5
5
Глубокой ночью, оставив у телефонов дежурного, Крылов вышел из каземата подышать перед сном свежим воздухом. Холодный ветер, прорвавшись через горы, взволновал море. Оно шумно билось о берег. Над морем и над городом стояла густая, холодная мгла, она закрывала небо, сквозь нее едва пробивались зарницы орудийных залпов на линии фронта.
О таких ночных залпах обычно говорили: «постреливают».
Ничто не предвещало, что всего лишь через несколько часов начнется мощный штурм города.
Поспать пришлось всего лишь часа два. Разбудили телефонные звонки. Вызовы по всем линиям связи.
И в первой же трубке, которую поднял Крылов, голос подполковника П. Г. Неустроева, начальника штаба Чапаевской дивизии.
— Противник открыл интенсивный артогонь... Похоже на артподготовку... Обстреливается участок разинского полка.
В «кубрик» не доносится ни единого звука сверху, только телефонные звонки рвут тишину.
Крылов снял трубку телефона, связывающего штарм с четвертым сектором. Докладывали:
— Весь четвертый сектор под артиллерийским огнем! Крылов взглянул на часы. Время шесть часов с минутами...
В первом и втором секторах обстрел шел по узким полосам обороны.
На огонь противника ответила полевая артиллерия, пытаясь подавить батареи противника.
Немного помедлив, дождавшись уточненных данных об открывших себя батареях противника, полковник Рыжи привел в действие орудия береговых батарей и орудия артполка Богданова.
Севастопольские артиллеристы открыли огонь, имея двоякую цель: нанести удар по исходным позициям противника, если он намерен перейти в наступление, и по обнаружившим себя немецким батареям. Вторая задача была сложнее. В восьмом часу утра в декабре еще темно. Наблюдательные посты не могли точно скорректировать артиллеристов, поэтому Рыжи придерживал главные силы артиллерии, пока не развиднеется.
И вот обвалом в штаб со всех телефонов и раций: «Немцы поднялись в атаку...» Из четвертого и третьего секторов доносили, что впереди пехоты движутся танки. Танки появились и в Чернореченской долине, в полосе второго сектора.
Командарм метался в своем «кубрике» от одного телефона к другому. Непривычная для него позиция. В такие часы он чувствовал себя на месте на линии фронта, на КП дивизии или полка, где наносился главный удар.
Крылов же находился в своей стихии: над картой всего оборонительного района, и силой воображения уже слагал картину происходящего.
Куда, в какую точку, в полосе которого сектора Манштейн наносит главный удар? Вот в чем вопрос.
Бой шел на севере у горы Азиз-Оби, в долине Бельбека, на востоке — у хутора Мекензия, под Чоргунём и на балаклавской высоте 212,1.
Крылов вызвал на КП армии командование армейского резерва, чтобы в нужный момент не теряя времени послать подкрепление туда, где создастся тревожная обстановка. Командарм готов был сам ввести в бой резерв, но, пока не прояснится обстановка, покинуть каземат не мог.
Крылов, нанося данные из донесений штабов секторов, пытался разгадать замысел Манштейна.
В ноябре Манштейн наносил главный удар вдоль побережья на Балаклаву в точке наибольшей удаленности от береговых батарей. На этот раз атака под Балаклавой носила менее ожесточенный характер.
Манштейн готовился к наступлению более месяца. Несомненно, подготовился основательно, рассчитывая на этот раз ворваться в Севастополь. Самое уязвимое место обороны города — Северная бухта.
Крылов все с большим и большим вниманием приглядывался к тому, что происходит в долине Бельбека, на стыке четвертого и третьего секторов.
Сверяя прежние донесения о концентрации немецких войск с донесениями о введенных в бой немецких частях, Крылов пришел к выводу, что между Дуванкоем и Калымтаем вступили в бой три или четыре дивизии 54-го армейского корпуса. Они были поддержаны танками, и удар их нацеливался на станцию Мекензиевы горы. Захват станции открывал путь к Северной бухте.
Из донесений из третьего сектора стало известно, что навстречу этой ударной группировке двинулся второй клин на Камышлы.
Однако немецкая тактика обычно не ограничивалась вбиванием клина лишь по одной линии. Крылов искал вторую точку приложения сил атакующих — второй клин.
Нашел, исходя от противного.
К середине дня немецкая атака в первом секторе, в направлении на Балаклаву, захлебнулась, успешно отражались атаки и во втором секторе. В то же время Манштейн бросал свои войска в одну атаку за другой по долине реки Черной в направлении на Инкерман.
