3
3
Открытой степью, под налетами вражеской авиации, горными дорогами, узкими, извилистыми долинами рек, вступая в бой на прорыв или отбиваясь арьергардами, с артиллерией на конной тяге Приморская армия достигла Севастополя.
Были потери в людях, были потери в материальной части. Но немецкое командование не могло похвастать пленными из Приморской.
Потом, когда началась оборона Севастополя, не раз будут говорить и писать о подвигах Приморской армии, а о ее безмолвном подвиге при отходе ни слова, ибо не было победных реляций. Отход, отступление...
Но этот отход, это отступление спасли Севастополь и надолго приковали 11-ю армию к Крыму, так и не дав ей совершить прыжок через Керченский пролив на Кавказ.
В ночных переходах и в дневных боях беспрестанно менялась обстановка. Рубеж по реке Альме оказался захваченным немцами. Приходилось двигаться параллельно немецким войскам. А они опережали, они были моторизованными.
Сколько бы мы ни пытались разграничить в этой блестящей операции по отводу армии деятельность штаба и командарма, деятельность Военного совета от деятельности комдивов, командиров полков, батальонов или рот, сделать это невозможно. Каждый из командиров всех степеней был в те часы и солдатом, и командармом, и сам себе комиссар, и сам себе начальник штаба.
Порой глубокой ночью в степи приходилось резко изменять направление движения, поворачивать измученных ночными переходами и дневными боями солдат, и при этом надо было рассеять их невольные подозрения в том, что командование армии растерялось, не знает, что делать. Командарм и все высшие военачальники армии разъезжались по колоннам, рассеянным в степи.
На подступах к Альме пришлось резко менять маршрут. Крылов выехал навстречу 172-й дивизии, чтобы круто повернуть ее в предгорья.
Вчера чужая, сегодня своя дивизия. Полковник Иван Андреевич Ласкин понравился Крылову своим выступлением в Экибаше. Но говорить одно, а делать — другое.
Дождь прекратился. Низкие облака ушли на материк. На юге ночное небо кажется всегда особенно темным, а звезды ослепительно яркими.
Крылов нашел Ласкина на развилке степных дорог. Где-то вдалеке вспыхивали зарницы орудийных залпов, разгоралось зарево пожаров.
— С Альмой все кончено! — объявил Крылов. — Надо резко уходить в горы.
При свете подфарников «эмки» Ласкин и Крылов развернули свои карты.
Но и у Крылова на карте не было тех отметок, которые он привык передавать в части. Все неопределенно, определенно только одно, что противник прочно обосновался в междуречье Альмы и Качи.
— Сложно идти предгорьями, и путь сильно удлиняется! — заметил Ласкин, нанося на карту новый маршрут своей дивизии.
Крылов молчал. Всего лишь час тому назад они уже рассуждали с командармом на сей счет и все было решено.
— Собрать в кулак и тараном... — предположительно молвил Ласкин.
— Бойцы валятся с ног... Тарана не получится!
Ласкин вздохнул и согласился:
— Тарана не получится! Это скорее мечта, чем реальность... Бойцы нас поймут, но силы у них на исходе.
— Это парадоксальный случай, — развил мысль Крылов. — Каждый солдат поймет маневр, но выполнить но сможет...
Мимо тяжело проползала колонна дивизии. Шли артиллерийские упряжки, повозки, машины... Их сменяли стрелковые подразделения в пешем строю, потом снова орудия. И в темноте было видно, что кони едва идут... Бескормица...
— Не густо! — обронил Крылов.
— Сегодня, когда построили колонну, я и сам удивился! Даже подумал, а все ли собрались... — ответил Ласкин и, поглядывая на яркие зарницы на западе, спросил: — Сильные залпы... Не береговые ли батареи в Севастополе?
— Похоже, что они... — подтвердил Крылов. — За Севастополь уже идет бой, а сражаться без нас там некому, кроме моряков и артиллерии. А их горстка...
Звездное небо, зарева пожаров, зарницы орудийных вспышек, мерный шаг пехоты, скрип повозок... Чем-то давним, тревожным веяло от этой картины, уводило в глубь веков, степных переселений народов, тех битв и сражений, в которых русские люди отстаивали свою землю, свой труд от разбойных нашествий.
