11. Смутно неудовлетворенные

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

11. Смутно неудовлетворенные

Я распустил слух, что хочу поговорить с рэндианцами из «Движения чаепития», и мне тут же начали приходить электронные письма. Писали постоянные участники движения, радуясь, что могут помочь непосвященному постичь суть их учения (на постижение которой я уже угробил уйму времени). Я мог понять их неудовлетворенность существующим положением в стране, но не мог понять, почему они ратуют за политику, способную только глубже затянуть нас в то болото, в котором мы и так уже увязли.

В работе Томаса Франка «Что случилось с Канзасом?» объясняется, почему люди из центральной части Америки чувствовали и голосовали так, как они чувствовали и голосовали в 2004 году, в разгар правления Буша. В то время центром всеобщего внимания была социальная сфера, а экономике уделялось мало внимания. Теперь экономика в чудовищном состоянии, и социальные проблемы отошли на задний план. Однако у нас на глазах под флаги «Чаепития» стягиваются миллионы простых людей, откровенно одобряя экономическую политику, которая для многих из них будет подобна удару ножом. Я могу понять инстинктивное отвращение северовосточной элиты, вынуждающее людей голосовать против своих интересов. Я могу понять, когда люди закрывают глаза на те аспекты экономики, которых не понимают. Но я никак не могу понять, когда люди беспечно приветствуют самую радикальную форму нерегулируемого капитализма, которая нанесет вред непосредственно им, их детям и родителям.

Одно дело — считать, что бремя национального долга не следует взваливать на внуков. Но что, если эти внуки не получат дотаций на образование, что, если они и их родители не смогут позволить себе медицинскую страховку — разве не об этом стоит тревожиться в первую очередь? Разве титанические усилия государства по обеспечению граждан недорогой медицинской помощью — нев личных рациональных интересах большинства людей? Понимают ли активисты «Чаепития», в чем состоят их собственные интересы? Знали ли они, что именно поддерживают, когда поднимали на митингах «Чаепития» бесчисленные плакаты с именем Джона Галта? Или же это — пустой символ, и они потрясали ими так же, как люди моего поколения потрясали плакатами на антивоенных митингах, которые иногда устраивались в поддержку кровожадного Вьетконга?

С точки зрения Рэнд, для антивоенных митингов 1960-х годов имелся эгоистический мотив. Ведь мужская половина попросту стремилась избежать службы в армии. «На войну мы не пойдем!» — скандировала молодежь. Но участники «Чаепития» скандируют: «Свободу большому бизнесу!», «Дайте миллиардерам налоговые льготы!» Я с нетерпением ждал, когда же эти люди разъяснят мне причины своего поведения.

После Марка Меклера первым «чайником», который согласился встретиться со мной, был человек по имени Марк Герр. Выходец из «самого западного Теннесси, родины Элвиса и барбекю», он участвовал в «Чаепитии Среднего Юга», которое охватывает север Миссисипи, восточный Арканзас и почти весь запад Теннесси. На веб-сайте Среднего Юга движение описано как «внепартийная массовая организация жителей Мемфиса, округа Шелби, Теннесси и других областей Среднего Юга». Дальше говорилось, что движение «зародилось на волне опасений, что народное (sic!) правительство постепенно отходит (sic!) от принципов, изложенных в Конституции США, и осуществляет неверную государственную и социальную политику».[157] Такие высказывания о «государственной политике» — яркий пример солидаризации с либертарианской и объективистской риторикой.

Герр удостоился определенного внимания, когда Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения (NAACP) в июле 2010 года высказалась за осуждение расизма внутри «Движения чаепития». Резолюция была мягкая, она призывала лидеров движения исключать «из своих рядов тех, кто в своих плакатах и речах прибегает к расистской терминологии».[158] Однако Герр вовсе не прибегал к подобной терминологии. Он заявил, что резолюция была политическая: «они боятся „Чаепития“, потому что мы хотим ограничить размеры, сферу деятельности и власть правительства».[159] В прессе Герра много раз описывали как активиста, выразителя взглядов и организатора данной группы «Чаепития». Полагаю, он вполне заслуживает всех этих определений. Электронное письмо от него я получил с адреса отделения «Чаепития» на Среднем Юге, и внизу имелась официального вида приписка, какие обычно встречаются в письмах юридических фирм, что «любое распространение, пересылка или копирование данной корреспонденции строго запрещено». Значит, Герр играл в движении на Среднем Юге достаточно заметную роль, чтобы отправлять письма с официального адреса.

