2

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2

Закончил в 2007-м. «Редкие земли» вышли в «Октябре» – в феврале и марте. А в апреле – книгой в «ЭКСМО». 50 000 экземпляров. Тираж раскупался бойко.

Еще до выхода «Земель» Аксенов не стеснялся рекламировать роман. Его спрашивали о творческих планах – он намекал: героем нового романа станет один из уже известных читателю и некогда популярных персонажей. Так готовилось возвращение Гены Стратофонтова – пионера-героя повестей «Мой дедушка – памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит». Именуемый ныне Ген Стратов, он по-прежнему не терялся в сложных ситуациях. Алый галстук сменил красный значок. ВЛКСМ – «Всесоюзный коммерческий союз молодежи». А там подоспел и деловой пиджачок. Не всё же шастать в комиссарской коже. А вместе с ним МИМО, Колумбийский университет, первые лихие бабки начала 90-х и роль партнера тайных сил в проекте переустройства страны. Итог: карт-бланш от этих сил на разработку редкоземельных металлов и запредельные сверхдоходы. Затем – статус олигарха, жажда свободы и безграничных перемен к либеральному лучшему. Ответ тайных сил – законспирированных тоталитариев из Академии общего порядка (АОП) и еще более скрытых деятелей структуры МИО («Мать и Отец»): всему есть предел, уж лучше б ты тихо сидел. Хлоп – и Гена сел. В тюрьму. В образцовую столичную «Фортецию».

Но не зря еще в «Дедушке-памятнике» и «Сундучке» появляется девушка Наташка (уж не юный ли аналог Светляковой, уж не предшественница ли ея, не отголосок ли тайных страстей автора?), а ныне Ашка, она же леди Эшки – жена, компаньон и боевой товарищ. Соблазнив начальство и подкупив стражу краснознаменной тюрьмы, вместе с группой соратников, в которую тихой сапой затесался и небезызвестный сочинитель Базз Окселотл, она спасает любимого. И тут выясняется, что вместе с ним в проклятой «Фортеции» томились и прочие герои Аксенова, то есть, пардон, Окселотла (в книге их легко спутать). Все они спешат на волю. Первым из тюремной мглы является Вольтер. За ним Миша Земсков и Коля Лесков. Следом Нора Мансур и Алекс Корбах из «Сладостного стиля». Дальше Фенька Огарышева прямиком из «Бумажного пейзажа». Потом незабвенный Ого с Настеной, Олехой Охотниковым, Венькой Пробкиным и всей изюмовской кодлой. Поспешают майор Сканщин (дослужился!), Эйб Шумейкер и Славка Горелик, порвавший узы, коими прикован был в карцере к стене. Из «Ожога» явились Аполлинарьевичи плюс примкнувший к ним хоккейный бомбардир Алик Неяркий с красавицей Алисой. Ну и, само собой, не обошлось без Самсика Саблера, который, явившись из казематов со всем своим оркестром, тут же в тюремном дворе заиграл «Звездную пыль»[273], как непременный аксеновский гимн побегу. Его подхватил Саша Корбах на любимой своей гитаренции:

Бредут толпою персонажи

На долгий, но неправый суд.

Их ждут допросов пассатижи

И очных ставок жуть и суть.

. . . .

И вдруг пропала крытки грыжа,

Замки упали, ветр проник,

Внезапно испарилась стража,

И вместе с ней исчез порок.

Радостно подхватив Сашины синкопы, персонажи всех 25 романов разошлись по окрестным улицам, подзывая такси или догоняя ранние трамваи, чтоб немедленно свалить отсель к ядрене фене, то есть к Феньке Огарышевой на пожарские котлеты.

Ах, Василий Павлович, Василий Павлович… О, если б все вопросы решались в таком ключе! Как сказал некогда один из Ваших не самых положительных героев! Но ж нет.

Так уж сложилась жизнь российского читателя в 2007 году, что он принял Гена Стратова за Михаила Ходорковского. Комментаторы, зная, что после ареста главы ЮКОСа Аксенов поддержал опального олигарха, интересовались: не он ли стал прообразом Гена?

– Не совсем, – пояснял автор. – Ходорковский – человек жесткий, прагматичный, а Ген Стратов – авантюрист… Все мы помним конец прошлого века, начало русского капитализма, невероятную лихорадку обогащения: нахапать как можно больше и жить вовсю. Мой герой мечтал употребить богатство для преображения рода человеческого.

– Вашему герою Стратову, когда он уже на свободе в своем замке в Биаррице, вдруг нестерпимо хочется вернуться назад – в Россию, в тюрьму, – замечает интервьюер.

