Часть вторая Андрей Валентинов

Часть вторая

Андрей Валентинов

«Земную жизнь пройдя до половины…» Проблема в том, что Будущего уже нет, оно уже стало Настоящим, и сейчас хочется цеплять каждый день, пока оно не стало Прошлым. Потому нет охоты заниматься ерундой. Не хочется, но дни мелькают, мелькают… Встал, отжался двадцать раз, поглядел на часы, заварил кофе…

Под ерундой разумею не только заседания кафедры и даже не пустые пьянки. Скажем, написание книги ТОЛЬКО для денег (ну, с этим мы все ВСЛУХ согласны!), но и ТОЛЬКО ради факта издания-самоутверждения (это денег послаще!) УЖЕ неинтересно. В этом и чувствуется ветерок от косы Костлявой. Не хочется, чтобы уходил Я, по крайней мере, с концами. Вот и стремишься рассказать о себе. Рассказать – быть услышанным – не быть забытым – остаться хотя бы частично, таков фрейдизм. Поэтому нет охоты тиражировать даже самые успешные «проекты». Лучше рассказать о том, о чем никто ПОКА не знает. Но должен узнать, иначе ЭТО уйдет без следа[13].

А.Валентинов

Равномерный стук копыт под окном, поскрипывание телеги – кому не спится в такую рань? Должно быть, молочник со своим товаром или… не хочется вылезать из-под одеяла, чтобы немедленно проверить догадку, тело все еще под властью теплого, одурманивающего сна. Еще совсем немного. Луч на стене розовый, ранний, есть время поспать, хотя бы ненадолго снова нырнуть в нежный омут сна, по телу разливается приятное тепло, укутывает, убаюкивает. Андрей сворачивается уютным клубком и видит сон во сне, новый сон в новом сне, в лабиринте снов…

«Странно как-то. И дел много, и делаешь их, но все кажется, что вокруг пустота, беззвучие, хрустальная призма, а Время несется быстро, быстро, и в оттепельном воздухе уже чуть-чуть заметно пахнет ненужной весной…»[14]

Снова весна, но весна ранняя, скорее, предчувствие весны, 18 марта год на год не приходится, иной раз тепло, и птицы поют, иной… холодина – брр, ледниковый период… А какой была весна 18 марта 1958 года, когда в Харькове родился Андрей Шмалько? Да кто же это теперь вспомнит? Сколько лет-то прошло.

Если взглянуть в календарь, то на 18 марта приходится и день Святого Патрика, и день взятия Парижской Коммуны, и день смерти Ивана Грозного, и выход человека в открытый космос… не знаю, повлияли все эти события сообща или розно на дальнейшую судьбу нашего героя, повлияют ли еще… просто любопытный факт.

– Я появился на свет и рос в эпоху совсем другую, странно немного это вспоминать, – рассказывает Андрей Валентинов (Шмалько). – Когда прохожу по улице, где родился и жил в детстве, захожу во двор дома… Сохранились только стены, нет ни клумбы с гипсовой пионеркой, ни деревьев, ни лыжников, ни забора, – ничего. Только стены, только камни. Нет людей…

Когда Андрей Валентинович произносит «только камни. Нет людей», я невольно вздрагиваю, перед глазами возникает пустой пейзаж – мир без нас. Фантастика? Реальность? Причудливая смесь сна, в котором ты вдруг попадаешь в мертвый город, Хиросима, Чернобыль, или… или…

Писатель Андрей Валентинов, или тогда еще Андрей Валентинович Шмалько, родился в 1958 году в послевоенном Харькове. С войны прошло тринадцать лет, и если центр города уже был более или менее восстановлен, некоторые его окраины все еще походили на руины.

«Именно тут я понимаю, что мой город болен. И болезнь идет отсюда, от умирающего дома, умирающего двора. И еще это небо!..»[15]

Когда Андрей просыпался, первое что он видел в окно – гипсовую пионерку, одиноко стоящую посреди клумбы. Пионерка думала о своем и смотрела, как ей это и положено, вдаль, так что с ней было неинтересно. Поэтому Андрей уходил к другому окну, где можно было любоваться на самый настоящий танк «Тигр». Танк был без башни и гусениц, проржавелый до последней детали, он неизменно нравился мальчику. Наверное, потому, что, несмотря на все постигшие его несчастия, пришедший на чужую землю железный враг продолжал стоять, не сдавая рубежей и не собираясь отступать. Танк заслуживал уважения.

Каждый день Андрей смотрел на танк, а тот стоял, не двигаясь с места, позабыв счет времени и так ничего и не узнав об окончании той самой войны. Вместе с кем-нибудь из взрослых Андрей шел в детский сад, всякий раз заглядываясь на огромный танк, для которого остановилось время.

В детском саду, выводя детей на послеобеденную прогулку, воспитательница скорбно вздыхала, устало и безвольно кивая в сторону ближайшего забора: «здесь росли красивые елки, их спилили немцы». Было такое ощущение, что елки спилили буквально вчера, так что городские власти просто не успели еще посадить новые. Хотя до елок ли взрослым? На окраинах города еще не все дома были восстановлены. И это через тринадцать лет после войны! Родившиеся в год великой победы дети вступают в подростковый возраст, а что они видели за свою жизнь? Скоро на этих же самых руинах они будут рожать и растить собственных детей. Даже не догадываясь, не представляя, что может быть как-то по-другому. Непостижимо!

Впрочем, город не выглядит мертвым, мимо окон нет-нет, да и проезжает влекомая лошадкой телега, на которой развозят продукты по магазинам. Время от времени появляются машины. Но их пока мало.

Кто бы в то время сказал, что всего через несколько лет город изменится до неузнаваемости, что в час пик по его магистралям будет идти сплошной поток машин, при этом легковушки выстроятся в ряд на тротуарах, мешая пешеходам!

«Когда засыпаешь, слышишь песню. Такое только со мной или… Все разные, непохожие – люди, миры, Вселенные… Тронуть сон – богоборчество: Он тоже спал. Какой это номер? Choral «Herzliebster Jesu», третий, сразу после Нагорной? Не помню, засыпаю, засыпаю… И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его… Плавать во сне – скверно… Разбудили Его и сказали: Господи! Спаси нас, погибаем! Восьмая глава Матфея. Маловеры, маловеры…

А если даже Матфей не понял Его? А если дела, которые Он вершил во сне, были куда важнее?»[16]

Одно из ярких воспоминаний детства – возвышающийся на грузовике Никита Сергеевич Хрущев, когда он по каким-то своим партийно-советским надобностям заезжал в Харьков. Поглазеть на вождя пришли все, кому не лень, харьковчане – трудолюбивый народ. Собралась большая толпа, но Андрей все равно как-то сумел разглядеть первого секретаря.

«Теперь все не так… и не потому, что прежде трава была зеленее, а вода мокрее. Просто мир вокруг так стремительно изменялся, что невольно “складывалось ощущение, будто перешагнул из одной планеты на другую”».