Видимо, в какой-то мере схожими были мысли начштарма и комдива. Ласкин моложе, комдивом стал совсем недавно и в боях с сентября, на Крылова он смотрел с известной долей почтительности, как на ветерана.
— Что происходит? — спросил он вполголоса.
Крылову не требовалось разъяснений по вопросу, который мучил и его, и товарищей еще в приграничных боях, по одесской обороне. Вопрос был мучителен еще и тем, что на него не находилось исчерпывающего ответа. В раздумьях рождалось множество объяснений, и только собранные вместе, они могли претендовать на ответ, да и то далеко не исчерпывающий.
Однозначно не ответить и глухой ночью в степи, с глазу на глаз. И не потому, что не было доверия к человеку новому. Крылову в предвоенные годы пришлось пережить трудное время. Поездка Мехлиса на Дальний Восток отозвалась для него большими бедами. Счастье еще, что обошлось, а многие командиры-дальневосточники погибли... И это одна из причин... Но эта прошлая беда... Все сейчас, и гонители, и гонимые, стояли перед бедой значительно большей. И Крылов уже не раз заглядывал в мертвящие глаза смерти, и Ласкин, и каждый в Приморской армии, каждый, кто побывал на линии огня. И дальше все то же. И вот сейчас они, начштарма и комдив, не знали, что с ними будет через несколько часов.
— В одну формулу ответа не уложить! — ответил Крылов. — Виднее всего несоответствие между пропагандой и делом, между тем, что хотелось бы иметь, и тем, что оказалось в наличии...
— Внезапность... — начал было Ласкин.
— Какая же внезапность на Ишуньских позициях? А вот, отступаем...
— Две армии от одной немецкой... — добавил Ласкин.
— А вот тут стоп! — перебил Крылов. — У немцев нашей армии соответствует корпус... Да и корпус превосходит в иных случаях армию. Наши две дивизии — их одна... Примите, Иван Андреевич, это уточнение от штабиста... До сих пор очень многие путаются в этих соразмерениях.
Поди, — продолжал Крылов, — в реляциях своему высшему командованию фон Манштейн сейчас доносит, что его шесть дивизий взломали оборону, которую держали двенадцать советских дивизий... А твоя дивизия, Иван Андреевич, равнялась ли двум полным полкам... Чем мы должны овладеть, и немедленно, так это умением на главном участке боя сосредоточить в кулак все силы... Дойдем до Севастополя, мы еще займемся этим, Иван Андреевич...
Дошли. И вовремя. Враг рвался в город. Выше говорилось, что в бой за город первой вступила береговая батарея Ивана Заики. Из четырех тяжелых двенадцатидюймовых орудий по танкам, броневикам и машинам с пехотой, вырвавшимся на прибрежные дороги, артиллеристы выпустили 1200 тяжелых снарядов.
Батарея не имела для охраны стрелковых подразделений, не закончено было ее инженерное оборудование. Трое суток батарея сдерживала бригаду Циглера. С ходу ворваться в Севастополь у Манштейна не получилось. Бригада Циглера потеряла до тридцати танков к броневиков, а потери в живой силе никто не считал.
Решающую роль в предотвращении захвата Севастополя сыграли и другие береговые батареи. Особенно заметное воздействие на противника оказывала 30-я батарея капитана Г. А. Александера, одна из самых мощных «линкоровского» калибра. Подавить их противник не мог, а доставали они его почти до Бахчисарая и держали под контролем всю долину реки Качи. Приморцы на большом удалении от Севастополя наткнулись на целое кладбище немецкой техники, изуродованной до неузнаваемости.
Опыт одесской обороны помог Гавриилу Васильевичу Жукову удержать город до подхода Приморской армии.
В это время Ставка сформировала управление войсками Крыма. Все войска Крыма были подчинены вице-адмиралу Г. И. Левченко. Г. В. Жуков был назначен заместителем командующего Черноморским флотом по обороне главной базы, его же назначили и начальником Севастопольского гарнизона.
Теперь с полной ясностью проявилась правильность решения отводить Приморскую в Севастополь.
4 ноября вице-адмирал Левченко привез в Севастополь приказ о создании в Крыму двух оборонительных районов: Керченского и Севастопольского.
