Под Смоленском
Под Смоленском
Пример замполита. Отныне — «Смоленская»! «Летающий комиссар». Вручают гвардейские знамена. Заводской паренек. Мои боевые друзья — коммунисты.
Годы выветривают из памяти многие события давних лет, фамилии людей, черты их лиц. И все-таки память сохраняет тех, кто останется на всю жизнь. Для меня это — товарищи-политработники.
Шли изнурительные бои, гневным протестом в сердце каждого кипела горечь отступления. Затем наступало короткое время затишья. В такие дни мы наверстывали упущенное — летали на потрепанных в боях самолетах, отрабатывали с молодыми пилотами боевые маневры. А вскоре вновь шли на задания, неся на крыльях краснозвездных бомбардировщиков смерть и отмщение ненавистному врагу. И всюду плечом к плечу с командирами, бойцами шли в бой полпреды нашей партии в войсках — военные комиссары, политруки, замполиты. Горячим словом и личным примером они звали воинов на ратные подвиги.
...Железнодорожный мост вблизи станции Приднепетровской бомбили уже несколько раз, но он стоял невредим, словно заколдованный. Тогда на цель вылетел заместитель командира 2-го бомбардировочного авиаполка по политчасти майор Т. Г. Зимников со штурманом капитаном М. М. Федоровым. Тщательно проработав детали полета на земле, экипаж поднялся в воздух и взял заданный курс. Пилот точно сориентировался: учел направление ветра, машину направил параллельно мосту на предельно малой высоте и с первого же захода прямым попаданием экипаж накрыл цель, надолго застопорив движение вражеских эшелонов к линии фронта.
Майор Зимников в нашу дивизию прибыл в начале 1943 года. С первого же дня заместитель командира полка по политической части включился и в боевую работу, и в партийно-политическую. И всюду хватало его внимания, заботы о людях полка.
В батальоне аэродромного обслуживания, который обеспечивал полк, что-то не ладилось с питанием — то и дело сыпались жалобы на плохое качество пищи, на некомпетентность поваров. Каково же было удивление авиаторов, когда они вдруг увидели однажды своего замполита в белом халате и чепце: на кухне столовой он учил солдат-поваров кулинарному искусству. Ловко орудуя ножом, Тихон Григорьевич показывал, как шинковать капусту, как нарезать морковку и свеклу, как компоновать из всего этого настоящий украинский борщ. Потом он занялся тестом — и по столовой поплыл вкусный запах русских блинов. Майор Зимников держал «шефство» над поварами до тех пор, пока они не научились варить, парить и жарить. Сразу перестали поступать жалобы на качество приготовления пищи.
Помню, как полковые острословы откликнулись на столь неординарное событие в жизни боевого коллектива и поместили в стенгазете дружеский шарж на добровольного кулинара — рисунок и четверостишие:
Ас фашистский! Не взыщи,
Что тебя побили снова.
Ведь едим политборщи
Замполита Зимникова!
В качестве штурмана мне не раз приходилось летать с майором Зимниковым на боевые задания. Широкоскулое лицо, чуть грустные серые глаза, высокий лоб, вьющиеся черные волосы — таким запомнился мне Тихон Григорьевич. Что касается черт его характера, то главная из них, которую все сразу приметили, — это основательная хозяйственность, разумность в любом деле, за которое он брался.
Выполняя с майором Зимниковым порой очень ответственные боевые задания, застраховать себя от удара с земли или с воздуха мы, разумеется, не могли. А зная, как немцы расправляются с советскими комиссарами и коммунистами, с первого же полета условились с ним: в критической ситуации отбиваться до последнего патрона, бороться до последнего дыхания, но живым в плен не сдаваться. Потому-то каждый раз в полет брали с собой помимо пистолета и холодное оружие — финские ножи, а в кабину стрелка-радиста пристраивали и автомат с запасом патронов.