Было похоже, что он принадлежал к той фракции движения, которая сильно беспокоилась, как бы ее не заподозрили в чересчур теплых отношениях с Республиканской партией. (Никогда не мог этого понять: а с кем еще им быть в теплых отношениях? С Обамой? Мне это напоминает ситуацию 1968 года, когда левые избегали Хьюберта Хамфри и помогали положить начало эпохе Никсона.) Мне попалась на глаза одна статья, опубликованная весной

2010 года, в которой цитировались слова Герра: «Мы не хотим превратиться в „Чаепубликанцев“».[160] Но я также отметил, что он является еще и участником «Freedom-Works», движения Дика Арми, который близок по своим взглядам к республиканцам: по крайней мере, так утверждается в Интернете, на его личной странице участника «FreedomWorks».[161]

Он был ведущим на интернет-радио «Движения чаепития Среднего Юга»: отсюда и электронный адрес. Пока мы разговаривали, он сообщил среди прочего, что на самом деле никогда не читал Айн Рэнд.

Ничего страшного. Пусть Герр будет моей контрольной группой из одного человека, как те несчастные, которые принимают участие в испытании новых лекарств и получают плацебо, — заметный, но непостоянный участник «Чаепития», который не идет путем Рэнд. Он слышал, что на митингах «Чаепития» то и дело упоминается Джон Галт, сознавал степень влияния Рэнд на других участников движения, однако все равно не входил в их число. Герр мог бы стать для меня полезным фоном. «Отправной точкой», — сказал он, соглашаясь принять участие в моем эксперименте по выявлению рэндианского сознания.

Герр проследил для меня в мельчайших подробностях эволюцию собственного мышления, двигаясь назад год за годом вплоть до 1990-х, когда он служил в Военно-воздушных силах. Именно тогда его начали беспокоить подводные течения современной политики, которые тревожат его и поныне. Сначала его обеспокоила эпидемия политкорректности. «Я был молод. Я ничего не знал о политике, о демократах и республиканцах, о консерваторах, либералах и всех прочих. Все это казалось мне просто очень странным способом подавления свободы слова, — сказал он. — Зачем мы подавляем в себе способность свободно мыслить и говорить? Вот с этого для меня все и началось. Я усомнился в общепринятых истинах и политической корректности».

Затем последовало избрание Билла Клинтона, и тогда многое стало понятнее. Герр напомнил мне об одном действительно возмутительном и оскорбительном событии, которое изменило его образ мыслей. Он сказал мне, что в 1992 году служил в Японии, куда прибыл Клинтон, чтобы подписать Киотский протокол о сокращении выбросов парниковых газов для сдерживания глобального потепления (феномена, в который объективисты, между прочим, вовсе не верят). Во время его визита, по словам Герра, произошел неприятный инцидент.

«По какой-то причине президент приказал направить на нашу базу борт номер два. Мы все выстроились, примерно три с половиной тысячи человек, и стояли, дожидаясь, пока президент выйдет из самолета. Он вот-вот должен был появиться. Но тут кто-то подошел к генералу и доложил о чем-то вполголоса. Генерал развернулся, и было ясно, что он здорово разозлился.

Мы узнали, что на базу отправили для отвода глаз борт номер два, а сам президент приземлился в аэропорту Нарита», — рассказал Герр. Это было, по мнению обиженных военных, чудовищное нарушение протокола. Так со служивыми не поступают. «Прокатилась настоящая волна недовольства, потому что новость очень быстро распространилась по войскам, — продолжал Герр. — Я вообще перестал понимать, что происходит в стране. Чувствуете, о чем я?» Мне все это не показалось таким уж чудовищным оскорблением, но, наверное, чтобы такое понять, нужно испытать все на собственной шкуре.[162]

Все это уже было скверно, но выборы 2000 года поразили Герра до глубины души. После выборов прошла не одна неделя, а все, да все продолжалось в том же духе! Сколько взаимных оскорблений и пропаганды, сколько шума и неразберихи! Его изумил подсчет вручную бюллетеней с не до конца пробитыми отверстиями. И поведение Верховного суда было не менее удивительным. «Я недоумевал: что это за чехарда? Почему они так неистово бьются друг с другом? Чувствуете, о чем я? Я этого не понимал и до сих пор не могу понять. Чувствуете, о чем я?» Герр тогда уже уволился из армии и учился в Государственном университете Центрального Теннесси на отделении финансов и информационных технологий («алчности и пропаганды» — съехидничал он). Я спросил, каковы были его политические взгляды в тот период, и он снова вернулся к возмутительным выборам 2000 года. «Все мои размышления того времени, не понимаю почему, сводились к одному вопросу: что стояло за этой борьбой? Почему она была настолько важна? К чему все это? Казалось, уже столько написано и сказано о горячем желании каждой из сторон одержать победу. Понимаете, что я имею в виду?» Да, я понимал.

«Мне просто стало любопытно, — продолжал Герр. — Все вертелось вокруг этих не до конца пробитых бюллетеней и Верховного суда: „Я подам против тебя иск!“ „Нет, это я подам против тебя иск!“ И возникал вопрос: что за дела там творятся? Чего ради столько суеты?»