Командование всеми действиями сухопутных войск и руководство обороной Севастополя было возложено на Е. И. Петрова, начальником штаба Севастопольского оборонительного района назначался Н. И. Крылов, Гавриил Данилович Шишенин назначался начальником штаба войск Крыма, он уже и до приказа выполнял задания Левченко.
Петров, передавая приказ Крылову, подчеркнул:
— Вы сразу стали начальником двух штабов. Впрочем, пока это одно и то же.
Под приказом подпись Левченко с обозначением новой его должности «командующий вооруженными силами Крыма».
В жизнь Крылова входили новые люди, более усложненные служебные задачи, надо было срочно, сверхсрочно «вжиться» в обстановку, целиком представить себе все возможности обороны города.
В этом ему помог генерал-майор Петр Алексеевич Моргунов, новый заместитель Петрова, недавний комендант береговой обороны Черноморского флота, старый севастополец. В береговой обороне он начал службу командиром огневого взвода, а за два года до войны возглавил береговую оборону Черноморского флота.
Появился и у Крылова полноправный заместитель, полковник Иван Филиппович Кабалюк. Он был намного старше своего начальника, провел первую мировую войну в солдатских окопах. В Севастополь пришел, как только Крым был очищен от белогвардейцев.
Командовал батареей, дивизионом береговой артиллерии, познал штабную работу, преподавал в училище береговой обороны, знал каждую бухту в Севастополе, каждый камень на берегу и все ближние и дальние подступы к городу и с моря и с суши.
Он представился Крылову и тут же развернул перед ним карту. Не произнося лишних слов, начал объяснять обстановку под городом.
— Вот что мы имеем под Севастополем и что не имеем! — указывал он.
Прежде всего он обратил внимание Крылова на позиции береговых батарей, отмеченных на карте трезубцами. Их было не так-то много, всего лишь девять. Одна уже выбыла из строя. Батарея Ивана Заики. На всех, вместе взятых, меньше пятидесяти орудий. Достаточно, чтобы не подпустить ни один вражеский корабль к рейду, даже и линкор. Но для обороны с суши маловато.
Батареи дальнобойные. Отметки на карте, куда результативно мог быть направлен их огонь, порадовали Крылова. Это была намного большая мощь, чем береговые батареи в Одессе. И главное, Кабалюк отлично понимал значение батарей не только для обороны с моря, но и на суше. Практически их огонь мог быть сосредоточен в любой точке и главного оборонительного рубежа, и даже на дальних подступах.
Задержка Приморской армии в пути с Ишуньских позиций создала большие сложности в обороне города. Она придвинула к нему слишком олизко фронт. Крылова очень тревожило расположение главного рубежа, очень близкого к городу. Всего лишь в пяти-восьми километрах.
Сетовать на это бессмысленно. Поправить что-либо было поздно. К обороне с суши город, по существу, не готовился. Этот рубеж, хотя и начали готовить до войны, в 1940 году, но в сознании тех, кто его готовил, не укладывалась возможность появления в Крыму немецкой армии. Насторожили выбросы весной 1940 года крупных воздушных десантов в Голландии и во Франции. Против воздушного десанта, и то в очень предположительном варианте, возводили укрепления, совсем не рассчитывая на то, что противник подведет к ним танки и артиллерию.
Повторно укреплением этого рубежа занялись уже после начала войны, в июле месяце, опять же нисколько не веря, что враг окажется на ближних подступах к городу. И все же, как и все во флоте, работы производились добросовестно. Видимо, и здесь сказалась воля вице-адмирала Ф. С. Октябрьского, которая помогла ему без тени сомнения встретить налет немецкой авиации всеми средствами заградительного огня на рассвете 22 июня, самому оценить обстановку, не оглядываясь на тех, кому она была неясна.
Казалось бы, простой вопрос — вывести на сооружение линии обороны все инженерные части, моряков, не задействованных в боевых заданиях.
Но в начале июля этот вопрос был отнюдь не прост.
И все же линия обороны была значительно усовершенствована, усилена шестнадцатью железобетонными дотами с орудиями от сорока пяти до ста миллиметров, полусотней пулеметных дотов и дзотов. И это на протяженности тридцати пяти километров. Опять же за пределы предполагаемого воздушного десанта не вышли. Правда, добавили «рубеж прикрытия эвакуации» в двух-трех километрах за окраиной города. Общая протяженность — 19 километров. Но защищать на этом рубеже пришлось бы уже не город, а развалины города. При такой близости рубежа обороны он полностью попадал под воздействие полевой артиллерии противника.
