих в тот самый момент, когда они становятся интересными. Ему следовало бы дисциплинировать себя с тем, чтобы сочинять меньше, а обрабатывать больше.

На момент выхода альбома считалось, что единственная его удача — ставший классическим номер Maybe I'mAmazed; но были и другие скрытые самородки, что девять лет спустя доказала Фиби Сноу, записав хит EveryNight и продемонстрировав при этом, насколько велики возможности этой песни, если отнестись к ней с должным тщанием, а не с небрежностью пресыщенного мага. Маккартни, безусловно, обладал даром Мидаса, но разбрасывал семена пригоршнями, вместо того, чтобы тщательно обрабатывать каждое.

Через три недели вышел в свет последний альбом Битлз. Название «Get Back, Don't Let Me Down и 12 других песен» давно уже устарело, поскольку упоминавшемуся в нем синглу было уже больше года. Оно оказалось неприемлемым еще и потому, что совместными усилиями четверки и Фила Спектора все же не удалось подготовить четырнадцать песен. Их набралось только десять плюс кусочек ничего под названием Dig It, в котором Леннон использовал ту же технику написания текста, что и в Give Peace A Chance, и вариация на тему ливерпульской песенки Maggie Mae, которую они даже не удосужились закончить. Так что это был не только самый неудачный альбом Битлз, но одновременно и самый короткий и самый дорогой.

В свое время Битлз оставили позади всех своих современников, попросту включая по семь песен на сторону альбома вместо привычных шести. (Что ж, теперь они отказались и от куда более ценных привычек). Исходя из того, что альбом вышел таким коротким, можно предположить, что немало материала осталось в запасниках, и, похоже, однажды, в отдаленном будущем, некоторые из этих — увидят свет.

Это был самый дорогой альбом Битлз, поскольку продавался он вкупе с книгой Get Back большеформатным, роскошным фотоальбомом с двумя краткими кусочками текста – сырого, бесполезного и ужасно льстивого. Сами по себе фотографии Этана Расселла были великолепны: но чего ради все это делалось? Если изначально изданием книги и преследовалась какая–то цель, то о ней давно уже все забыли. Когда же книга появилась в одном пакете с диском, то казалось, что это лишь повод заломить за него такую цену, какой еще никто и никогда не назначал. Однако эпизод этот интересен с точки зрения отличий во взглядах, бытующих по разные стороны Атлантики. В Америке альбом был издан без книги, которая на сегодняшний день является там достоянием небольшого числа коллекционеров; в Британии к книге отнеслись с раздражением, посчитав ее издание досадной оплошностью.

Сам же альбом Let It Be, возможно, и имел какие–то достоинства, но они оказались надежно замаскированными. The Long And Winding Road действительно звучала ужасно, но все же это была единственная песня, в которой Спектор заметно перестарался. Так, например, не было никаких претензий к оркестровкеAcross The Universe Джона, которая теперь, с опозданием, была официально издана Битлз.

И все же главное, что сделал Спектор, — он полностью разрушил изначальную концепцию альбома. Альбом задумывался как возвращение к корням, и соответствующие этому замыслу фрагменты (например, рок–номерOne After 909 — одна из первых песен, написанных Ленноном и Маккартни; заключительные слова Леннона: «Я хочу поблагодарить вас от всей нашей группы, надеюсь, мы прошли прослушивание») с трудом сочетались с полноценной продюсерской обработкой, которой была подвергнута The Long And Winding Road. Разрозненные обрывки разговоров, вмонтированные для создания неформальной атмосферы, казались попросту неуместными.

В общем, как ни крути, получалась довольно жалкая история, из которой никому не удалось выйти с достоинством; бесславный финал карьеры коллектива, революционизировавшего поп–сцену сильнее, чем кто–либо другой со времен Чарли Чаплина.

Когда 20 мая 1970 года состоялась премьера фильма Let It Be, никто из Битлз на нее не явился. Они перестали быть Битлз. Возможно, им также казалось, что нет особых оснований гордиться фильмом, но вот тут–то они ошибались. Конечно, фильм в его окончательном виде был жестокой насмешкой над первоначальным замыслом показать Битлз как единый коллектив. Вместо этого публика получила уникальный документ, рассказывавший о группе в момент ее предсмертной агонии. Не могло быть сомнений в том, что, появись фильм до заявления Маккартни, он заставил бы многих серьезно поволноваться. Теперь же, когда тайное стало явным, — группы не существовало, Let It Be стал просто увлекательным зрелищем. Даже в момент своего крушения Битлз были великолепны. Фильм оказался таким захватывающим потому, что впервые публика получила возможность взглянуть на группу изнутри.

