Дело короля фальшивомонетчиков Чеслава Боярского
Дело короля фальшивомонетчиков Чеслава Боярского
В 1951 году в отдел по борьбе с фальшивомонетчиками Министерства внутренних дел Франции поступило сообщение из Национального банка о появлении высококачественной подделки банкнот в 1000 франков. Эксперт, проверявший денежные пачки методом случайной выборки, обратил внимание на необычный хруст, который издавала одна из денежных купюр. Ее спектральный анализ показал, что банкноту изготовили из настоящей денежной бумаги. При этом был использован метод глубокой печати, водяные знаки на купюру были нанесены правильно, а вот скрытых степеней защиты не хватало. Полученную информацию полиция расценила как исключительно важную. Ведь за все послевоенные годы во Франции не было фальшивомонетчика такой высокой квалификации.
Начиная с 1951 года поддельные купюры в 1000 франков периодически обнаруживались и изымались. Как правило, фальшивки находились в деньгах, поступавших в отделения банков из крупных магазинов и универмагов.
В 1957 году в оборот стали поступать поддельные купюры достоинством 5000 франков, потому что послевоенная инфляция обесценивала нелегкий труд фальшивомонетчика. Чтобы хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию, старший комиссар полиции Эмиль Бенаму, возглавлявший отдел по борьбе с фальшивомонетчиками, обратился в Банк Франции с предложением уведомить население о подделке купюры достоинством 5000 франков. Но получил отказ, так как фальшивые деньги не имели ни одного признака, по которому непрофессионал мог бы отличить их от настоящих.
Спустя три года во Франции была проведена денежная реформа. Неизвестный фальшивомонетчик сразу же начал выпускать стофранковые банкноты нового образца. Но удалось установить, что все новые фальшивки имели знак одной из четырех серий. В сентябре 1963 года парижские кассиры были проинструктированы о том, что следует обращать особое внимание на клиентов, расплачивающихся стофранковыми купюрами четырех известных серий. Это была единственная мера, которую на тот момент могла предпринять полиция для обнаружения подпольной мастерской.
В течение сентября — октября 1963 года поддельные купюры дважды поступали из почтового отделения на бульваре Бессьер, 43. Выглядело это так, словно кто-то приблизительно раз в месяц приходил на почту и специально сбывал фальшивки небольшими партиями. Комисар Э. Бенаму решил устроить засаду на неизвестного. Место кассира из почтового отделения занял полицейский. Причем об этом не знали даже сотрудники почты, так как в полиции опасались утечки информации.
29 ноября 1963 года при покупке государственных облигаций фальшивой купюрой расплатился мужчина средних лет. Кассир сумел незаметно для окружающих покинуть свое рабочее место и через уличное окно рассмотреть машину, в которую сел незнакомец. Полиция быстро определила ее владельца. Им оказался Алексей Шувалов, сын эмигрантов из России.
За ним сразу же было установлено постоянное наблюдение. Проверялись не только все контакты Шувалова, но и его телефонные разговоры. Время шло, однако никаких улик не было.
Лишь 23 декабря 1963 года Алексей Шувалов отправился объезжать на своем автомобиле крупные французские банки. В одних он покупал облигации государственного займа, а в других расплачивался за покупки, используя для этого только стофранковые купюры. Все до единой банкноты были сразу же изъяты полицией и переданы на экспертизу. Заключение было однозначным: все банкноты — фальшивки.
Получив санкцию прокурора, полиция провела тайный обыск в квартире Шувалова, но он не дал никаких результатов. Стало ясно, что подозреваемый является только сбытчиком фальшивых денег. Чтобы найти организатора производства, полиция решила продолжить за ним скрытое наблюдение.
Спустя 7 дней Алексей Шувалов таким же способом сбросил еще одну партию фальшивок. То же самое повторилось и 7 января 1964 года. Несмотря на постоянную слежку, полиция так и не установила, откуда он берет фальшивые деньги. Поэтому решено было пресечь его деятельность, арестовав с поличным.
