VIII

VIII

Есть глаза у него

В них волшебная сказка.

Руки есть у него

Несказанная ласка.

А улыбка его

Не бывает чудесней.

А еще у него

Есть песни…

Впервые я услышала Ива Монтана в «Мулен-Руже», известном мюзик-холле на площади Бланш. Я была приглашена туда на две недели, и дирекция попросила, чтобы я сама выбрала артиста, который будет выступать в моем концерте в качестве «американской звезды», то есть в конце первого отделения, перед самым антрактом.

Сначала я подумала, что это мог бы быть Роже Дани, успешно выступавший как с эстрадными песнями, так и в оперетте. Но он был занят. Мне предложили Ива Монтана. Я уже слышала его раньше в Марселе, в то время, когда покойный Эмиль Одиффре руководил еще его первыми шагами. Потом я много читала о нем. Монтан пользовался большой популярностью на всем юге, и каждое его выступление в марсельском «Альказаре», этом старейшем французском мюзик-холле, построенном еще в 1852 году, – превращалось в «кошмарное несчастье», как там любят выражаться.

Но его дебют в 1944 году в парижском «ABC» едва не кончился плачевно. Он вышел на сцену, дрожа от страха, в несколько эксцентричном клетчатом пиджаке. Какой-то балагур крикнул с галерки: «Пижон!» – и весь зал, набитый поклонниками Дессари, «звезды» концерта, дружно расхохотался. Его тогда еще нечеткая дикция, марсельский акцент, своеобразная манера в произношении гласной «о», например, в слове «гармоника», так часто встречавшемся в исполняемых им песнях, излишняя жестикуляция – все это отнюдь не облегчало задачу артиста, и первое выступление Ива Монтана в Париже оказалось далеким от триумфа.

Я знала это, но знала также и то, что он сумел сделать правильные выводы из своей первой неудачи.

Сбросив ужасный пиджак, он выступил на другой день в коричневых брюках и такого же цвета рубашке с открытым воротом и имел несомненный успех. Ему можно было вполне доверять. Когда артист обладает волей, чтобы исправлять замеченные им самим ошибки, если он, так сказать, «корректирует свою стрельбу», понимает свои недостатки, можно считать, что рано или поздно он победит. Он не из тех, кто может застрять на полпути.

Одиффре утверждал, что после «ABC» его питомец сделал большие успехи, и я выразила принципиальное согласие, оговорив, однако, право дать окончательный ответ, после того как послушаю его. Потом Ив признался, что поначалу нашел мои претензии чрезмерными, и не стал скрывать от своего импресарио, что считает меня, как и всех певиц моего жанра, «торговкой меланхолией», с тем только усугубляющим вину обстоятельством, что я еще и порядочная «зануда».

Наступил день прослушивания. Я сидела одна в зале «Мулен-Ружа», затерянная в его темноте. Как только Ив запел, я сразу попала под его обаяние. Самобытная личность артиста, впечатление силы и мужественности, красивые красноречивые руки, интересное выразительное лицо, проникновенный голос и – о чудо! – почти полное отсутствие марсельского акцента. Ив освободился от него ценой многих терпеливых упражнений.

Ему не хватало только… песен. Он исполнял ковбойские дешевые, вульгарные мелодии, отличавшиеся американским влиянием – ведь освобождение было не за горами, – способные, конечно, произвести впечатление на зрителя. Но я не считала это достоинством. Ив Монтан стоил большего.

После того как он исполнил четвертую песню, я подошла к рампе. Он приблизился к ней тоже, и я всегда буду помнить себя в эту минуту – такую маленькую внизу – и нависшую надо мной фигуру этого рослого парня.

Я сказала, что поет он «здорово» и что можно со спокойной совестью предсказать ему блестящую карьеру, но надо подумать о репертуаре, исполнять стоящие песни, подлинные произведения, позволяющие лепить образы и с их помощью что-то выражать.

Он посмотрел на меня немного удивленный, полагая, вероятно, что я вмешиваюсь не в свое дело, и затем процедил сквозь зубы лишенное всякой убедительности «да» – исключительно для того, чтобы доставить мне удовольствие и чтобы его самого оставили в покое. Ведь он не собирался перечить «звезде» представления. Но ее советы его явно не интересовали.

Я спросила, бывал ли он когда-нибудь на моих концертах. Услышав отрицательный ответ, я сказала:

– Теперь моя очередь. Пользуйтесь случаем!

Он уселся в зале, почти там же, где прежде сидела я, и я прорепетировала перед ним всю свою программу.

Когда я кончила, он прибежал на сцену, подошел ко мне и, расточая похвалы, которые я не стану приводить, очень просто сказал:

– Относительно моего репертуара вы совершенно правы… Я последую вашему совету. Только это будет нелегко.

Сегодня Ив Монтан – один из виднейших шансонье Франции. Постепенно, но все-таки поразительно быстро он освободился от своих прежних ошибок. Первый настоящий успех ему принесли песенки Жана Гиго и Анри Конте «Джо-боксер», «Луна-парк» и «Полосатый жилет». В этих песнях певцу удалось вылепить образы героев. Так, невозможно было забыть несчастного ослепшего боксера:

Это имя забыто теперь…

Он бредет, словно тень, улыбается жалко,

И стучит по асфальту тяжелая палка…—

или мелкого буржуа, для которого самоубийство – единственный выход из положения («Этот господин»), хозяина гостиницы, кончающего жизнь на каторге («Полосатый жилет»). За ним последовали и другие. Трудно перечислить все песни его репертуара, отмеченные своеобразием таланта исполнителя.