В том же году каждый из Битлз как бы исчез на время. Ринго сидел в своем саду, ожидая, когда что–нибудь произойдет (и, будем точны, сочиняя Early 1970); Джон начал проходить курс психотерапии; Пол укрылся в своем шотландском убежище — причем так надежно, что именно в это время из Америки поползли слухи из серии «Маккартни мертв» Эппл удавалось бороться с утечкой информации, так что, несмотря на слухи о сложностях внутри группы, никто не имел доказательств того, что все уже кончено. Кроме того, Битлз удивительно везло на контакты с прессой. Рэй Коннолли, впоследствии написавший сценарий фильма «И настанет день», тогда работал репортером в лондонской «Evening Standard» и был посвящен в тайну разрыва Леннона с Битлз, однако не предал Джона.

Таким образом, едва публика оправилась от шока, вызванного заявлением Маккартни, Let It Be дал возможность по–новому оценить события последних восемнадцати месяцев. Жалкий финал убогой главы. «Распадутся ли когда–нибудь Роллинг Стоунз?» — спросили в то время Мика Джэггера. «Не–а, — ответил он, — а если и да, мы не станем так сучиться из–за этого».

Пол не предупреждал остальных о своих намерениях сделать какое–либо заявление; они не ожидали, что он проболтается, и уж, конечно, не ожидали, что сделает это таким образом. Так что Пол сам выбрал момент, и при этом только у него имелся готовый сольный альбом, что давало ему некоторые преимущества перед остальными. Но если Пол действительно несколько обольщался по поводу своего будущего, неоднозначный прием McCartney быстро стряхнул с него излишнее самодовольство. Действия Пола, особенно задевали Ринго, впавшего в депрессию после faux pas [неверный шаг, фр.] с альбомом Sentimental Journey. Произошло это потому, что выход альбома совпал по времени с появлением в прессе известий о распаде группы и был воспринят как поспешная попытка Ринго начать свою сольную карьеру.

Между тем все обстояло совершенно иначе. Сам он относился к записи как к побочному предприятию, которому никто не станет придавать особого значения. Это все, что можно сказать в защиту Ринго. Потому чтоSentimental Journey попросту напрашивался на провал. В нем были собраны заплесневелые поп–стандарты, которые Ринго решил записать для своей матушки. Трудно было найти менее подходящий голос для того, чтобы в стиле Синатры напевать сентиментальную бурду типа «Безмерны прелести любви».

На самом деле, даже спой Ринго идеально, все равно он оказался бы ретроградом, поскольку Битлз изменили поп–музыку, создав и новые критерии, и новую классику. Они выбили почву из–под тех сентиментальных песенок, которые Ринго взялся теперь напевать.

Кинематографическая активность Ринго также не была особо удачной. Он сыграл небольшую роль в фильме «Кэнди», но настоящую возможность показать, на что он способен, давал ему «Волшебный Христианин», в котором он снимался вместе с Питером Селлерсом. Конечный результат не вдохновлял. Ринго не удалось создать яркий образ, а сам фильм, подобно, увы, многим работам Селлерса, получился забавным местами, но разочаровал в целом.

Конечно, прежде всего Ринго хотелось взять реванш за Sentimental Journey. Возможность представилась очень скоро, во время работы над All Things Must Pass Харрисона, где он познакомился с Питом Дрейком. Дрейк работал с Бобом Диланом над альбомом Nashville Skyline и по рекомендации Дилана был приглашен Харрисоном в Лондон для участия в записи таких песен, как The Ballad Of Sir Frankie Crisp.

Как–то в разговоре Ринго признался Дрейку, что хотел бы записать кантри–альбом. Дрейк поймал его на слове и быстренько все устроил. Он был матерым нэшвилльским котом с солидной репутацией, так что мгновенно нашел студию, первоклассных музыкантов и охапку неопубликованных песен из каталогов местных издателей. Ринго оставалось только прилететь и спеть, как бог на душу положит. Дрейк говорил, что на все уйдет дня два, ушло шесть. Никому из Битлз не давалось все так легко, во всяком случае с тех пор, как они вышли из–под опеки Джорджа Мартина. В Нэшвилле ребята работают от звонка до звонка (что отнюдь не умаляет их многочисленных талантов), так что все казалось полной противоположностью безалаберным студийным сеансам Битлз. Ринго не упустил свой шанс, и его домашний мрачноватый вокал украсил типичные кантри–песни. Это был один из лучших сольных альбомов экс–Битлз.