А потом было: 11 сентября, «Патриотический акт», Ирак, оружие массового поражения и так далее, и «содержание речей стремительно изменилось — будто те, кто проиграл в 2000 году выборы, помешались. Они сконцентрировали усилия уже не столько на национальной безопасности, сколько на том, чтобы вернуть себе власть… И это все сильнее влияло на мое мышление, — вспоминал Герр. — Представьте, как эти события сказались на моих представлениях о политической корректности: фальшивое прибытие борта номер один, потом выборы двухтысячного года, и вот наконец — одиннадцатое сентября и после него политические речи уже совсем другого содержания». Позже, в 2006 году, демократы приобрели власть в Конгрессе, и его мышление продолжало развиваться в избранном направлении (сам я не вполне понимаю, как именно это происходило, но верю ему на слово). Герр работал методистом в колледже Мемфиса, затем «сделал перерыв в работе», чтобы основательно отремонтировать дом и сделать «еще кое-какие дела».

Потом пришел год 2008-й, и «множество событий обрушилось на страну разом». В том числе и «бушевский выкуп ипотечных кредитов». Так Герр охарактеризовал выделение кредита банкам и гигантской страховой компании «American International Group» («AIG»). Мы все пострадали потому, что оказались беззащитны перед многочисленными и многообразными некачественными ипотечными кредитами и связанными с ними ценными бумагами. В случае с «AIG» речь шла о безрассудных спекуляциях с ипотечными дериватами. Ситуация казалась очень сложной, но сводилось к тому, что финансовые менеджеры захлебнулись в собственной жадности, и их пришлось спасать, иначе они утянули бы за собой на дно и всех остальных.

Герр представлял это следующим образом: он вовремя выплачивал по своей ипотеке, так уж он был воспитан, а «здесь мы имеем ситуацию, когда политику проводит федеральное правительство. Я не знаю всех имен участников, не знаю никаких подробностей, зато точно знаю, что именно из-за политики федерального правительства учреждения, выдававшие ипотечные кредиты, оказывались виноватыми, если не одобряли какие-то виды займов». Герр назвал это «настоящим проявлением коррупции», ибо «тем же самым людям, которые создали проблему, поручено ее же решать». Это беспокоило его больше всего.

Меня поразило его видение этих событий, поэтому я переспросил, точно ли он имеет в виду финансовый кризис 2008 года, который в его изложении походил на кризис примерно так же, как баскетбольный мяч на дыню. Да, мой собеседник говорил о кризисе. «Меня привело в замешательство то, что федеральное правительство, само установившее законы, которыми руководствуются учреждения, выдающие ипотечные кредиты, возлагает всю вину за случившееся на эти учреждения, а потом эти же учреждения и пытаются решить возникшую проблему. Какая-то странная логика». Справедливо. Чтобы убедиться, правильно ли его понял, я спросил у Герра, что, по его мнению, породило кризис: банки или политика правительства? Я не вполне уловил его мысль. Да, существовали законы, которыми банки были обязаны руководствоваться. Они этого не делали, и виновато в этом правительство? Герр отвечал, что, по его мнению, именно политика правительства поставила банки в такое положение, когда они могут заниматься коррупцией или принимать неверные финансовые решения. Это было его главным убеждением, взятым прямо из тезисов Дика Арми: банки и учреждения, выдававшие ипотечные кредиты, нельзя винить. Виновато правительство. Я уже слышал подобные утверждения. То была логика 1960-х годов: вини во всем систему, — только теперь эта логика выворачивалась наизнанку. Вокруг пальца обвели богатых и могущественных, а не юных жертв Джонсона — Никсона — Лэрда. Не о чем волноваться: у нынешних богатеньких жертв системы полно защитников в лице простых людей вроде Марка Герра, которые стоят за них горой в обмен на… да просто так. Альтруизм в чистом виде.

Я спросил, какие именно из действий государства Герр имеет в виду. Ведь передо мной был лидер «Чаепития», пропагандист, радиоведущий, и я ожидал получить некий анализ — или хотя бы краткое перечисление — причин кризиса, а также того, какую роль в нем сыграло правительство. Герр был простой человек, не политик, однако как раз простые люди наводнили Интернет всевозможными теориями о том, почему именно едва не рухнула банковская система.

«Это очень сложно, — ответствовал Герр. — Проблема кроется в федеральном правительстве. Она такая сложная — не знаю, как внятно изложить. Там все так перепутано!» Он не мог назвать имен тех политиков, которые вынудили банки принимать неверные решения, зато знал точно, что Барни Франк в эпоху Клинтона участвовал в бесчисленных дискуссиях, отстаивая «закон об ответственном субсидировании» или что-то подобное в начале 1990-х годов. Вот тогда-то ипотечные банки и были поставлены в то положение, при котором они обязаны выдавать займы определенного рода. Герр имел в виду Закон о местных реинвестициях 1977 года, который вынуждал банки выдавать ссуды людям с невысоким уровнем доходов и представителям меньшинств. Закон о местных реинвестициях подвергся критике во всех выступлениях ультраправых политиков по поводу финансового кризиса, в том числе Дика Арми и Рона Пола.[163] Особенно возненавидели этот закон рэндианцы: ведь он требовал, чтобы банки давали заем людям, которых прежде было принято считать неправомочными. Все прямо по сценарию «Атланта». Критики положений критикуемого закона уверяют, что он доказал свою несостоятельность «сверху, снизу и со всех сторон», как заметил однажды в своей колонке в «New York Times» Пол Кругман. Главная слабость этого закона, по словам Кругмана, состоит в том, что субстандартное кредитование проводили учреждения, в основном не подпадающие под его действие.[164]