Стало быть, двумя клиньями — через Бельбек на Мекензиевы горы и через хутор Мекензия и Верхний Чоргунь на Инкерман — Манштейн намерен рассечь фронт, отсечь войска третьего сектора и вырваться к Северной бухте.
На карту легли начертанные синим карандашом стрелы — разгадка замысла противника.
Командарм получил возможность доложить командованию СОРа, а командование СОРа в Ставку о масштабах немецкого наступления, а также принять решение о вводе в бой армейских резервов.
Крылов требовал от направленцев штарма, от начальников секторов беспрестанного уточнения обстановки, что было выполнить совсем непросто, ибо обстановка, хотя еще и в мелочах, в сотнях метров, до километра, все время менялась. Немецкие войска, неся огромные потери и в людях и в технике, вгрызались в оборону.
К концу дня контр-адмирал Г. В. Жуков обратился в Ставку с просьбой прислать подкрепление в четыре тысячи человек и ежедневно перебрасывать маршевые роты для пополнения. Командующего флотом просил поддержать оборону огнем корабельной артиллерии. 17 декабря на рейде в Севастополе не оказалось ни одного боевого корабля.
Тылы главной базы и вспомогательных подразделений береговой обороны, а также Приморской армии прочесывались в который уже раз, чтобы высвободить последние резервы для ввода в бой.
Это прямая забота Крылова — отдать все, без чего могла бы обойтись служба тыла.
Ночью Петров собрался поехать на КП четвертого сектора. Возвращая Крылову карту с его наметками наступления, молвил, тяжело вздохнув:
— Вот тебе, бабушка, и юрьев день!
Для войск на рубежах обороны и для всего штаба армии дни и ночи слились воедино. Но если в войсках на земле они отмечались сменой темноты и света, в подземелье каземата не было и этой границы. Приближение ночи Крылов замечал по спаду телефонных вызовов с командных пунктов, секторов, дивизий и полков.
Тяжко дались Приморской первые три дня штурма. Контрудары, на которые Петров поднимал войска, не приносили результатов. Завязывались встречные бои, переходя в рукопашную.
Манштейн давил превосходящими силами, совершенно не считаясь с потерями, что вообще-то не было характерным для немецкой тактики, а для немецких войск было и непривычным для первого года войны.
Но и Приморская армия для обороняющейся стороны несла несоразмерно большие потери. За два дня боев они достигли убитыми и ранеными 3500 человек.
Контр-адмирал Жуков просил Ставку ускорить подвоз пополнений, а командующего флотом пополнить запасы снарядов.
Ни мужество, ни стойкость стрелковых дивизий не остановили бы врага, обладающего столь огромным численным превосходством. Останавливал его массированный артиллерийский огонь централизованного управления. Артиллерийские орудия, снятые с кораблей, оказались мощной поддержкой богдановцам и береговым батареям. Дальность их боя доходила до 20 километров. Но и расход снарядов при этом был немалый.
Командующий флотом обещал прислать снаряды утром 20 декабря.
Три дня непрерывных атак начали сказываться. Немцам удалось продвинуться на стыке четвертого и третьего секторов. Все резервы были задействованы. Смолкали орудия, замолкали минометы из-за недостатков боеприпасов.
Командарм перетасовывал те или иные части, перебрасывая бойцов на трудные участки с менее трудных, Крылов, как ему было и положено, пытался «заглянуть вперед». Он не очень-то любил присутствовать на допросах пленных, но здесь изменил своему правилу. Его интересовало настроение немецких солдат, он старался из их показаний составить представление: надолго ли еще хватит резервов у Манштейна?
Допрашивали немцев из 24-й и 50-й пехотных дивизий. Они в один голос твердили, что потери у них ужасны, в бой введены последние резервы. Крылов понимал, что вот-вот штурм ослабнет. Самое время нанести контрудары, но нечем. С этим согласился и Петров.
Контр-адмирал Жуков и член Военного совета флота дивизионный комиссар Н. М. Кулаков дали очень тревожную телеграмму в Ставку о недостатке боеприпасов и резервов. В телеграмме говорилось: «Если противник будет продолжать наступление в том же темпе, гарнизон Севастополя сможет продержаться не более трех суток».