К несчастью для Ринго, поклонники Битлз (особенно в Америке) уже успели в массовом порядке приобрестиSentimental Journey. Так что, когда всего через несколько месяцев появился Beaucoups Of Blues, они были гораздо осмотрительнее, и альбом разошелся очень плохо. Конечно, никто и не рассчитывал на успех в Британии, где музыка кантри никогда не пользовалась широкой популярностью. Ринго расстроился, разочаровался и в ближайшие годы ограничивался записью отдельных синглов. Он активно занялся кино, решив отдохнуть от альбомов. А между тем ему следовало бы вернуться в Нэшвилл и записать еще один кантри–альбом. Ему следовало бы сделать это сегодня.

Наверное, весь Beaucoups Of Blues был записан быстрее, чем некоторые песни из All Things Must Pass, — тройного альбома, которым Джордж Харрисон открыл свою сольную карьеру. Если момент распада Битлз был настолько неподходящим для Ринго, что его сольная карьера началась с провала, он оказался на редкость удачным для Джорджа. Его авторитет стабильно возрастал благодаря как выступлениям, так и песням — особенно Something и Here Comes The Sun. Свою роль сыграла и дружба с Эриком Клэптоном; их совместная песня Badge стала одной из лучших репертуаре группы Клэптона Cream. Они также поддерживали и пропагандировали американские группы — не только Делани и Бонни, но и The Band.

В общем репутация Харрисона росла и крепла. Еще не закончилась церемония представления Let it Be, а он уже начал записывать собственный материал, призвав в сопродюсеры Фила Спектора; у Харрисона не было претензий к Let It Be. (Ему, как обычно, было позволено записать две песни, но, учитывая, что общее их количество уменьшилось, в процентном отношении его вклад был самым большим за все время!).

Очевидно, принимаясь за работу, они считали, что материала хватит на альбом, но дела пошли очень хорошо, и решено было сделать его двойным, но тут дела пошли фантастически хорошо, и все обернулось первым в истории рок–музыки тройным альбомом. С учетом этого, нет ничего удивительного в том, что работа продлилась так долго — почти шесть месяцев.

Вкусы меняются, в роке быстрее, чем в других сферах, и сегодня над All Things Must Pass принято подшучивать. Но, безусловно, время его однажды придет вновь, поскольку большая часть материала просто великолепна. Творческое развитие Харрисона одновременно и стимулировалось, и сдерживалось соседством Леннона и Маккартни: стимулировалось, поскольку атмосфера соревнования побуждала его работать над собственным материалом; сдерживалось тем, что порой ему просто не давали возможности продемонстрировать свою работу. К концу это стало причиной некоторого озлобления, но, возможно, теперь Джордж понял, что это же давало ему и заметные преимущества. Свободный от каких–либо ограничений, он мог теперь записать собственный альбом, имея в запасе несколько готовых, никем еще не записанных песен.

Песня My Sweet Lord была самой яркой, и ее удивительный успех в качестве сингла стал основой для беспрецедентного тиража альбома в целом (факт безусловно порадовавший Джорджа тогда, но принесший немало неприятностей позднее).

Awaiting On You Аll, Isn't It A Pity (она была записана в двух вариантах) и What Is Life - тоже прекрасные песни. При изобилии приятных мелодий у Джорджа не было недостатка и в сюжетах. Он посвятил песни своему дому во Фрайер Парк, построенному эксцентричным сэром Фрэнком Криспом, и девушкам, устраивавшим круглосуточное дежурство у домов Битлз. Закончив песню, Джордж пригласил их ее послушать.

В альбом вошла песня I'd Have You Anytime, написанная Харрисоном вместе с Бобом Диланом, а также новая версии If Not For You из дилановского альбома New Morning.

Многие из тогдашних ведущих инструменталистов приняли участие в работе, включая Джима Гордона (ударные), Карла Радла (бас) и Бобби Уитлока (клавишные), которые вскоре составили основу новой группы Эрика Клэптона Derek And The Dominoes; сам Клэптон ко всеобщему удивлению на записи отсутствовал.