Ив Монтан выиграл бой.

Он выиграл его благодаря своему мужеству и воле. Ибо после того, как он резко изменил репертуар, ему пришлось долго и настойчиво бороться за признание нового Монтана, который сменил кожу.

Однако публика, привыкшая видеть его в определенном репертуаре, которая, как и критика, не любит, чтобы покушались на ее привычки, не признавала его. В Лионе, Марселе, в залах, где Монтан прежде выступал с огромным успехом, зритель теперь оказывал ему весьма прохладный прием. Он мог бы вернуть себе прежние аплодисменты, начав снова петь те же дешевые песенки, которые от него требовали. Монтан не сделал этого. Он не намеревался отступать, как ни велик был соблазн. Его новые песни были хороши, он это знал и не собирался от них отказываться.

Подчас между певцом и строптивым зрителем происходили настоящие баталии. И он уходил со сцены измученный, недовольный, даже в ярости, но не сломленный.

Тысячу раз говорил он мне:

– Как это ни тяжело, Эдит, но я не уступлю! На этот раз прав я. Они, в конце концов, это поймут!

И этот день наступил. В 1945 году в зале «Этуаль» он опять выступал в качестве «американской звезды» в концерте, где я была опять «гвоздем» программы. Горячо принятый зрителем, он пришел ко мне за кулисы, и весь сияя от радости, сказал:

– На этот раз, Эдит, все в порядке. Они у меня в руках!

Спустя несколько лет в том же зале, где он выступал теперь «первым номером афиши», Монтан в присутствии «всего Парижа» завоевал подлинно триумфальный успех.

Его мастерство было теперь общепризнанно, он стал «великим Монтаном».

И хотя жизнь разлучила нас, я горжусь тем, что немного способствовала его успеху.

Есть одна фраза Мориса Шевалье, которую я особенно люблю вспоминать.

Он произнес ее много лет назад в «Ампире» или «Альгамбре» после своего концерта. В тот день Морис Шевалье впервые занимал все второе отделение, наконец-то он был признан «звездой первой величины». А ведь добивался он этого положения с тех самых пор, как стал «маленьким Шевалье», то есть на протяжении четверти века. Вечер закончился бесконечными овациями. Все друзья – знакомые и незнакомые – не хотели уходить из театра, не пожав ему руки. Шевалье принимал их поздравления, как обычно, несколько флегматично и с милой улыбкой. Когда остались лишь самые близкие люди, он, улыбаясь, воскликнул:

– Ну и странное шествие! Один говорит мне: «Как видишь, старина, тебе понадобилось немало времени, чтобы добиться успеха!» Другие замечают: «Быстро же вы добились успеха!» Обратите внимание, «ты» мне говорят первые! Только эти люди, моя всегдашняя опора, знают, что жизнь не подносила мне подарков…

Это наблюдение очень справедливо. Зрители обыкновенно думают, что наша борьба началась в тот день, когда о нас заговорили впервые. Им даже не приходит в голову, что она велась на протяжении многих лет, когда они и не подозревали о нашем существовании. И наше имя могло бы остаться вовсе неизвестным для них, если бы нам не повезло в жизни.

Лично я могу сказать, как часто, потеряв всякую надежду, я хотела все бросить. Сколько раз мне приходилось часами просиживать около кабинетов импресарио, так и не добившись приема. Сколько пришлось совершать далеких переездов (в третьем классе) в глубь Бретани или Дофине ради нищенского заработка. Я начала с того, что «выходила» первым номером, затем вторым, третьим, четвертым, перед тем как была признана «американской звездой», и, наконец, заняла всю афишу. То были трудные годы, но они были годами учебы, годами овладения мастерством.

В мюзик-холле, может быть, и в большей степени, чем где-либо, ремеслом, этим необходимым подспорьем для таланта, нельзя овладеть сразу.

Аксиома? – скажете вы. Вероятно. Но ее надо напомнить, ибо многие молодые артисты сегодня забывают ее. Они хотят поскорее добраться до финиша, даже не выйдя на старт. С помощью радио и грампластинок ловкий агент по рекламе, если он только располагает достаточными средствами, может «сделать» «звезду» эстрады за два сезона. И такой артист, слыша со всех сторон, что у него талант, начинает верить в это, хотя ему надо если не все, то, по крайней мере, многое открыть для себя в искусстве, азбуке которого он не соблаговолил еще научиться.

Вот отчего иные «звезды» становятся лишь метеорами на небосклоне мюзик-холла и исчезают так же быстро, как они и появились на нем.

По счастью, среди молодежи есть немало и других. Они много работают, ищут и благодаря терпению, которое помогло и их старшим товарищам, находят свою индивидуальность и добиваются признания. Никогда еще царство песни не было так богато самобытными молодыми талантами.

«Пробиться» некоторым из них помогла я.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.