Когда в сентябре начались бои за Перекоп, попытались создать передовой рубеж обороны на пять-семь километров вперед главного. Но было уже поздно. Успели оборудовать опорные пункты лишь на танкоопасных направлениях.
В задачи этой книги не входит рассказ о ходе севастопольской обороны. Это огромная специальная тема. Задачу нашу мы видим в том, чтобы выявить роль Николая Ивановича Крылова в ее организации, как бы это ни было трудно, ибо не один он решал эту задачу, а в общем и целом севастопольская оборона была в компетенции штаба вооруженных сил Крыма, а потом командования Севастопольским оборонительным районом. Но в первые дни ноября еще не было создано продуманной структуры командования, у моряков масса своих забот о флоте, о полках морской пехоты. Никто лучше командарма Петрова и Крылова не мог спланировать участие Приморской армии в обороне, а она еще была в пути и пробивалась в город с боями.
Противник пытался ее отсечь от Севастополя или, по крайней мере, задержать ее приход в город и, воспользовавшись ее отсутствием, овладеть городом.
Ход событий, вне служебной субординации, распределил обязанности между участниками обороны. Ждать, когда создастся стройная структура взаимодействия сухопутных и морских сил, было некогда.
После того как моторизованная бригада Циглера потерпела неудачу, Манштейн спешно собрал новый бронированный кулак и предпринял уже массированное наступление с нескольких направлений.
Шестого и седьмого ноября положение сложилось напряженное. У наскоро сформированных полков морской пехоты не хватало сил сдержать противника.
Приморская еще не подошла.
Петров в те дни и часы видел свою задачу в организации сопротивления морской пехоты, которая теперь целиком поступила под его командование. Вместе с тем ему надлежало подготовить ввод частей Приморской армии в бой и заняться структурой обороны, иными словами, заглянуть на несколько дней вперед, несмотря на заботы сего дня и сего часа.
Надо было прежде всего вместе с начартом армии Н. К. Рыжи спланировать, как это было в Одессе, взаимодействие всех артиллерийских средств, чтобы в любой момент на любом участке фронта сосредоточить огонь мощных береговых батарей и орудийных стволов кораблей. Дело это было срочное, ибо только при централизованном управлении артиллерийскими средствами можно было поддержать морскую пехоту в ее почти непосильном ратном труде и до прихода Приморской сдержать противника.
Но эта задача, как она ни была сложна, — дело сиюминутное. С прибытием Приморской оборона должна была принять более усложненный характер. В систему артиллерийского огня включалась и ее артиллерия, необходимо было предусмотреть и возможность поддержки контратак. На основе одесского опыта никто этого не мог сделать лучше Крылова и Рыжи.
В это же время Николай Иванович был занят и с генерал-майором инженерных войск Аркадием Федоровичем Хреновым планированием совершенствования сухопутных рубежей обороны. До прибытия Приморской заняться строительством было некому, но все должно быть готово к тому часу, когда первые же ее бойцы появятся на передовой.
Забегая вперед, следует сказать, что, заняв позиции на главном рубеже обороны с ходу, приморцы сумели их укрепить настолько, что в своих сводках немецкое командование назвало Севастополь крепостью.
Командный пункт береговой обороны и штаб Приморской армии располагались по соседству с 6-й Бастионной улицей в Крепостном переулке. И несмотря на очень мирный вид, на сады и виноградники, все здесь напоминало давнюю севастопольскую страду. Под КП отведены подземные казематы упраздненной старой батареи. Переоборудован КП согласно современным требованиям. Большое благо — связь, подготовленная основательно, по-флотски. Глубоко убраны в землю провода. Они связывали КП со всеми береговыми батареями и даже с иными постами корректировки. Все важнейшие объекты базы тоже на подземной связи, флотские связисты в первые же дни начали работы по установлению такой же связи с опорными пунктами обороны, позже с КП дивизий и полков.
В те дни, когда штаб готовил оборону к решающим боям, и существующая связь была большим подспорьем.
Подземелье не столь просторно, как в шустовских погребах. Круглые сутки электрический свет от автономного источника питания. И опять же по условиям своей деятельности Крылов обречен на круглосуточное пребывание под землей.