Помню, несколько удачных вылетов мы сделали с Тироном Григорьевичем в район Ельни — бомбили колонны танков, мотопехоты гитлеровцев — и каждый раз возвращались домой невредимыми, пополнив свой боевой счет.
* * *
Базирование дивизии в районе Кондрова, северо-западнее Калуги, было выбрано весьма удачно: отсюда мы свободно доставали до всех основных объектов противника в полосе своего и соседних фронтов. Однако интенсивность работы на три фронта давала себя знать: вскоре на доукомплектование убыли 6-й и 38-й бомбардировочные полки. Так что в середине сентября наша дивизия с тремя полками передислоцировалась на восток Смоленской области. Перебазировались мы в спешном порядке — после паузы Западный и Калининский фронты переходили в наступление. На новом же месте дивизии уже на следующий день поставили задачу — нанести удар по аэродрому Боровское, где, по данным воздушной разведки, было сосредоточено авиасоединение противника.
На подготовку времени явно не хватало. Выручили ранее накопленный опыт и желание летчиков на деле утвердить гвардейское звание. Первый удар мы нанесли по аэродрому противника четырьмя девятками Пе-2. Во главе колонны шел командир 123-го гвардейского бомбардировочного полка майор В. И. Дымченко и штурман капитан М. П. Попов.
По достоверным источникам мы знали, что немецкие летчики в 13 часов обедают в столовой, расположенной у границы летного поля. Поэтому налет приурочили к 13. 00 и пищеблок включили в состав объектов бомбардировки.
— Станет наша «закуска» не по зубам фрицам! — захлопывая над собой колпак кабины, заметил Дымченко своему штурману и повел четыре девятки пикировщиков на цель.
Полет усложнялся сплошной облачностью, закрывающей аэродром и его сооружения. Но остановить нас уже ничто не могло. Подходя к аэродрому, мы снизились до высоты 700–800 метров, прицельно отбомбились, не дав возможности немецким зениткам пристреляться к нашим самолетам.
О результатах работы можно было только предполагать, поэтому для верности удар повторили экипажи Пе-2 на исходе дня, в момент, когда пунктуальные немцы расселись ужинать.
Группу, теперь состоящую из двадцати семи бомбардировщиков, возглавляли командир 122-го гвардейского бомбардировочного полка подполковник С. Н. Гаврилов и штурман капитан А. Н. Медведев. По данным фотоконтроля и последующей проверки, после освобождения Боровского мы установили, что в результате двух налетов оказалось уничтожено около ста гитлеровцев и более пятидесяти самолетов.
Наступление войск Западного фронта возобновилось 15 сентября. На боевое задание в этот день вылетел и я со своим экипажем — штурманом младшим лейтенантом Ю. Н. Зотиковым и стрелком-радистом старшим сержантом Н. Закроевым. Возглавлял я тогда группу Пе-2 из трех девяток. В районе Ярцева (центральная часть Смоленской области) наша группа разгромила артиллерийские позиции врага и без особых осложнений возвратилась на свой аэродром.
А через два дня после штурма долговременных оборонительных сооружений войска Западного фронта освободили Духовщину и Ярцево.
На путях отхода противника мы разрушали мосты, станции, перегоны, способствуя наступлению наземных войск. С высоты полета с болью в душе наблюдали повсеместные пожары в Смоленске, Рославле, в деревнях и селах, где гитлеровские выродки уничтожали все, что еще сохранилось на смоленской земле к моменту их отступления. Платя фашистам за разбой, экипажи летали очень в трудных для полетов погодных условиях, на пределе возможного. Но никто не хотел и думать о вынужденной передышке.
22 сентября не стало среди нас замечательного летчика — командира 119-го гвардейского бомбардировочного авиаполка гвардии подполковника Григория Максимовича Маркова, его штурмана — меткого снайпера бомбовых ударов гвардии старшего лейтенанта В. Г. Харитича. Из рассказа стрелка-радиста гвардии старшины П. С. Немчинова, который входил в состав командирского экипажа и возвратился через два дня в полк, мы узнали подробности гибели пилотов.