К выборам 2008 года сознание собственной отчужденности у Герра достигло пика. Он наблюдал, как «демократы в своих политических речах рассуждают о ситуации в Ираке, о терроризме, о тюрьме Абу-Грейб. А потом они начали попросту подрывать политику президента Буша». Герр понимал необходимость перемен и возврата к власти, но прежде всего необходимость вмешательства в национальную безопасность. «Вы же понимаете, — сказал он, — мы военные. И я снова переживал те же чувства, что и в 1992 году, после фальшивого прилета Клинтона. Его демократы связывались в моем сознании с теми людьми, которые подрывали все попытки усилить национальную безопасность, а по каналу „CNN“ только и показывали, что снайперов-террористов…» и так далее. Клинтон, не приземлившись тогда на их базе, действительно достиг своей цели. Этот поступок был воспринят как демонстрация неуважения, он вызвал у людей раздражение, хотя я все-таки не понимаю, почему Герра так рассердило необходимое соблюдение президентом правил безопасности. Кажется, причина крылась не только в разочаровании, постигшем его, когда двадцать лет назад он не увидел, как Билл Клинтон выходит из самолета.

Напыщенные речи Рика Сантелли помогли Герру осознать свои чувства. «Он говорил о том, о чем я думал», — признался Герр. Я заметил ему, что Сантелли — рэндианец. Герр этого не знал. «Что ж, значит, стоит почитать Айн Рэнд», — сказал он, и я согласился с ним. Да, этому человеку отчаянно не хватало Рэнд. Если он все равно испытывает те чувства, какие испытывает, почему бы не подвести под эти чувства хоть какое-то логическое обоснование? Меня явно испортило тесное общение с рэндианцами, которые все на свете, даже самые нелепые вещи, вписывали в свою идеологию. Обратившись к своему подопытному кролику, я предложил ему почитать что-нибудь из работ Рэнд или хотя бы посетить сайт Института Айн Рэнд. После чего мы поговорим еще раз, и я пойму, насколько сильно повлияло на Герра это знакомство. Герр с готовностью согласился.

И перешел к теме «проверок для федералов» и прочим, которые затрагивали в своих выступлениях Рон Пол и Дик Арми, а я ощутил, как у меня глаза лезут на лоб. Все это Герр полностью заимствовал из рассуждений республиканцев. У меня было такое впечатление, будто я загнал пресс-релиз Фонда «Heritage» в компьютерную программу, переводящую текст в аудиоформат. «Чаепитие» считается самым массовым, народным движением, однако временами кажется, что оно отражает проблемы исключительно больших начальников из далеких мегаполисов. У идей движения нет твердой идеологической базы. Герр был зол по многим, совершенно не связанным друг с другом и весьма незначительным причинам, и все они наводили его на мысли, отличавшиеся поразительной затхлостью, в духе Барри Голдуотера.

Опасения, зародившиеся у меня при встрече с объективистами в ресторане на Манхэттене, оправдались во время разговора с Герром. Он вроде бы знал только о том, против чего, а не за что он выступает. Например, у него не было никакого мнения по поводу сокращения роли государства в управлении экономикой, и это доказывало, что все сведения, каких он нахватался из средств массовой информации правого толка, были неполными и не обдуманными как следует. Он был моей контрольной группой, но в результате нашего разговора я ощущал только недоумение, не получив ответа на множество вопросов, поскольку он был не в состоянии обсуждать финансовый кризис как знающий человек (пусть даже все его знания были бы негативными).

Этот человек нуждался в интеллектуальном оружии. Может быть, сунув за пояс какие-то рассуждения Рэнд, он перестал бы сокрушаться по поводу ложного прибытия борта номер один и сосредоточился бы на важных вопросах: например, на необходимости быть эгоистом или на моральном превосходстве не регулируемого правительством капитализма? А наблюдать, как он топчется вокруг несформированных идей, расплывчатых и зачастую не особенно осмысленных, было больно. Хотя некоторое удовольствие все-таки доставляло. Он работал на радио и говорить умел. Он немного напоминал мне эксцентричных ведущих прежних лет, работавших в ночном эфире, таких как Лонг Джон Небел и Барри Грей, которых было приятно послушать, отходя ко сну.