Командарму, с присущей ему подвижностью на передовой, надо было организовать наиболее действенное управление всеми сухопутными силами.
Крылов с помощью Кабалюка готовит проект разделения обороны города на сектора, исходя опять же из одесского опыта.
6 и 7 ноября не утихали бои. Манштейн не оставлял попыток взять город с ходу, и в эти же дни рождалась на карте Крылова структура построения той обороны, которая должна была надолго привязать 11-ю немецкую армию к Севастополю.
Первый сектор обороны города — с правого фланга, со стороны Балаклавы. По главной линии обороны он имел самый узкий участок — 6 километров протяженности, прикрывал Сапун-гору и мыс Херсонес. Его комендантом был назначен Петр Георгиевич Новиков, и хотя в Приморской его числили еще полковником, но уже 12 октября ему было присвоено звание генерал-майора. Располагал он в первые дни обороны всего лишь полком, дивизия еще только заново формировалась.
В его полосе действовала мощная береговая батарея, но вместе с тем Рыжи спланировал и огонь главных батарей с левого фланга. В любой момент весь огонь мощнейших калибров мог обрушиться на любую точку первого сектора по соответствующему световому сигналу.
Второй сектор имел по фронту протяженность в 10 километров, пересекал долину реки Черная и Ялтинское шоссе. На тыловых позициях этого сектора располагался Инкерман. Его полоса была одной из наиболее опасных, но Крылов без колебаний рекомендовал на пост коменданта полковника И. А. Ласкина, хотя он был и новичком в Приморской. Линию обороны во втором секторе заняла 172-я дивизия в составе двух полков и 31-й полк Чапаевской дивизии.
Но еще более сложным для обороны был третий сектор с Мекензией. Не случайно именно против полосы этого сектора в Черкез-Кермене расположился штаб 11-й армии.
Двенадцатикилометровую полосу сектора защищали два полка чапаевцев, бригада Е. И. Жидилова и 3-й морской полк подполковника С. Р. Гусарова. Комендантом третьего сектора стал генерал-майор Т. К. Коломиец.
Наибольшая протяженность полосы обороны в 18 километров досталась четвертому сектору. От высоты с отметкой 209,9 она пересекала долину реки Бельбек и дугой опиралась на берег моря у устья Качи. Эта дуга была удалена от города на 20 километров и прикрывала Северную бухту и рейд флота. Комендантом сектора назначили В. Ф. Воробьева, обороняла его 95-я дивизия и 8-я бригада морской пехоты.
Таким образом сложилась 46-километровая главная линия обороны.
9 ноября главные силы Приморской армии вышли к Севастополю, и Крылов смог рассчитать силы, которым предстояло держать сектора обороны. Численность боевого состава (потом пробивались с боями отдельные отряды) составляла на день выхода к городу 24 712 человек.
Даже вместе с войсками Севастопольского гарнизона это была горстка против 124-тысячной 11-й немецкой армии.
Наступление, предпринятое Манштейном до выхода Приморской армии к Севастополю, хотя и было отражено благодаря беспримерному мужеству и стойкости краснофлотцев, к 10 ноября оно завершилось захватом Черкез-Кермена и хутора Мекензия. Пал Дуванкой, в Бельбекской долине стало очень тревожно. Вражеские клинья были остановлены всего лишь в семи километрах от Северной бухты.
Однако начало сказываться прибытие частей Приморской армии и надежность создаваемой обороны.
Боями в начале ноября завершилась первая попытка овладеть Севастополем. Фон Манштейн записал в своих мемуарах: «54-му ак., следовавшему вплотную за бригадой (Циглера), была поставлена задача: прорваться через реки Бельбек и Черную и окончательно отрезать путь отступления на Севастополь частям противника, находящимся в горах. Однако корпус после активного преследования на подступах к крепости между реками Кача и Бельбек, а также при своем продвижении в горах к реке Черной натолкнулся на упорное сопротивление...»
Это о первых днях боев на подступах, а вот уже о боях, когда вступила в действие Приморская: «Благодаря энергичным мерам советского командующего противник сумел остановить продвижение 54-го ак. на подступах к крепости (вот уже и крепость! — Авт.)... Противник счел себя даже достаточно сильным для того, чтобы при поддержке огня флота начать наступление с побережья севернее Севастополя против правого фланга 54-го ак. Потребовалось перебросить сюда для поддержки 22 пд из состава 30-го ак. В этих условиях командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с хода — с востока и юго-востока».