17 января 1964 года Шувалов был задержан при попытке сбыть очередную партию фальшивых франков. При аресте он не оказал сопротивления и на первом же допросе начал сотрудничать с полицией, заявив, что деньги получил у своего двоюродного брата, Антуана Довгье. Через полтора часа на допрос был доставлен А. Довгье. Он сразу же назвал имя человека, который дал ему поддельные банкноты. Им был Чеслав Боярский. Антуан Довгье рассказал, что этот человек живет в небольшом городке, спутнике Парижа Монжироне, на авеню СенАр, дом 33, в двухэтажном коттедже с ухоженным садом.
Эмиль Бенаму решил действовать без проволочек. Он выехал на задержание Чеслава Боярского без санкции прокурора на обыск жилища подозреваемого. Боярский находился в это время дома и сам открыл дверь полиции. Полицейские, не прислушиваясь к его протесту, изъяли дипломат, в котором находились пачки стофранковых банкнот. Деньги тут же были переданы на экспертизу, а сам Чеслав Боярский арестован.
18 января 1964 года стало известно, что деньги, изъятые в доме Боярского, настоящие, и в доме никаких следов типографских работ не обнаружено. Но, несмотря на это, ни один из арестованных не был отпущен на свободу, к тому же все подозреваемые постоянно подвергались допросам с пристрастием.
Чеслав Боярский родился в 1912 году в г. Ланцуг на западе Российской империи. В конце 1920-х годов он поступил в Политехнический техникум во Львове, где изучал политэкономию, а затем переехал в Германию. Там в Данцингском университете Боярский закончил архитектурный факультет. В сентябре 1939 года после разгрома польских войск фашистской Германией он бежал во Францию, где всю войну сражался против фашистов. В 1945 году Чеслав Боярский легализовался во Франции как участник движения Сопротивления.
После войны Боярский занялся изобретательской деятельностью. Он запатентовал множество интересных оригинальных устройств и механизмов: экономичные электробритвы, насосы для поливки газонов, хлеборезки, офисные машинки для уничтожения бумаг и т. д. Но ни одно из его изобретений не нашло своего покупателя. Зато через 6 лет талантливый конструктор смог открыть солидный счет в швейцарском банке, выплатить все долги и жениться на молодой француженке из состоятельной семьи. Однако вскоре швейцарский банк лопнул. С 1950 года Чеслав Боярский вел переписку с банком, надеясь спасти хотя бы часть своих сбережений. Именно эти письма, обнаруженные Эмилем Бенаму, послужили основной причиной для дальнейших допросов. Следствие пришло к выводу, что у подозреваемого был постоянный источник доходов, приносивший год от года все большую прибыль. При этом ни одного способа честно заработать подозреваемый так полиции и не назвал.
В конце января 1964 года Антуан Довгье вступил в сговор со следствием и, получив гарантию прокуратуры по ст. 138 Уголовного кодекса, что обвинение на суде не будет требовать для него лишения свободы, дал подробные показания о деятельности преступной группы. Довгье заявил, что изготовителем поддельных купюр являлся Чеслав Боярский. Но даже получив достоверные показания, полиция так и не смогла добиться признания главного подозреваемого. К тому же следователи убедились в том, что ни жена, ни родственники не подозревали о преступной деятельности Чеслава.
Эмиль Бенаму, изучая документацию, обратил внимание на то, что автором проекта дома в Монжироне был сам Боярский — дипломированный архитектор. Поэтому он заподозрил, что в доме существует тайное помещение, где и расположена типография фальшивомонетчиков. Комиссар основательно подготовился к повторному обыску. Он даже получил специальное разрешение на разборку дома Боярского, решив, что придется разбивать несущие стены. Типографию удалось найти, сорвав полы на первом этаже. Узкая лестница, замурованная прямо в толще несущей стены, вела из кабинета на первом этаже в подземное помещение. После того как типография была обнаружена, Чеслав Боярский начал давать показания.
Именно в этой комнатушке площадью всего 6 м2 знаменитый фальшивомонетчик сумел воспроизвести весь технологический процесс производства банкнот: от изготовления бумаги до искусственного старения. Свою преступную деятельность он начал в 1948 году, купив за 200 франков старое биде, из которого изготовил мельницу, превращающую денежные купюры в пыль. Очень быстро Чеслав Боярский научился получать денежную бумагу из однофранковых банкнот, занявшись затем изучением денежных красок. Напечатанные деньги он подвергал искусственному старению: стирал их в сепараторе, жарил в специальной печке и мял в мешочке с бытовой пылью.