Я подозревал, что вокруг — немало таких Марков Герров: смутно неудовлетворенных людей, которые только что ощутили собственную силу благодаря «Движению чаепития». В 2009 году, когда презираемый всеми Обама заступил на должность, Герр настолько вдохновился речами Рика Сантелли, что принялся искать в Мемфисе единомышленников. Нашел пятнадцать человек. Они начали собираться с марта 2009 года в ресторане «Перкинс» и решили, что «последний день уплаты налогов — идеальный день, чтобы высказать вслух свои опасения». Никакой рэндианской идеологии тут не было, никаких разговоров об «отъеме денег», но опасения были примерно те же: правительство стало слишком большим, слишком властным. Это было «мы» против «них», где «они» — правительство, а «мы» — все остальные, начиная с фермеров, которые сами копаются в земле, и заканчивая директорами банков, некоторым из которых приходилось отдавать тридцать процентов своего дохода.

15 апреля 2009 года митинг прошел, как и было запланировано, и пресса явилась — вместе с пятью тысячами участников. «Опыт был просто потрясающий. Мы понятия не имели, что творим. Но все происходящее было так органично, так свежо и весело. Так здорово, когда есть возможность высказать вслух свое мнение и сказать ровно то, что ты чувствуешь». Его формулировки показались мне любопытными — как будто необходимо собраться в дном месте с другими недовольными правых взглядов, чтобы воспользоваться своим правом на свободу слова.

С самого начала Герр заметил на собраниях «Чаепития» плакаты и транспаранты со словами «Джон Галт». Поскольку Рэнд он никогда не читал, то смутно понимал, что это значит. Особенно одна постоянная участница митингов, Вики Тауле, «все время носилась с этими странными плакатами, ну, с Джоном Галтом. На них было написано: „Где Джон Галт?“ — и прочее в таком духе».

Вики была следующей в моем списке людей, у которых я хотел взять интервью. Но пока что я продолжал расспрашивать Герра. Я продолжал беседу в надежде понять, почему люди открыто восторгаются политикой, которая противоречит их основным интересам. У меня сложилось впечатление, что Герр даже не понимает, почему испытывает те чувства, какие испытывает. У него просто было ощущение, на уровне инстинкта, что перемены необходимы, что в финансовом кризисе виновато правительство, которое необходимо обуздать.

Совершенно очевидно, что подобные чувства испытывало множество людей. Пять тысяч это вам не пустяк. И если эти пять тысяч тоже не слишком вникают в факты… что ж, в таком случае они готовы к разговору о деле объективизма.

Вики Тауле не горела желанием беседовать со мной. Она ответила мне в электронном письме, что она «скорее поклонница книги „Атлант расправил плечи“, чем самой Айн Рэнд». Вики писала: «Я недостаточно хорошо знакома с ее работами, чтобы объявить себя объективисткой, но мне действительно нравится „Атлант“, мне симпатичны высказанные там идеи. Меня волнует и воодушевляет мысль о силе личности. Джон Г алт и ему подобные испытывают жгучее желание мечтать и творить, и таков выбор каждого человека. Каждый из нас испытывает подспудное желание творить добро и освещать собственный путь, однако как часто это желание подавляется».

«И это меня расстраивает, — продолжала она в письме, — потому что человек способен начать заново в любой момент. Я — непотопляемая оптимистка, я вижу потенциал в каждом, кого встречаю на жизненном пути. У нас всех имеются уникальные способности и таланты, дарованные нам Творцом, и ни один человек не способен их подавить, если только мы ему не позволим».

После такого письма мне еще больше захотелось побеседовать с Вики. Это упоминание «Творца» с большой буквы подкупило меня. Для прямолинейных фанатов Рэнд «творцами» являются люди, а не божества. «Творец» с маленькой буквы — это ласкательное обращение из «Источника», вроде слова «милый» для обычных людей, и оно то и дело повторяется в качестве обращения к главному герою. Было бы интересно узнать, как Вики примирила веру и Творца с большой буквы с рэндианской пропагандой.

Она преодолела свои сомнения, и мы договорились о встрече. Вики жила в Мемфисе, работала операционистом в «Federal Express» («FedEx»). И в этом имелось некое символическое значение. Компания «FedEx» иногда упоминается рэндианцами в качестве примера блистательного предприятия, обводящего вокруг пальца гнусную правительственную бюрократию.

Вики сказала, что на самом деле никогда не носила плакатов со словами «Кто такой Джон Галт?». «У меня на сумке есть небольшая наклейка, — сказала она. — На ней написано „Кто такой Джон Галт?“, мне ее подарили за покупку». Она получила наклейку, когда покупала в интернет-магазине JohnGaltGifts.com футболки с надписью «Кто такой Джон Галт?». В Интернете существует множество магазинов, которые снабжают читателей «Атланта» вещами с соответствующей символикой. Сайт, упомянутый Вики, направляет на ProudProducers.com. Он первым появился в списке, когда я искал магазин JohnGaltStore. (Я мысленно отметил, что если когда-нибудь встречусь с Яроном Бруком, то совершенно безвозмездно предложу ему поместить на сайте института ссылку на «официальные сувениры Айн Рэнд».)