...Из-за резкого ухудшения погоды командир авиаполка Марков приказал экипажам «пешек» бомбить запасные цели, а сам стал пробиваться к основному объекту. И пробился — все бомбы легли точно на вражеские самолеты, рассредоточенные по стоянкам аэродрома.
Злым зенитным огнем ответили с земли на дерзкий вызов одиночного краснозвездного бомбардировщика. И вот Марков видит: от прямого попадания зенитного снаряда загорелся левый мотор их машины. На полуслове умолк штурман. Вспыхнул разрыв справа от кабины — и осколком снаряда поражает командира экипажа. На запросы стрелка-радиста он отвечает слабым прерывистым голосом: тяжело ранен. С большим креном машина начинает снижаться, и уже совсем близко земля. Удар — и самолет превращается в огромный пылающий костер. Стрелок-радист успевает вырваться из пламени, но помочь пилоту и штурману уже ничем не может...
Я хорошо помню отважного командира полка подполковника Маркова. Собранный, волевой, в любое время дня и ночи готовый идти на любое боевое задание; для нас, ветеранов дивизии, для молодых пилотов он являл собой пример мужества, самообладания, беззаветного служения Родине. В дивизии знали, что отвага этого летчика проявилась уже в первые дни войны. В воздушном бою над Балтийским морем Григорию Максимовичу пришлось покинуть горящий самолет. С парашютом он сел на воду, в холодные волны Финского залива. Несколько часов боролся за жизнь и победил — добрался до берега. Теперь же ему суждено было сгореть в сражении с врагом на многострадальной смоленской земле...
* * *
Об освобождении Смоленска и Рославля мы узнали не из сообщения штаба 1-й воздушной армии. Пока офицер оперативного отдела переходил от аппарата к аппарату, армейские связисты, опередив его, отбили морзянкой: «Кричите «Ура!». Взяты Смоленск и Рославль!..»
В ночь на 26 сентября по радио мы услышали приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении соединениям и частям, которые отличились при овладении Смоленском и Рославлём, почетных наименований. Наша гвардейская бомбардировочная авиадивизия отныне стала называться Смоленской.
Приказ застал нас в суматохе нового перебазирования. Следуя за наступающими войсками, мы продвинулись на запад на пятьдесят километров. Штаб развернули в уцелевшей, но до нитки разграбленной немцами деревне Зиновино. Местные жители рассказали о зверствах оккупантов, показывали нам колодец, в который палачи свалили более двадцати расстрелянных сельчан «за связь с партизанами».
2 октября в освобожденном Смоленске состоялся многолюдный митинг. На том митинге было принято обращение к воинам частей и соединений, удостоенных почетного звания «Смоленские». В нем говорилось: «Трудящиеся Смоленска, освобожденного вами от фашистского рабства, шлют вам свой горячий привет и передают великую благодарность... Дорогие товарищи! Славные пехотинцы, кавалеристы, летчики-соколы, танкисты, минометчики, пулеметчики, артиллеристы, зенитчики, бойцы комсомольской инженерной бригады! В немецком рабстве томятся еще миллионы советских людей. И мы, смоляне, призываем вас, бойцов, офицеров и генералов Красной Армии: идите им на выручку, они с нетерпением ждут вашей помощи! Мы благословляем вас, храбрые воины, на новые ратные подвиги. Смело и бесстрашно бейте врага, ни днем, ни ночью не давайте ему покоя.
Бойцы, офицеры и генералы, освободившие город Смоленск! Вы носите наименование Смоленских. Это вселяет в нас чувство законной гордости и радости. Отныне мы с вами как единая семья. Вы наши почетные граждане, наши земляки».
Эти призывные слова жителей Смоленска глубоко взволновали каждого воина. На проведенных в полках митингах авиаторы-смоленцы заверили тружеников города, что они сторицей отомстят проклятым фашистам за все злодеяния, которые совершены ими на смоленской земле.