Первая купюра была изготовлена на Рождество 1950 года. Проработав четыре года и добившись материальной независимости, фальшивомонетчик решил оставить свой бизнес. С 1954-го по 1957 год он занимался только изобретательской деятельностью, но, потерпев фиаско на этом поприще, вернулся к преступному промыслу.
В апреле 1964 года был проведен следственный эксперимент, во время которого Чеслав Боярский продемонстрировал все этапы изготовления фальшивых денег. После этого Министерство внутренних дел Франции выдало официальное разрешение на ознакомление прессы с материалами следствия. На долгих два года Боярский приковал к себе внимание журналистов. Газеты разделились на два враждующих лагеря. Одни сочувствовали одаренному ученому, так и не нашедшему признания. «Художник, маг, гений, само лукавство», — так твердила о нем газета «Юманите». Корреспондент «Монд» писал об «удивительных необыкновенных способностях, считая Боярского самым оригинальным фальшивомонетчиком своего времени. Американский журнал «Тайм» рассказывал о фальшивых деньгах Боярского: «Это была настолько чистая работа, что даже во Франции, где производится 80 % всех фальшивых денег, он заслуживает славы Леонардо да Винчи». Другие считали Боярского предателем и лицемером, черной неблагодарностью отплатившим обществу, спасшему его от «коммунистического рая». Они окрестили знаменитого фальшивомонетчика «негодяем в превосходной степени».
В 1965 году Чеслав Боярский попал в тюремную больницу. Врачи поставили ему страшный диагноз: туберкулез и рак костного мозга.
Фальшивомонетчик отказался от операции, не желая оставаться инвалидом в тюрьме. Поэтому полиция предприняла максимум усилий, чтобы ускорить следствие и передать Боярского под суд, пока это еще было возможно.
12 мая 1965 года начался судебный процесс над Чеславом Боярским. Сторону обвинения представлял прокурор Шарасс. Его поддержал президент адвокатской полиции Парижа Шресте, который представлял на суде Банк Франции. Защитниками Боярского были адвокаты Тиссадр и Дебре. Вел процесс судья Перес, а вердикт по делу Чеслава должны были вынести десять присяжных заседателей.
Накануне суда известный фальшивомонетчик обратился во Французский банк с официальным сообщением о том, что изобрел особенную денежную бумагу, которую невозможно будет подделать в будущем. Он надеялся получить от властей предложение о сотрудничестве, решив пойти на внесудебный договор. Но банк отказался от его услуг, вынудив адвокатов обвиняемого под угрозой снятия их с процесса дать подписку о неразглашении этого эпизода в суде.
Во время судебного заседания Боярский признал себя виновным частично, Довгье — полностью, а Шувалов вовсе не признал свою вину. Французский банк оценил прямой ущерб от деятельности группы Боярского в 1,1 млн новых франков, а общий ущерб — в 3,6 млн франков. Но реальное количество выпущенных фальшивомонетчиками денег так и не было установлено, потому что сам Боярский отказался сотрудничать со следствием.
В ходе судебного заседания судья Перес часто опускался до оскорблений в адрес подсудимого, на которые обратили внимание журналисты, присутствующие на процессе. Когда Боярский попытался рассказать о своих изобретениях, судья перебил его: «Вам не вменяются в вину изобретения, которые никому не пригодились. Это не преступление, а всего лишь ваше дилетантство». Кроме того, председатель суда очень часто допускал оговорки, послужившие материалом для разгромных статей, посвященных процессу. Так, например, в первый же день он спросил у подсудимого: «Бывает, люди решаются на воровство, даже на убийство, но почему вы предпочли фальшивые деньги?» Следуя логике судьи, преступление против Французского банка было даже большим злом, чем убийство.