На ProudProducers.com предлагают целую линию одежды с символикой «Атланта»: футболки, шариковые ручки, кепки, лицензионные рамки для фотографий, монеты, коврики для мыши, переводные картинки, наклейки и даже стилизованные солдатские медальоны, все это с именем Джона Галта, с упоминанием Ущелья Джона Галта и с призывами читать Айн Рэнд. Также имеются сувениры из «риарден-металла» и «меди „Д’Анкония коппер“», «супер-моторы двадцатого века» и прочие тотемы «Атланта», безделушки с именами героев, лозунгами и названиями вымышленных компаний. Как я и ожидал, на сайте тема «Кто такой Джон Галт?» представлена в нескольких вариациях, в разных формах и расцветках. Также в небольшом ассортименте имеются товары, относящиеся к «Гимну» и «Источнику». Мне больше всего понравилась наклейка со словами: «Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя. Спроси себя, что ты можешь сделать для СЕБЯ».

Из произведений Рэнд Вики читала только «Атланта», хотя и собиралась прочитать еще «Мы — живые», первый ее роман, опубликованный в 1936 году, где действие происходит в послереволюционной России. Он значительно короче двух других романов Айн Рэнд и куда более удобочитаем. Вики пыталась осилить «Источник», но была слишком занята участием в «Чаепитии», чтобы уделить роману должное внимание. «Я не особенно пристально изучала творчество Айн Рэнд, но то немногое, что я знаю из ее философии, мне нравится, — сказала она. — Особенно то, что мы несем ответственность за самих себя, и то, что становясь сами все лучше и лучше, мы делаем лучше для всех остальных». Это невнятная, но не дающая покоя всей Америке мысль, что надо становиться все лучше и лучше, кажется, насквозь пронизывает все «Движения чаепития», хотя мне до сих пор неясно, как эту мысль можно почерпнуть из «Атланта», где Америка представлена в самом экстремистском воплощении, и как можно выразить ее таким затертым афоризмом. Похоже, только слегка чокнутые левые вроде Уиттакера Чемберса, обращают внимание на фашистские идеи, изложенные в книге.

Вики сказала, что читала «Атланта» в период предвыборной гонки 2008 года. Она встречала в блогах разные фразы, где упоминался Галт, и цитаты из Рэнд, «и это подогревало мое любопытство, я начала выяснять, в чем тут дело, я постоянно задавалась вопросом: что это такое?». Вики, которая была родом из Миссури, в колледже придерживалась либеральных убеждений, но, окончив курс в начале 1990-х годов, сменила политические взгляды на правые. Она увлеклась Рашем Лимбо, «поэтому действительно начала задавать вопросы». Лимбо, сказала она, «открыл мне дверь к фактам, и если я теперь оказывалась в ситуации, когда что-то происходит, участвовала в разговоре, где люди спрашивали моего мнения, я с большой долей уверенности говорила: „Да-да, вот что я узнала“. Не важно, что я слышала, но вот факты в том виде, в каком я их представляю, как я их понимаю, как вижу. Поэтому я рекомендую вам выяснить все самостоятельно. Вы можете не соглашаться с тем, что найдете, но вот где я черпаю факты».

Раньше Вики любила Билла Клинтона, но любовь прошла, когда она заметила, что, выступая перед избирателями, он противоречит себе — «словно хамелеон». Передачи Лимбо помогли ей расширить свой политический кругозор, помогли увидеть Клинтона в истинном свете. «Я принялась чесать затылок, приговаривая: „В этом же нет никакого смысла“. Я не понимаю, зачем он так говорит, но я недостаточно разбираюсь в политике, чтобы понять. Поэтому я начала слушать Раша. И не только из-за его оценок.

Просто все, о чем он говорил, он прочитывал в газетах, он мог указать на источник информации, и в любом случае это была просто правда». Этот «источник информации» явно произвел на нее сильное впечатление. «Он говорит, откуда берет все сведения. Он не просто бросает слова на воздух и не берет их с потолка».

Программу Гленна Бека на «Fox News» Вики смотрела нерегулярно, однако отправилась в Вашингтон, чтобы 28 августа 2010 года принять участие в митинге «Восстановления чести» — том самом, который так встревожил моих объективистов с Манхэттена. Она была из числа правых, верующих в Бога, в которых Пол Белл видел великую надежду нации. Она не принадлежала ни к какой официальной церкви, но считала себя христианкой. «Я из числа поклонников Иисуса», — сказала она, снова доказывая, что можно быть одновременно последовательницей и плотника из Галилеи, и леди с Мюррей-Хилл.

Поездка на митинг Бека была ее шестой поездкой в Вашингтон с момента появления «Движения чаепития». «Я никогда не бывала в Диснейленде, — призналась Вики, — нов Вашингтоне есть что-то действительно волшебное и прекрасное — не просто пейзаж, но еще история, мысли и идеи, которые там зародились. Это воистину сердце свободного мира».