Продюсерская работа тоже была прекрасна и сочетала свойственную Спектору масштабность с отчетливым звучанием отдельных инструментов. На этом этапе Харрисон. подобно Леннону, записывал абсолютно все, полагая, что это будет интересно и слушателям, и в результате на двух из шести сторон альбома оказались записанными студийные джемы, во время которых музыканты просто, как им казалось, отдыхали с инструментами в руках. Эта музыка составила третий диск, который должен был стать бесплатным приложением, но, как водится, в результате два других оказались необычно дорогими. Промелькнуло несколько замечаний по этому поводу, но в целом альбом был тепло встречен и публикой, и критиками — успех, несомненный успех. Харрисон не только не уступил двум основным авторам Битлз, но начал свою сольную карьеру гораздо более успешно. Его альбом раскупался лучше, чем McCartney и John Lennon/Plastic Ono Band, вместе взятые.

Сама по себе смена десятилетий, как правило, мало отражается на повседневной жизни. Некоторые пользуется случаем для подведения итогов, но мало кто возьмется утверждать, что в жизни его произошел перелом.

Джон Леннон оказался в числе этих немногих, С января 1970 года его жизнь, похоже, изменилась полностью. Перемену эту он обозначил короткой стрижкой, сделанной в конце декабря 1969 года в Дании. Они с Йоко (она последовала его примеру) передали свои локоны лондонской организации Backhouse, основанной неким Майклом Иксом в качестве центра негритянской культуры.

Помимо записи Instant Karma, Леннон практически ничего не сделал. После непрерывной активности предыдущего года ему необходимо было заменить батарейки. Джон и Йоко почти не выходили из своего дома в Титтенхерст Парке. То есть, они почти не выходили из спальни своего дома в Титтенхерст Парке… Между тем время, проведенное в изоляции, начало накладывать отпечаток и на их отношения.

В апреле Пол Маккартни позвонил ему и сообщил, что он тоже покидает Битлз и выпускает сольный альбом. И хотя это мало должно было волновать Леннона, известие все же усугубило его состояние. Антони Фосетт пишет: «На следующее утро, увидев заголовки дневных газет, сообщавшие о разрыве Пола с Битлз и выходе его сольного альбома, Джон испытал горькое чувство. Вот, Пол делает сенсацию из своего разрыва с группой, то есть занимается тем, от чего отговаривал Джона, всего шесть месяцев назад. Джон бал растерян; несмотря на то, что сам он так желал разрыва, теперь, когда это случилось, эмоциональная напряженность раскола Битлз воспринималась им очень болезненно».

К этому времени Джон и Йоко уже приступили к занятиям психотерапией по методу калифорнийского врача Артура Янова, после того, как тот прислал им свою книгу «Первый крик». Было бы натяжкой считать, что то был хорошо рассчитанный рекламный ход со стороны Янова, но если все–таки предположить нечто подобное, то следует признать, результат оказался весьма удачным. Всего через насколько месяцев «Первый крик» был услышан всем западным миром. Суть теории заключается в том, что дети подавляют свои эмоции с самого рождения. Отчаявшись добиться безграничной родительской любви, они начинают создавать, защитные механизмы, чтобы оградить себя от боли на будущее. Механизмы эти остаются с ними на всю жизнь. Другими словами, чтобы выжить, человеку необходимо подавлять свои основные эмоции, и тогда он перестает испытывать вызываемую ими боль. Однако за это приходится расплачиваться всевозможными неврозами, поскольку подлинные желания остаются неудовлетворенными, а состояние психического равновесия недостижимым. Таким образом, только вернувшись в своем сознании назад вплоть до момента рождения (очень болезненного и вызывающего у пациентов «первый крик»), вновь преодолев при этом все воздвигнутые ранее барьеры, человек может узнать свои подлинные потребности и заново обрести подлинное «я».

Вот теория, которую Леннон принял мгновенно; и неудивительно, поскольку ему пришлось немало побороться с самим собой в детстве. Однако он уже начал опасаться собственной страсти ко всему новому, будь то идеи, люди или и то и другое, поскольку она далеко не всегда приносила хорошие плоды. Его не раз дурачили психиатры. Однако мнение Йоко на этот раз совпало с его собственными, так что после нескольких трансатлантических телефонных разговоров, Янов прибыл в дом Леннонов.