Крылов в тот момент не был ознакомлен с текстом телеграммы и, конечно, ее не подписал бы, ибо при всей напряженности обстановки безнадежной ее не считал. Вклинение в оборону — это еще не прорыв. Фронт продавливался, но держался. Шла ночь с девятнадцатого декабря на двадцатое. Двадцатого обещаны снаряды, опять оживут батареи, и сосредоточенным огнем всех стволов на трудных участках продвижение немцев будет остановлено. Кроме того, ему был известен ответ Октябрьского на просьбу прислать корабли. Он объяснял отказ прислать корабли тем, что это «грозило бы срывом самой ответственной задачи». Стало быть, надо было ожидать удара советских войск на Керченском полуострове.
К тому же к исходу дня 19 декабря Крылов заметил, что Манштейн произвел перегруппировку ударных сил и сузил участок наступления.
Все в ту же тревожную ночь в час тридцать, на несколько часов раньше обещанного, в Северной бухте ошвартовался транспорт «Чапаев», доставивший из Новороссийска снаряды. И хотя не все калибры получили подкрепление, но утром уже было чем встретить атакующего противника. Всю ночь развозили снаряды. А незадолго до рассвета к Крылову явился начальник разведотдела армии.
— Вы интересовались, Николай Иванович, показаниями пленных, — начал он. — Есть тут показания одного пленного... Полагаю, что сроки, которые он называет, заслуживают внимания...
— Кто он, пленный? — спросил Крылов.
— Рядовой сорок седьмого пехотного полка. Он утверждает, что Манштейн приказал овладеть городом двадцать первого декабря... на весь штурм отводилось четверо суток... Третьи сутки на исходе...
Крылов мгновенно оценил важность этого сообщения. График наступления сломан. Стало быть, силы наступающих на исходе, хотя утро 20 декабря спокойствия не обещало.
Так оно и случилось.
На рассвете поступили доклады изо всех четырех секторов, что противник начал бешеные атаки.
Но было в этом фронтальном наступлении и что-то показное. Уже через несколько часов в штаб начали поступать донесения, что на правом фланге обороны атаки прекратились. Некоторое выравнивание фронта в четвертом секторе тоже сказалось. И здесь противнику больше не удалось продвинуться.
Все свои силы Манштейн вложил в удар на Инкерман. На узкой полосе он сосредоточил 24-ю пехотную дивизию. В полосе наступления этой дивизии держал оборону 54-й Разинский стрелковый полк майора Н. М. Матусевича и 3-й морской полк подполковника С. Р. Гусарова. Но полки только назывались полками, на самом деле их личный состав после трех дней ожесточенных боев едва превосходил по численности батальоны. Во все три дня в полосе их обороны немцам не удалось продвинуться ни на шаг.
К середине дня 20 декабря обстановка здесь обострилась. Потеряв до трети своего состава, 24-я пехотная дивизия сумела вбить клин между этими полками. Клин медленно продвигался к Северной бухте.
Раскрылся и секрет этой ожесточенной атаки, пролившей реки крови немецких солдат. У убитого немецкого офицера обнаружили приказ Манштейна командиру дивизии. В приказе строчки: «К исходу четвертого дня боев, используя все возможности, прорваться к крепости Севастополь и немедленно доложить о достижении цели». По докладу Крылова командарм бросил на этот участок последние резервы, перебросил некоторые части из других секторов, но положение выправить не удавалось... Но уже спешила помощь городу из Новороссийска. Телеграмма Жукова в Ставку возымела действие. Падение Севастополя никак не сочеталось с планами Ставки в Крыму, оно могло сорвать намечавшуюся одну из крупнейших операций первого периода войны. Телеграмма ушла в ночь с 19 на 20, а уже днем 20-го Жуков получил директиву Ставки.
Севастопольский оборонительный район передавался Закавказскому фронту. Командующему Закавказским фронтом предписывалось немедленно отправить в Севастополь стрелковую дивизию или две стрелковые бригады, не менее трех тысяч пополнения уже действующих частей Приморской армии, направить самолеты, обеспечить боеприпасами всех калибров. Вице-адмирал Октябрьский получил приказ отбыть из Новороссийска в Севастополь.
Командующий Закавказским фронтом тут же отреагировал на эту директиву. Уже к концу дня стало известно, что в Приморскую армию передается 345-я стрелковая дивизия, 79-я стрелковая бригада, отдельный танковый батальон. Почти все то, на что предположительно рассчитывал Крылов для наступательной операции.
Предстояло также в кратчайший срок получить десять маршевых рот.