Интересно, почувствовала бы она то же самое в том месте, где живу я, в Гринвич-Виллидж. Здесь находилось последнее жилище Томаса Пейна, великого памфлетиста и философа эпохи Войны за независимость. Его последний дом находится на Гроув-стрит. Музыкальный бар «Marie’s Crisis», расположенный там на первом этаже, назван в честь цикла статей Пейна «Американский кризис».[165]

Мы заговорили о Джордже Вашингтоне. У него было гораздо больше поклонников, чем у Пейна — весьма радикальной личности. Он ведь даже не удостоился похорон на кладбище, поэтому на его последнем пристанище красуется не просто памятная доска. Я посоветовал Вики в следующий приезд посетить Маунт-Вернон. Меня удивило, что она никогда там не бывала. Всего полчаса езды от столицы по приятной дороге. Я-то думал, что участники «Чаепития», которые так часто говорят о своем почтении к отцам-основателям, в обязательном порядке совершают паломничество в усадьбу и к могиле нашего первого президента.

Еще мы немного порассуждали о Вашингтоне, округ Колумбия. Я подразнил Вики рассказом о начале 1980-х годов, когда любой гражданин запросто мог прогуляться по зданию Капитолия без всякого сопровождения, как и по Белому дому в день рождения Линкольна. Она в ответ охала и ахала, и не надо быть участником «Чаепития», чтобы испытать первозданный, детский восторг, когда представляешь Вашингтон во всем его великолепии. Это тот самый дух, какой находят ее единомышленники в работах Айн Рэнд, какой цепляет воображение американца, трогает людей вроде Вики Тауле, даже если они верят в Бога.

Сможет ли объективистская религия когда-нибудь стать таким большим зонтиком, который накроет и людей религиозных, и атеистов? Вики Тауле, Памела Геллер, Марк Меклер и им подобные, кажется, к этому и стремятся.

Целью митинга Бека, сказала Вики, было «узнать нашего Творца». Вот оно, очередное осквернение святейшей рэндианской терминологии. «Это было примерно так: „Послушайте, мы должны к этому вернуться. Мы должны вспомнить, что действительно важно, должны обрести веру“». Вики явно не разделяла — ине собиралась разделять — объективистского взгляда на наиважнейшую проблему альтруизма. Она считала, как и полагается хорошей христианке, что «тем людям, которые попали в затруднительное положение, тем, кому не повезло, мы должны протягивать руку помощи, поднимать их, возвращать на верный путь». Объективистская догма исключает всякие «руки помощи», однако Рэнд полагала, что те, кому оказывают помощь, должны заслуживать этой помощи.[166] Талмудистская концепция благотворительности, когда ты не знаешь, кому помогаешь, была ей совершенно чужда.

Мы поговорили об идеализации эгоизма у Рэнд. Вики одобряла эгоизм в том смысле, в каком он помогает людям «становиться все лучше и лучше». Она сказала: «Определенный уровень эгоизма хорош для личностного роста: вы тратите время на себя, чтобы стать лучше, а когда вы становитесь лучше, то поднимаете на новый уровень всех, кто вас окружает. Насколько я понимаю, человек так устроен, что любит делиться добром. Нам радостно видеть, как преуспевают окружающие».

Я упомянул об опасении, высказанном объективистами на встрече в манхэттенском ресторане, по поводу религиозного характера митинга «Восстановления чести» и поинтересовался, что она думает об атеизме «Атланта», как она к нему относится. «Я руководствуюсь принципом „живи сам и дай жить другим“, — сказала она. — Для меня Бог — основа существования. Каждое утро я просыпаюсь, полная признательности и радости. Так что лично я совершенно довольна жизнью. Вот так. Но если кто-то недоволен, меня это не задевает. До тех пор, пока мы уважительно относимся друг к другу и работаем для достижения одной и той же цели, которая для меня воплощается в личностной свободе». Однако упоминание о необходимости взаимного уважения породило вопрос: как можно сочетать религию, в особенности глубокую веру, с представлениями Айн Рэнд об эгоизме ис ее отрицанием альтруизма. Марк Меклер сумел разрешить это противоречие, притворяясь, будто его вовсе не существует. Что же касается Вики, у меня сложилось впечатление, что она попросту не вникла в суть рэндианской идеологии.

Не нужно старательно изучать «Атланта», чтобы понять, в какой мере там отрицается христианство. Однако антирелигиозность романа выражена сложным философским жаргоном, поэтому обычного читателя, такого как Вики, эта проблема, скорее всего, не беспокоит. Вместо того читателей привлекает характер Джона Галта, то, как он решительно уходит ото всех, когда его прекрасную работу хотят присвоить управляющие-социалисты с его фабрики. «Что меня по-настоящему подкупает, так это то, как он находит совершенно новый способ борьбы с грабителями. Он позволяет им выиграть партию, но само игровое поле оказывается гораздо, гораздо больше… аон даже инее ними играет. И в итоге выигрывает. Добро побеждает, оно всегда побеждает», — сказала Вики. Когда я поинтересовался, есть ли в книге какие-то моменты, с которыми она не согласна, она ответила: «Ни одного».