Судья Перес все время стремился расставить обвиняемому ловушки, задавая каверзные вопросы: «Скажите, обвиняемый, вам никогда не приходила в голову мысль подыскать себе работу?» Боярский, понимая, что его провоцируют, стремился отвечать искренне: «Господин председатель, я запер себя в башне из слоновой кости и хотел сделать что-то своими руками. Я знал, что мои дети будут презирать меня, если я не смогу накормить их. Я знал, что занимаюсь противозаконными действиями. Я сам писал это на своих банкнотах. Я испытывал страх, но знал также, что никому конкретно я не наношу вреда. Во Львове я слушал лекции старого профессора. Он рассказывал, что видел своими глазами, как сыновья богатых родителей прикуривали от сторублевых ассигнаций. Профессор говорил, что тот, кто сжигает деньги, чтобы от них прикурить, наносит вред государству. Банкноты, находящиеся в обращении, приносят всем только прибыль». На это Перес заявил: «Значит, надо направлять в обращение как можно больше денег? Но это же неразумно, даже смешно. Хотя нет — это теория инфляции. Обвиняемый только хотел оказать государству услугу».
За свою заносчивость судья Перес поплатился во время одного из слушаний. После того, как эксперт Банка Франции дал показания, объяснив, каким образом Боярскому удалось выполнять столь искусные подделки, судья попросил, чтобы ему передали пару купюр, которые принес с собой эксперт. Он хотел показать всем присутствующим, как просто определить фальшивку. Перес несколько минут в полной тишине сминал и расправлял деньги, а затем начал их тереть. Боясь ошибиться, он дрогнувшим голосом произнес: «Может быть, настоящие?» Купюры передали Боярскому. Мельком взглянув на банкноты, фальшивомонетчик произнес: «Как дилетант поздравляю вас, господин председатель. Деньги настоящие». Его слова вызвали в зале суда взрыв хохота.
В другой раз всех присутствующих в зале суда рассмешил до слез прокурор Шарасс. Во время одной из своих речей, войдя в раж, он закричал: «Низшей точкой падения было то, что обвиняемый ни разу не удосужился заплатить налоги!» Патетика прокурора была явно неуместной, ведь требовать от фальшивомонетчиков уплаты подоходного налога было, мягко говоря, неразумно.
Оживление в зале суда вызвало и абсолютно серьезное заявление Алексея Шувалова о том, что он ничего не знал о происхождении фальшивых денег. На вопрос судьи, не показалось ли ему странным, что купюры номиналом 100 франков отдают по цене 75, он ответил: «Я полагал: они ворованные».
На суде Антуан Довгье всячески разоблачал своих подельников, стараясь продемонстрировать присяжным полное чистосердечное раскаяние. Он стал первым фальшивомонетчиком в новейшей истории Франции, в отношении которого в полной мере была применена ст. 138, гарантирующая ненаказуемость преступника в случае сотрудничества с правоохранительными органами.
В своем последнем слове Чеслав Боярский сказал: «Я глубоко сожалею о том, что причинил столь значительный ущерб Банку Франции. Я совершенно искренне уверяю вас, что никогда не хотел принести вред кому бы то ни было. Не отнимайте у меня надежды исправить свою вину, принести пользу, подарить моим детям улыбку».
Адвокаты пытались убедить присяжных в том, что часть вины за совершенное Боярским преступление ложится и на общество, которое не дало ему другой возможности для самореализации.
14 мая 1966 года приговор суда был оглашен. Чеслава Боярского приговорили к 20 годам лишения свободы, хотя сторона обвинения требовала пожизненного заключения. Прокурор Шарасс заявил: «Когда же нам применить ст. 139 в полном объеме, как не в этом случае? В 1958 году 20 лет тюрьмы получил фальшивомонетчик Верзини, но по сравнению с Боярским он мелкая рыбешка».
Алексей Шувалов был осужден на 5 лет, хотя прокурор предлагал ограничиться сроком, уже проведенным им в заключении.
Антуан Довгье был выпущен на свободу.
После оглашения приговора Эмиль Бенаму заявил: «Возможности искусства Боярского ошеломляет. Если бы он во Франции подделывал доллары, его, вероятно, никогда бы не арестовали».
Чеслав Боярский так никогда больше и не увидел свою семью. Он умер через несколько месяцев в тюрьме.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.