Наступление советских войск в те дни разворачивалось на широком фронте. Очищалась от врага Левобережная Украина, близилось освобождение Киева. Пленные немцы рассказывали о приказе Гитлера, который требовал от них ценой любых жертв удержаться на рубеже Днепра. Не имея возможности скрыть от немецкого парода правду об отступлении своих войск, геббельсовская пропаганда утверждала, что все делается по плану фюрера якобы в целях «выпрямления линии фронта» и «отрыва войск от противника».
На Западном фронте «выпрямляли линию» со скоростью двадцать километров в сутки. В кровопролитных боях под Ленино плечом к плечу с воинами 33-й армии в наступление шли солдаты и офицеры 1-й польской дивизии имени Тадеуша Костюшко под командованием полковника З. Берлинга. Эта дивизия была сформирована летом 1943 года по инициативе Союза польских патриотов и добровольцев-поляков, проживающих в нашей стране. Теперь годовщина боев под белорусским селом Ленино ежегодно отмечается в народной Польше как День Войска Польского.
Наступила осень 1943 года. Трудно приходилось всем родам войск, в том числе частям и органам тыла. Бездорожье. Там, где люди и техника двигались по дорогам, легче было не на много: разрушенные бомбами и снарядами, ослабленные осенней распутицей, дороги те мало соответствовали своему названию и назначению. Отступая, немцы разрушали все, что попадалось на пути, — не осталось ни одного целого железнодорожного полотна, ни одного моста, ни одного летного поля. Инженерно-строительным частям приходилось затрачивать на восстановление объектов большие силы, уйму времени. Понятно, не успевали. А из-за несвоевременной подготовки передовых аэродромов, доставки боеприпасов и горюче-смазочных материалов авиаполки отставали от войск, что резко снижало их наступательный порыв.
Накануне праздника Октября представилась возможность подтянуться ближе к линии фронта, и дивизия перелетела под Смоленск, заняла те самые аэродромы, которые мы совсем недавно бомбили.
Два местечка, где обосновалась наша дивизия, перед войной представляли собой крупные благоустроенные военные городки. Теперь тут громоздились сплошные развалины, не уцелело ни одного здания. Поэтому в день 7 ноября и последующие дни авиаторы соединения восстанавливали землянки, оборудовали самолетные стоянки, ремонтировали взлетно-посадочные полосы.
Переход к наступательным операциям предъявил новые, повышенные требования к партийной и воинской дисциплине. Необходимость разлома с воздуха глубоко эшелонированной, сильно укрепленной обороны противника обязывала авиаторов 3-й гвардейской бомбардировочной авиадивизии проявлять особую заботу о тесном взаимодействии с наземными войсками, о точных и безошибочных ударах. Четкое выполнение боевых приказов и распоряжений, эффективное использование техники и оружия в бою — все эти вопросы настоятельно вставали на повестку дня.
Иначе говоря, ужесточение борьбы с врагом, его упорное сопротивление наступательному порыву советских войск требовали от каждого авиатора не только отточенного мастерства, но и высокой личной ответственности, организованности и инициативы при выполнении боевых задач.
Эти важные вопросы политотдел дивизии и ставил во главу угла всей партийно-политической работы на данном этапе. Другой заботой всего партийно-политического звена стало разъяснение авиаторам и претворение в жизнь новых приказов Верховного Главнокомандующего и директив Главного политического управления Красной Армии.
Так, в приказе от 7 ноября 1943 года Верховный Главнокомандующий предписывал строжайше выполнять требования уставов и наставлений, приказов командиров и начальников, всегда и повсюду соблюдать образцовый порядок, крепкую дисциплину и высокую организованность.
Как же организовывали изучение таких документов в полках?