Для нее фраза: «Кто такой Джон Галт?» — звучит как призыв к свободе. Участники «Чаепития» много говорят о свободе, однако они вкладывают в это слово совсем не тот смысл, какой вкладывали в свое время Томас Джефферсон и Джон Адамс. Отцы-основатели говорили о свободе в самом простом смысле: они имели в виду самоуправление и свободу от внешнего давления. Новое определение — определение участников «Чаепития» — стремится загнать слово в рамки, обозначенные Рэнд, противопоставить использование государственных ресурсов «обеспечению всеобщего благоденствия» — задаче правительства, недвусмысленно заявленной в предисловии к Конституции, которая открыто противоречит принципам Рэнд.

Между прочим, у Томаса Пейна, некогда обитавшего в Гринвич-Виллидж, имелись идеи по поводу «всеобщего благоденствия», которые могут даже сегодня показаться левыми. В своем памфлете «Аграрная справедливость» он высказывался за налогообложение землевладельцев с тем, чтобы выплачивать обязательную сумму всем из «национального фонда, из которого каждому человеку по достижении им двадцати одного года будет выплачиваться пятнадцать фунтов стерлингов в качестве частичной компенсации за утрату его, или ее, природного наследства из-за введения системы земельной собственности». В брошюре «Права человека» он подробно расписывал план «приличного обеспечения ста сорока тысяч престарелых». Он выступал за прогрессивный подоходный налог и даже за денежные выплаты новобрачным и «живорожденным младенцам». Все это — ради всеобщего благоденствия.

Участники «Чаепития» не делают вида, будто реагируют на то же самое, всамделишное подавление и лишение свободы, настоящей свободы, за которую боролись отцы-основатели. Для наших современных патриотов «свобода» — это лозунг, слово, которое можно использовать, подписываясь в электронном письме или в каких-то иных случаях, обесцененное настолько, что отцы-основатели содрогнулись бы под своими напудренными париками. Участники «Чаепития» не учли, что эти странно одетые господа были радикалами, и вовсе не радикалами от капитализма. Они были и лицемерами

— некоторые сами владели рабами, — однако для своего времени они были самыми что ни на есть ультралевыми агитаторами.

В случае с Вики допустимое ущемление свободы распространялось не только на британских солдат, но и «на все расходы, на стимулирующие законопроекты, на объединенные законопроекты, и казалось, мы ничего не можем сделать. А Рик Сантелли появился на экране и сказал что-то о „Движении чаепития“, и — Боже мой, Интернет просто взорвался.

Следующее, что я помню: я нахожу в Мемфисе одного человека, и мы берем на себя ответственность, мы устраиваем собрания, и с этого все начинается». Меня удивила фраза «ничего не можем сделать». Еще как могли, и сделали, воплотили в жизнь, потому что тоталитарные Соединенные Штаты из «Атланта» нисколько не похожи на подавляемую корпорациями, плохо управляемую современную Америку, где господствуют правые настроения.

Вики была не единственная христианка среди фанатов «Атланта», собравшихся на митинг «Восстановления чести». Она сказала, что видела там множество наклеек с именами Айн Рэнд и Джона Галта, много плакатов. Лично у нее в душе книга находит отклик потому, что «мы тратим деньги, которых у нас нет. Мы должны оставить страну потомкам в лучшем положении, чем то, в каком она находится сейчас, а он[167] к этому не стремится. Он бездумно тратит средства. Он совершенно игнорирует волю народа. Даже когда сотни тысяч людей приходят в Вашингтон, чтобы заявить: „Мы этого не хотим!“. Вместо того чтобы сказать: „Знаешь, Америка, я работаю для тебя, я хочу выслушать тебя, мы хотим остановить этот поезд“, — он гнет свою линию». Она назвала это «откровенным неуважением ко всем», кто был на митинге, и, скорее всего, была права. Но неужели действительно так важно, что президент Обама не изменил своей политики после митинга Гленна Бека? Подозреваю, это такая же оплеуха, как и «фальшивый борт номер один», столь оскорбивший Марка Герра.

Вики сказала, что хочет основать организацию и устраивать «что-то вроде индивидуальных занятий» с целью «поддержать самооценку людей, которые так долго были подавляемы государством, что не смогли стать лучше и осуществить свои мечты». Наверное, поднимать самооценку людей — дело хорошее, так же как и подталкивать их к самосовершенствованию и осуществлению мечты. Но вот фразочка о «подавляемых государством» могла бы прозвучать на заседании партии «Черных пантер» в 1969 году.

Было нетрудно представить, чем будет вдохновляться подобная группа, — не столько политическая, сколько философская по своей сути. «Можно было бы взять на вооружение кое-какие идеи из „Атланта“», — сказала Вики.

Постскриптум: Я продолжал переписываться с Марком Герром, и наконец он написал, что пока не выбрал время для чтения работ Айн Рэнд. Буду держать за него пальцы крестиком.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.