И уже вечером пришло известие, что из Новороссийска вышли в Севастополь два крейсера и эсминцы под флагом командующего флотом.
Отряд кораблей ждали в Севастополе ранним утром 21 декабря, они должны были доставить не только командующего флотом, не только поддержать огнем своих орудий оборону, но они переправляли и стрелковую бригаду.
Все разведданные, собранные к исходу 20 декабря, показывали, что и на 21-е готовятся новые атаки, а во втором секторе вводилась в бой свежая 170-я пехотная немецкая дивизия, переброшенная из-под Керчи. Шестая по счету, последний резерв.
Утром, еще до рассвета, началась артиллерийская подготовка. На этот раз Манштейн ввел в дело дальнобойные орудия большого калибра — двенадцатидюймовые и четырнадцатидюймовые. Видимо, Манштейн их скрывал до той поры, пока его войска не достигнут черты города, для удара по кораблям.
О том, сколь сложна была обстановка в начале дня 21 декабря, Крылов увидел раньше других. У него на столе сосредоточились донесения из секторов, а из них было видно, что потери Приморской армии в личном составе убитыми и ранеными превысили пять тысяч человек, в стрелковых батальонах оставалось не более 200–300 бойцов. В донесении штарма командованию СОРа он своей рукой записал: «Резервов нет, все введены в бой».
Отряд кораблей не прибыл к назначенному сроку, а поскольку в походе сохранялось радиомолчание, никто не знал, что с ним, почему он запаздывает, прорвался ли он сквозь немецкий авиационный заслон.
В то же время немцам удалось потеснить приморцев в Бельбекской долине и овладеть господствующими высотами. Для атакующих открывались ворота к станции Мекензиевы горы. Это было настолько опасно, что Петров приказал немедленно контратаковать, пока немцы не закрепились на захваченных позициях. Но это было почти жестом отчаяния. Сил явно недоставало.
Немецкие солдаты просочились на два-три километра к Северной бухте...
Так складывались дела к полудню.
В 13 часов на глазах всего города в море разгорелся бой. К рейду прорывались боевые корабли, два крейсера и эсминцы.
Крылов и Рыжи переключили все береговые батареи и батареи дивизионов корабельных орудий на подавление немецких дальнобойных орудий. По немецким батареям били и главные калибры крейсеров. Над кораблями разгорелся воздушный бой. Истребители вел сам генерал Н. А. Остряков. Они разрывали строй немецких бомбардировщиков. Над морем вокруг кораблей вставали фонтаны разрывов. С лидера «Харьков» начала спешно разгружаться 79-я стрелковая бригада, около четырех тысяч бойцов, в основном морская пехота под командованием полковника А. С. Потапова, прославленного в боях еще при обороне Одессы.
У Петрова были заботы продвинуть бригаду к исходным позициям для контратаки на следующее утро.
Вслед за кораблями прибыл лидер «Ташкент» и доставил снаряды нужных калибров.
22 декабря сулило изменение обстановки, если и не на всех участках, то, по крайней мере, на самом опасном, под станцией Мекензиевы горы.
Утром 22 декабря 79-я бригада и 388-я дивизия поднялись в контратаку, в это же время начали наступление и немецкие войска. Встречный бой. Самый жестокий вид боя пехоты.
Наступал тот решающий момент боя, когда мобилизуются все духовные силы сражающихся. И с той и с другой стороны равное искусство, не равна численность, у немцев превосходство в людях и в вооружении, но во встречном бою эти виды превосходства теряют решающее значение, верх берут духовные силы. Севастопольцы защищали родную землю, немецких солдат гнал на штурм приказ, за их спиной стояла тень гестапо, а родина их отстояла от Севастополя на тысячи километров. Севастопольцы пересилили и двинулись, развивая успех, вдоль шоссе на Бельбек...
Их поддержала артиллерия двух секторов, богдановский артполк, крейсеры и эсминцы.
К вечеру 79-я бригада восстановила полностью позиции обороны.
23 декабря, на седьмой день штурма, через двое суток по истечении срока, назначенного Манштейном для захвата Севастополя, немецкие атаки прекратились.
Крылову надлежало незамедлительно дать объяснение: передышка или конец штурма? Надо было проанализировать десятки и даже сотни донесений разведчиков, наблюдателей, донесения артиллерийской инструментальной разведки, артиллерийских корректировщиков, показания пленных. Все сходилось на том, что Манштейн начал перегруппировку сил для нового удара.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.