Во время этого первого курса лечения Леннон в последний раз встретился с Синтией. Янов сказал Джону, что одной из причин его невротического состояния может быть чувство вины перед лишенным отцовского внимания сыном. Джон решил поправить дело, тут же связался с Синтией и предупредил ее о своем приезде. Состоялось счастливое воссоединение семейства, прерванное телефонным звонком из Титтенхерст Парка, принесшим известие о попытке Йоко покончить с собой. Однажды в Японии она уже пыталась совершить самоубийство после того, как одно из ее первых «творений» было раскритиковано; теперь она решила, что Джон вернулся в свою семью. Он рванулся к Йоко и больше уже никогда не встречался с Синтией. Янов провел в Англии три недели, однако для полного успеха лечения Леннонам, по его мнению, необходимо было пройти четырехмесячный интенсивный курс в его калифорнийской клинике. Что они и сделали. Проблемы с разрешением на въезд в США были улажены, и курс терапии завершен. После этого они вернулись в Англию, где записали каждый по альбому.

Ленноновский John Lennon/Plastic Ono Band выглядел продуктом искалеченного сознания. Джон проделывал на людях то, что Янов предписывал ему делать в одиночестве: обнажал все самые горькие, тяжелые свои переживания, чтобы, вновь столкнувшись с ними, преодолеть их и таким образом обрести самого себя. Это был душераздирающий, альбом, однако предельная искренность его покоряла слушателей.

Сопродюсером альбома стал Фил Спектор, работавший над ним практически параллельно с All Things MustPass Джорджа, и трудно найти два более непохожих проекта. У Джорджа всего много: музыкантов в студии, красок в аранжировках; у Джона все аскетично, обнажено до предела (как в пьесах Беккета или в «Старике и море» Хемингуэя). Джону потребовалось всего два телефонных звонка, чтобы собрать музыкантов, — сам он играл на гитаре и фортепиано, Ринго — на барабанах, а Клаус Вурман — на басе (Еще Билли Престон сыграл на клавишных в одной песне).

Было еще одно различие. Песни Джорджа либо уходили корнями в битловскую мифологию (Аррlе Scruffs), либо продолжали ее, как в случае с восточным мистицизмом, тесно связанным с последними днями группы.

В альбоме Джона все это уничтожалось в припадке иконоборства. Он подрывал цитадель Битлз, не оставляя от нее камня на камне. Важно, что при этом он говорил простым, лишенным метафор языком. На этот раз не было места никакой двусмысленности, и это был единственно возможный путь к демифологизации Битлз. Леннон острее других чувствовал неловкость ситуации, в которой оказались Битлз, превратившись из простых поп–звезд в духовных наставников поколения. Определенным образом они утратили связь с рок–н-роллом и со своими корнями. Они пытались вернуться, избавиться от статуса полубогов, но, как в зыбучих песках: чем активней они пытались выпутаться, тем сильней вязли. Попытки развеять миф Битлз только усиливали всеобщее поклонение, поскольку по форме попытки эти становились все более и более совершенными. Это противоречие особенно отчетливо видно в Белом альбоме. С одной стороны Леннон издевается над фанатизмом своих поклонников, выдавая абсолютно бессмысленные тексты («Мыльный след его жены /Который он съел и передал в дар обществу охраны памятников»); но с другой стороны они не послушали Джорджа Мартина, советовавшего сделать вместо двойного альбома простой, поскольку хотели включить в него и такие записи, как Revolution No 9 — самое претенциозное «произведение искусства» за всю историю. Они говорили, что хотят быть «простыми» рокерами, а не «серьезными художниками», но от соблазна оказаться зачисленными в последние трудно было удержаться. Битлз, и в особенности Леннону, не удалось остаться абсолютно честными ни перед самими собой, ни перед слушателями. И вот в John Lennon/Plastic Ono BandЛеннон был честен до предела, он полностью обнажил душу и не желал прикрывать этой наготы.

Но и в этом присутствовало некоторое, хотя и простительное, противоречие. Леннон крушил основы, на которых держались Битлз и все с ними связанное, безжалостно кромсал историю группы, стремясь полностью освободиться, стать другим человеком и новым художником. Но он не мог преодолеть того, что миллионы следили за ним с таким интересом, потому что делал это Джон Леннон, экс–Битл. Сделай то же самое Джон Леннон — выпускник школы, едва ли кто–нибудь заинтересовался бы.

Легенда оказалась Гидрой, и Леннону не суждено было ее побороть.