Ну вот, к примеру, заместитель командира 2-го бомбардировочного полка по политчасти майор Т. Г. Зимников с содержанием приказа Верховного Главнокомандующего сначала ознакомил весь политсостав и агитаторов подразделений. Говоря о дисциплине и организованности на земле и в воздухе, политработник, естественно, приводил примеры и факты из жизни своего полка. Затем Тихон Григорьевич предложил в каждой эскадрилье провести партийные и комсомольские собрания, посвященные теме приказа, выпустить серию боевых листков и стенгазеты, в которых подвергнуть острой критике тех, кто допускает отклонения в воинской дисциплине. Тут же рекомендовал рассказать о передовых воинах, их боевом опыте.
— О лучших наших товарищах мы издадим листовки, в которых поместим и их портреты. Такие листовки и благодарственные письма пошлем на родину, — сказал замполит и в конце совещания, на мой взгляд, весьма к месту зачитал пламенные строки из письма В. И. Ленина к рабочим и крестьянам, оборонявшим Петроград от нашествия Юденича в октябре 1919 года.
— Этот ленинский призыв, — закончил Зимников, — и есть наша боевая программа. Его следует довести до сознания всех бойцов и командиров и понимать ленинские слова как приказ Родины...
Мне случилось присутствовать на этом совещании, и я должен сказать, что Тихон Григорьевич Зимников провел его на высоком профессиональном уровне, с эмоциональной приподнятостью, безусловно, с большой пользой для дела.
Поддерживая Зимникова и других политработников полков в их стремлении использовать все средства агитации и пропаганды для улучшения дел в подразделениях, я сумел договориться с нашими шефами — представителями Краснопресненского района Москвы — о том, чтобы они организовали в нашей дивизии просмотр пользующихся особой популярностью у воинов кинофильмов: «Ленин в Октябре», «Чапаев», «Валерий Чкалов», «Мы из Кронштадта», «Волочаевские дни», «Парень из нашего города».
Впоследствии нам удалось не только прокрутить перечисленные фильмы в полках, но и организовать встречи с некоторыми из артистов, снимавшихся в этих фильмах.
Просмотр патриотических картин, встречи с полюбившимися актерами оказывали на воинов-авиаторов большое воспитательное влияние, разжигали желание скорее покончить с ненавистным врагом.
* * *
Большим событием в жизни нашей авиадивизии стало вручение полкам гвардейских знамен. Как сейчас помню строй перед самолетами — тех, с кем вместе ходили в атаки. Командиры полков подполковники С. Н. Гаврилов, В. И. Дымченко, майор Н. К. Зайцев приняли Красные знамена из рук заместителя командующего 1-й воздушной армией генерал-майора авиации А. К. Богородецкого. С гордостью прикрепили на гимнастерки гвардейские значки мои боевые товарищи. Потом нас горячо поздравили шефы — рабочие и работницы Красной Пресни. Они привезли подарки, письма, наказы своих трудовых коллективов. Общение с шефами, да еще в такой знаменательный день, подняло настроение всем авиаторам. Для нас такие встречи были словно свидания с родным домом, символизировали кровную связь народа с армией.
Невольно припоминается, как наши шефы приглашали к себе на предприятия и заводы: «Вот окончится война...» Особенно агитировали специалистов инженерно-авиационной службы. Возросшая квалификация и опыт наших инженерно-технических кадров позволили уже к тому времени освоить скоростной метод ремонтных и профилактических работ на материальной части, обеспечивая при этом их надежное качество. А в том, что дивизия стала гвардейской, большая заслуга конечно же принадлежала и нашему инженерно-техническому составу, организаторам инженерно-авиационной службы — коммунистам инженер-подполковнику Н. А. Зиханову, инженер-майору А. А. Голубеву, инженер-капитану Н. П. Клименко, старшему технику-лейтенанту В. Н. Фаренюку.
