1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

Не только лицам гражданским, но людям военным, знающим тактические начала современной войны в преддверии 22 июня 1941 года, и в кошмарном сне не привиделось бы, что в первые месяцы вторжения немецкие войска возьмут в кольце блокады Ленинград, захватят Минск и Киев, переправятся через Днепр, нависнут над Москвой, грозя ее уничтожением, достигнут далекого Крымского полуострова.

Уже шла война, уже явственно обрисовывались размеры народного бедствия, возникали одно за другим немыслимые направления ударов немецких войск, обнажались в какой-то мере замыслы врага, и все же некоторые рубежи советской земли представлялись в сознании народном, да и военных профессионалов непреодолимыми для врага.

«План Барбаросса», разработанный немецким генеральным штабом, план разгрома Советского Союза в маневренной войне моторов, обеспеченной взаимодействием авиации, крупных танковых соединений, пехоты, посаженной на автомобили, и самоходной артиллерии, план так называемой «молниеносной войны» в полном объеме стал известен только после войны. В сорок первом году можно было только догадываться о его установках. В то же время эти догадки порождали и сомнение в здравом уме его авторов.

Не взяв Ленинграда и натолкнувшись под Москвой на сильное сопротивление, не овладев Одессой, правым флангом немецкое вторжение нацеливалось на Ростов и одновременно на Крым. Прояснялся далеко идущий замысел: через Ростов-на-Дону и Керченский полуостров ворваться на Кавказ, отрезать Баку, как источник снабжения нефтью, от центра России и продвинуться в Иран. Овладев Ближним Востоком, вынудив вступить и Турцию на своей стороне, немецкий генеральный штаб рассчитывал стать хозяином всего нефтеносного региона. Собственно говоря, это была единственная возможность для Германии и стран оси если и не выиграть вторую мировую войну, то уж, во всяком случае, надолго установить свое господство в Европе. Однако и в дни громких побед на советско-германском фронте этот замысел выглядел вполне безнадежным, а сроки «плана Барбароссы» начали давать сбой в первых же сражениях за Минск, Смоленск, Ленинград, Киев и Одессу. Теперь мы знаем, что 23 августа 1941 года Гитлер дал указание командованию германских сухопутных сил как можно быстрее выйти в районы, из которых Россия получает нефть. Смысл его состоял в том, чтобы лишить Россию нефти и повернуть Иран против коалиции союзников. Это указание Гитлера не сразу нашло свое выражение в организации наступления на юге. Первоначально для захвата Крыма выделялась лишь часть 11-й немецкой армии и 3-я румынская. Однако без быстрого захвата Крыма наступление на Ростов теряло свой стратегический смысл, и даже захват самого Ростова имел бы всего лишь оперативное значение.

Советское Верховное Командование имело все основания считать, что Крым и с моря и с суши укреплен надежно. Перекопский перешеек мог стать неприступным рубежом обороны 51-й армии.

22 сентября силами 56-го армейского корпуса немцы прорвали оборону на Перекопе и вышли к Ишуньским перешейкам. И хотя прорыв этот стоил немцам огромных потерь, тем не менее он состоялся. Узнав о нем еще в Одессе, Николай Иванович Крылов уже тогда предугадал, что сражаться за Одессу Приморской армии придется недолго. Не только Крылов, но и все командование Одесским оборонительным районом с крайним возмущением приняло это известие. Здесь на широком фронте превратили Одессу в неприступную крепость, а на узком Перекопе, казалось, созданном самой природой для успешной обороны, открыли дорогу немцам. Это было ударом по Одессе, и этого Крылов не мог забыть до последних дней своей жизни, ибо события на Перекопе, а затем и на Ишуньских перешейках поставили Приморскую армию на край гибели...

Итак, в Севастополь командование Приморской армии прибыло 17 октября. В городе было спокойно, хотя война, конечно же, ощущалась.

В городе врага всегда ждали с моря, и почти сто лет назад он с моря и пришел. Но в Отечественную войну немцев не ждали с моря. Советский Черноморский флот господствовал у берегов Крыма. Кроме него, город защищали мощнейшие береговые батареи калибром до 305 миллиметров, оборудованные по последнему слову техники, и о нападении с моря не могло быть и речи.