За наступление Манштейн принял выход на рубежи Приморской армии.
Для прорыва через Перекоп и Ишуньские позиции Манштейну хватило сил 54-го корпуса.
Утром 13 ноября началось новое наступление. На этот раз в первом и втором секторах. Направление основного удара — вдоль Ялтинского шоссе через Камары и Чоргунь к Сапун-горе.
В первом секторе создалась напряженная обстановка, ибо он еще не был целиком укомплектован. Немецким войскам удалось потеснить войска сектора, нависла угроза падения Балаклавы.
14 ноября, подтянув резервы, командарм решил контратаковать. Заработала система артиллерийского огня. К артиллерийскому удару двух секторов полковник Рыжи подключил огонь береговых батарей и кораблей. Из рук в руки переходили несколько раз высоты 386,6 и 440,8. Противник был остановлен.
Манштейн тут же усилил атаки во втором секторе. И опять маневр огнем остановил противника.
День за днем он бросал в атаку одну колонну за другой, не считаясь с потерями, пытаясь тараном пробить оборону по тому же принципу, что и на Ишуньских позициях.
16 ноября атаки продолжались и ночью. Фон Манштейн никак не хотел мириться с тем, что Севастополь все еще остается советским. 16 ноября пала Керчь. Весь Крым в его руках, а Севастополь стоит и держит два корпуса его армии, которой предназначен прыжок через Керченский пролив.
Утром 17 ноября бои достигли критического напряжения. Все резервы были введены в бой в первом секторе. Чтобы облегчить положение в первом секторе, в третьем секторе чапаевцы и бригада Жидилова переходили в контратаки.
Немецкое командование ввело в бой танки, их остановил сосредоточенный огонь всех видов артиллерии, но немецкие автоматчики все же сумели овладеть последней высотой перед Балаклавой.
Командарм лично руководил боем. Казалось, что с минуты на минуту не хватит сил отбить очередную атаку.
Крылов не выходил из подземной «каюты» полковника Рыжи. Начарт, сидя над картой со схемой артогня, держал руку на пульте управления. По донесениям артиллеристов вырисовывалась картина страшных потерь в немецких войсках, в их технике. Но Манштейн вновь и вновь, подбрасывая живую силу, как в гигантскую топку, поднимал их в атаку.
К ночи Петров организовал контратаку бойцов 1330-го полка. В 20 часов 45 минут немцы с высоты 212,1 были выбиты.
18 ноября Манштейну уже нигде не удалось продвинуться.
Керчь пала, а Севастополь стоял и стоял.
Манштейн никак не хотел с этим примириться. Он перегруппировал свои части и 21 ноября вновь возобновил атаки, пытаясь смять оборону в первом и втором секторах.
Под Камарами дело несколько раз доходило до рукопашной.
Судьба начальника штаба армии следить за развитием событий из подземелья. Когда все резервы задействованы, ему нечем помочь. Но вот в донесении из дивизии Ласкина вдруг раскрылась возможность повлиять на ход боя. В атаке участвовал немецкий саперный батальон. Манштейн исчерпал свои резервы. Он прорвался в Камары, по какой ценой?
Петров сейчас же ухватился за мысль утром контратаковать на этом участке. Крылов связался по подземному кабелю с Ласкиным. Он задал всего лишь один вопрос:
— Когда лучше контратаковать, чтобы выбить немцев из Камаров? Утром или сейчас же ночью, пока они не успели окопаться?
Ласкин высказался за то, чтобы контратаковать ночью.
Незадолго до полуночи контратака завершилась изгнанием противника из Камаров.
На участке 4-го сектора, где Манштейн наносил отвлекающий удар, его атака закончилась потерей тридцати с лишним танков. Огнем береговых батарей их даже не подпустили к линии обороны.
Ноябрьское наступление на Севастополь окончилось поражением. Оборона устоялась... 11-я армия к 22 ноября прочно увязла под Севастополем. И вовремя.
27 ноября войска Тимошенко перешли в наступление под Ростовом, выбросили 29 ноября немцев из города и вынудили отступить за реку Миус.
Скованная под Севастополем 11-я армия ничем не могла помочь...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.