4

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4

И что ж тут удивительного?

Если порой кажется, что русский человек занимает всё более весомое место в Америке.

Однажды в Лос-Анджелесе, сидя в кафе у океана, Аксенов внезапно услышал голос, твердящий какие-то странные фразы. По-русски! Прислушавшись, понял: парень толкует о системе Станиславского. То был молодой человек средних лет, неопрятный, с бокалом пива. С грязного пальца вылезавшей из шортины ноги, лежащей на колене, свисала сандалия. Несвежие морщины, нечесаный хайр, нестираная тишотка… Много повидавшие глаза, воспаленные веки. «Великий, могучий, свободный, правдивый» булькал в пивной пене. Станиславский. МХАТ. Пауза.

Придет час, и мы прочтем об этих патлах, этом пальце, об этом падком на пиво молодце и о его поучительной судьбе в романе «Новый сладостный стиль». Пока же писатель «вдруг почувствовал момент зачатия "американского романа". И дома записал в альбоме что-то вроде: «Вэнис, солнце, босая нога, система Станиславского, get up, Stan!»

Get up! – вставай! Come on, Vassily! – давай, Василий!

Задуманный в 80-х роман «Новый сладостный стиль» выйдет в 1996-м.

Через десять лет после начала в СССР «перестройки».

А пока 1981 год. Вашингтон. Фэллоушип[223]. Слева – стела, справа – Капитолий. По центру – башня. В башне Аксенов. Пишет роман. «Бумажный пейзаж». Сатиру на советскую жизнь.

Историю о том, как научный сотрудник Игорь Велосипедов – московский простак – угодил в переплет: обнаружил, что человек в советском обществе обречен – либо на непрерывное шизофреническое двуличие, либо на самоопределение и, как результат, на изгнание и/или тюрьму.

Кроме того, он влюблен. И художница Фенька Огарышева жалует его благосклонностью. И еще он – страдает. Ибо сибаритка энергично наслаждается утехами не с ним одним, но и с наставником по живописному ремеслу, и не только. В-третьих – его достала советская власть с ее уведомлениями, заявлениями, извещениями, повестками военкомата и следователя, попытками вербовки КГБ, подписанием писем, обличающих Солженицына.

С горами тупого бытового или хитрого агитационного хлама, погребающего под собой твою жизнь, сосущего соки из твоего тела в неведомо чье – бумажное. А тут еще тебя не пускают в Болгарию, о чем сообщают особой бумажкой.

И всё это с утра. За завтраком. Со стойким ощущением: ты – неудачник. И виноваты в этом они. Кто ж они-то? Ну, товарищи же ж!

И вот младший лейтенант запаса Велосипедов, грезя наяву, видит восстание в войсках, рассвет, туман, танки мятежников. Повстанцы – он и она – предаются любви в башне «Т-72».

А кругом любители джаза, оболтусы с ряшками и замашками аристократов. Партийцы и гэбня во всей красе. Генералы, офицеры, гостиница «Россия», коньячок, вербовка. И тут же – циничные артисты, гости с Черного континента и непокорные диссиденты, с которыми того и гляди загремишь в лагеря. Ну как не выпить? Как не покинуть родимый НИИ? А ведь всё для нее! Бар «Лабиринт». Драка с хамом – «копченым дипломатом». Но пока – сходит с рук.

А вот уже дело посерьезней – стычка с ударницей пятилеток и сутяжной старухой Светличной. Удар чугунным утюгом. В голову. Игорю. Травма. Суд. Лагерь. Нью-Йорк. Это жизнь, чуваки.

Надо постигать капитализм. Не ссы! Помогут! Тут и бывший комсорг Большого театра Саша Калашников, и балеринки, и менты, и почти все участники советских злоключений. И вот ты на Юнион-сквер и обнимаешь свою любовь. И она рыдает над новостью о смерти Брежнева. А в небе облака, огонь и мрак. И ты счастлив. И знаешь, что будешь жить дальше.

Книга веселая. Полная задора и огня. Написанная на деньги Института Кэннона. Спасибо Джиму Биллингтону – директору и одному из основателей центра Вудро Вильсона. Шестнадцать лет знакомства не прошли зря. Не забыл «старичок» 65-й год. Как явился в Москву в жуткий мороз – высокий, краснощекий, востроокий – в пальтеце, шарфике и всепогодной кепчонке, гожей для прогулок по осенней Вирджинии, но не по ледяной России. Уши-то, поди, уж отвалились…

И зачем они с Василием так круто напились и вывалились на мороз? А затем, чтоб Аксенов сказал: «Чтоб ты не сдох, я тебе дарю меховую шапку», а тот дал бы взамен «кепи олл сизонс».

Судьба ее забавна. В пражском баре «Ялта» Василий так восхитился игрой пианиста, что в награду отдал ему кепочку. А пианист передарил ее – отпустил гулять по миру. «Я про эту кепи написал рассказ, – делился Аксенов. – Но потерял. А она всё попадается. То там, то сям…»[224].

Покидая Москву и прощаясь со спасителем у отеля «Метрополь», мистер Биллингтон сообщил, что везет с собой труд по истории русской культуры под названием «Икона и топор». Вот он – здесь. Открывает кейс. И зимний ветер уносит вверх по проспекту Маркса листы книги, а он и русский друг потешно скачут по важной улице столицы, ловя страницы.

Теперь уже хозяин кепочки принимал кореша по московским приключениям, помогая в литературных трудах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.