Прорыв немцев на Перекопе, конечно, не мог не встревожить севастопольцев, но немцам еще надо было преодолеть укрепления на Ишуньских перешейках, все еще привычно казавшихся столь же неприступными, как и Перекопские, хотя пример Перекопа был более чем свеж. К тому же успокаивало сознание того, что и Перекоп и Ишунь отстоят от Севастополя на сотни километров и путь к нему преграждают горы. Хотя уже вовсю шла война, мало кто понимал, что представляют собою пехотные немецкие дивизии, посаженные на автомобили...

Получив карты Крыма и рассмотрев отмеченные на них укрепления на Ишуньских перешейках, подсчитав силы 51-й армии, Крылов, приученный одесской обороной к самым экономным расчетам средств, понял, что здесь можно будет стоять абсолютно твердой ногой. Стало быть, можно было рассчитывать на то, что Приморская армия получит несколько дней передышки для пополнения своего личного состава, приведения в порядок материальной части и для отдыха, наконец.

Вместе с тем для Приморской армии начинался и новый этап на ее боевом пути. За Одессу она сражалась в основном с румынскими войсками, которые и вооружены были хуже немецких, и не имели ни их выучки, ни их опыта. Теперь же предстояло столкновение с полнокровной немецкой армией. Тем более очень важно было иметь хотя бы несколько дней для такого рода подготовки.

Вскоре был получен приказ срочно выдвинуть армию на Ишуньские позиции на подкрепление 51-й армии.

Только много лет спустя после окончания войны в своей книге воспоминаний об обороне Севастополя Николай Иванович Крылов склонился к мысли, что выдвижение Приморской армии на север Крыма и введение ее там в бой, даже при слабом обеспечении, сослужило свою пользу, и хотя дорогой ценой, но противник все же был задержан на несколько лишних дней.

Трудно оспорить выводы, которые сделал один из главных участников операции, да еще и через много лет, «глядя на все происходившее из нынешнего далека».

Зафиксированного мнения Г. Д. Шишенина мы по этому поводу не имеем, не выступал с воспоминаниями об обороне Севастополя и И. Е. Петров.

На отмену решения о срочной переброске армии к Ишуньским позициям Крылов, тогда заместитель начштарма и начальник оперативного отдела, никак повлиять не мог. Единственно, что было в его силах, провести выдвижение армии наиболее организованно. Но при всей сдержанности его оценки просматриваются его трудные раздумья об этих событиях в истории Приморской армии.

Это видно хотя бы из его рассказа о порядках, царивших в 51-й армии накануне катастрофы на Ишуньских позициях уже после урока, преподанного немецким командованием на Перекопском перешейке.

18 октября немецкие войска начали штурм Ишуньских позиций.

Слишком поздно осознав свою ошибку, командование 51-й спешно стягивало все свои разрозненные части к Ишуню и потребовало немедленного выдвижения туда же Приморской армии.

Приморцы в те дни из-за недостаточной информации о том, что происходило у ворот Крыма, не имели возможности составить свое мнение о целесообразности выдвижения их в полном составе на Ишуньские позиции.

Здесь позволительно привести его собственный рассказ с теми подробностями, которые не были им забыты и двадцать лет спустя.

«Утром 19-го был в Симферополе. Штаб 51-й армии, где требовалось уточнить полученные по телефону указания, а также оформить заявки на автотранспорт, горючее, боепитание и многое другое, занимал, словно в мирное время или в глубоком тылу, обыкновенное учрежденческое здание в центре, обозначенное, правда, проволочным заграждением вдоль тротуара. При виде этой колючей проволоки на людной улице невольно подумалось: «Что за игра в войну?» Сержант в комендатуре, выписывая мне пропуск, неожиданно предупредил: «Только сейчас, товарищ полковник, в отделах одни дежурные — сегодня воскресенье».

Большего не скажешь для оценки происшедшего на Ишуньских позициях.

Приморская армия в результате прорыва противника на Ишуньских позициях попала в сложнейшее положение и для того, чтобы выполнить главное свое назначение в обороне Севастополя, должна была преодолеть огромные трудности, понеся тяжкие потери.

Так что остается неясным, оправдано ли было ее выдвижение из Севастополя, ибо город едва не был захвачен немецкими войсками с ходу.

Здесь встает задача: выявить роль Крылова в этой драматической ситуации и по возможности постараться выявить заслуги в ее разрешении, принадлежащие лично ему, не ущемляя, естественно, роль деятельности командарма.

При этом надо знать, что, хотя штабная работа всегда остается штабной работой, в экстремальной ситуации она приобретает характер особый, порою ей совсем несвойственный...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.