– Это жена его во всем виновата, – парирует Аксенов. И сразу видно: отбояривается. Виновата не Ашка – жена Гена и мама Ника Аризона, он же «Огромный Большуха», так похожий на погибшего Ивана, – а русская ностальгия, энергия заблуждения, тяга к страданию, подобная той, что мучила Андрея Лучникова, и свойственная, кстати, не одному герою Аксенова, начиная с пятерки из «Ожога» и кончая теми, что увидят свет после ухода автора в надмирные края…

Итак, Ген Стратов – не совсем Ходорковский. Аксенов находит ему более подходящее, как ему видится, объяснение: «Среди людей есть совсем редчайшие экземпляры, миллиардные доли – божественный эксклюзив. Соль земли. Настоящие созидатели». Один из них – Ген. Идеальный бизнесмен. Которого так долго искал и ждал Аксенов. Но который так и не пригодился пока России. Потому что она – и Аксенов видит это ясно – сильно притормозила на пути в лоно Запада, не спешила использовать свой исторический шанс. Он много беседовал об этом с вернувшимся в Москву видным диссидентом, физиком-теоретиком, профессором Эдуардом Лозанским[274], с которым близко познакомился в США.

– Запад был для него своего рода образцом во всем, – считает Эдуард. – Если в советское время мы, технари, относились к загранице, тамошней жизни и перспективам включения в нее России довольно прагматично, то он – писатель, романтик – видел вхождение страны «в пределы свободного мира» как стратегическую и культурную цель, искренне считая, что Россия должна стать неотъемлемой и органичной частью Запада. Но, как мне кажется, в последние годы он, да и многие другие, понял наивность этих ожиданий. Хотя в целом остался сторонником западного пути. В 70-х и даже в 80-х – Боже, какими мы были наивными! – этого хотели и ждали все, кто не принимал советский режим. Но мы тогда не могли бы поверить, что именно Запад этого не захочет! К сожалению, оказалось, что это так.

В начале 90-х был короткий исторический период, когда российское руководство, элита и народ в целом были готовы к полной интеграции с Западом. И если бы США и Европа предприняли в отношении нашей страны некий новый вариант «Плана Маршалла»[275], очень возможно, Россия уже была бы на этой орбите, как Германия и Япония. Ведь в то время у власти были такие западники, как Гайдар, Чубайс, Козырев, да и сам Ельцин этого хотел… Тогда всерьез шли разговоры о вступлении России в НАТО, о более прочном стратегическом альянсе с Америкой и Европой. Но Запад по разным причинам этого не захотел, не сделал!..

Аксенов же считал, что это Москва не предпринимает достаточных усилий в движении «к Атлантике». Я пытался доказать обратное, мы спорили… Потом пришли к пониманию: Россия всё же европейская страна, и она, как блудный сын, когда-нибудь вернется в западную цивилизацию, но этот процесс не будет быстрым. Потребуется куда больше времени и усилий, чем нам всем казалось. Понял это и Ген Стратов…

* * *

Когда Менделеев чертил свою таблицу, он оставил пустыми 17 полей. Ученый знал: рано или поздно пустовать они перестанут. И они заполнились! Про эти вновь открытые металлы говорят: редкоземельные. Или – «редкие земли». Без них невозможна современная металлургия. Выдумывая своего героя, автор решил, что ни нефть, ни газ, ни алюминий, ни золото ему не подходят. Пусть его бизнес будет связан с чем-то столь же редким, как и он сам – главный герой Ген Стратов. Так родилась осевая метафора книги – метафора редкости. «Редкости не только этих элементов, но и планеты Земля, и людей как таковых, созданий Божьих».

Аксенов включил в книгу 17 стихов (фрагмент одного из них мы прочли), выделив каждому из редкоземельных несколько строк. Для него это дело обычное – «Ожог», «В поисках грустного бэби», «Новый сладостный стиль», «Кесарево свечение», пьесы и так далее – очень много где стихи у него сопутствуют прозе. Зачем? Ради более искусного плетения словес?

– Не понимаю, почему мне вдруг хочется писать стихи, которые в обычной жизни я никогда не сочиняю. Я по утрам часто бегаю. И вот, если я в это время пишу роман, я на бегу начинаю бормотать что-то ритмическое, ищу сложные ассоциативные рифмы. И очень часто возвращаюсь… с готовой строфой, а то и с двумя. Записываю их. Года к суровой рифме клонят.

Ну, года здесь ни при чем, а рифма порой выходила и впрямь суровой.

Ряд стихов вошел в сборник «Край недоступных Фудзиям». Аксенов комментировал выход книги «Известиям»: «Я не поэт, просто тесновато внутри прозаического слога, хочется его расширить, а ритмизация и рифмовка как раз это делают. У поэта есть потребность писать стихи как таковые, а у меня эта потребность возникает только в процессе работы над романами, то есть проза ведет к стихам». Само же название книги повторяет финальную строчку стихотворения из «Кесарева свечения» про прекрасную индейку, что прилетает откуда ни возьмись, но лишь только кто-то берется ее сожрать, как «она тот час же улетает в край неприступных Фудзиям-с».

К 75-летию Аксенова сборник вышел в «Вагриусе». Публике его показали под новый, 2008 год. На презентации автор читал стихи под гитару, саксофон и перкуссию – импровизацию знакомых музыкантов Валерия Грошева, Алексея Кравченко и Олега Сакмарова. Тесно было ему в формате поэтических чтений. Мало было созвучий и рифм. Музыка, думалось, обогатит это шоу, которое должно продолжаться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.