Узами крепкой фронтовой дружбы связала меня война со старшим инженером дивизии Н. А. Зихановым. Спокойный в любой обстановке, Николай Александрович дело свое знал хорошо, любил и, помню, как-то легко ему удавалось доставать все необходимое, что требовалось для боевой работы. Случалось, что в полках недоставало каких-то запчастей. Не ожидая, когда они поступят по разнарядке, наш инженер садился на У-2 и летел к главному инженеру воздушной армии — пустым оттуда он никогда не возвращался.
Николай Александрович, между прочим, управлял «кукурузником» сам. И вот однажды возвращался он из очередной «побывки» на складах воздушной армии. Самолет, можно сказать, едва летел: на плоскостях У-2 были прикреплены две подмоторные рамы для «пешек», была до отказа заполнена запчастями и кабина летчика. И вдруг из-за облаков на него стремительно рванулись два «фоккера»...
В тот день, а случилось это 18 февраля, я возвращался из политотдела армии тоже на У-2. Маршрут от Сырокоренья до нашего Коровина пролегал над заснеженными смоленскими полями, изредка под самолетом проплывали небольшие перелески, кустарники. В воздухе было спокойно, но по опыту я знал — ухо держи востро: немцы любили выслеживать в прифронтовой полосе одиночные транспортные да связные самолеты, а потом нападали на них. За каждый сбитый У-2 немецким летчикам давали Железный крест.
Я летал на своем беззащитном У-2, всячески соблюдая меры предосторожности: на бреющем опускался в балки, прижимался к лесным опушкам и, крутя головой чуть ли не на все 360 градусов, зорко всматривался в серое февральское небо. В этот раз на середине пути где-то по курсу я заметил пожар. Сильный ветер стлал по земле полосу черного дыма. Подлетаю ближе, вижу: горит У-2. Рядом с ним летчик в кожаном реглане нараспашку — машет руками, зовет на помощь. Я покачал машину с крыла на крыло и, выбрав вблизи ровное место, произвел посадку. Ко мне тут же подбежал пилот с горящего самолета, в котором я узнал нашего инженера.
— Что случилось, Коля? — спрашиваю Зиханова.
— «Фоккеры», сволочи!.. Подожгли с четвертой атаки. Мне с грузом, подвешенным под крыльями, хоть плачь: нельзя ни маневрировать, ни прибавить газу...
Николай Александрович, расстроенный, что не смог спасти самолет, рассказал о подробностях встречи с фашистскими истребителями. Дело в том, что немцы пытались добить летчика и после его посадки — принялись пикировать и осыпать его очередями из пулеметов. Зиханов отбежал в сторону, пытался замаскироваться в снегу, но снег оказался очень твердым и зарыться в него не удалось. Судьба, что ли, смилостивилась: ни пуля, ни снаряд его тогда не задели, а фашисты, считая, что летчик убит, ушли восвояси.
Смотрел Николай Александрович на свой полыхающий У-2 и с досадой говорил:
— Жалко машину. На редкость летучей была...
— А я поздравляю тебя со вторым рождением, — поддержал я Зиханова и, устроив инженера в свой «кукурузник», пошел на взлет, домой...
Словом, знали шефы-краснопресненцы, кого отбирать себе на послевоенные дела в народное хозяйство. Наша-то дружба с тружениками Краснопресненского района столицы зародилась еще в июньские дни 1942 года, когда дивизия базировалась на подмосковных аэродромах. Она развивалась и крепла с каждым месяцем. Многие предприятия района райком партии распределил и закрепил за полками дивизии, так что встречи с москвичами каждый раз выливались в настоящую братскую манифестацию.
С глубоким уважением мы относились к инициатору и главному организатору шефских связей заведующему военным отделом Краснопресненского РК ВКП(б) М. С. Федорову, большому энтузиасту этого дела. Все выезды делегаций краснопресненцев организовывал и возглавлял он сам. А в дивизии надежным связным между политотделом и райкомом партии стал мой помощник по комсомольской работе — неутомимый и расторопный капитан Д. Б. Одноглазов.
Специальных делегаций для связи с шефами мы — по понятным причинам военного времени — не посылали, но старались использовать служебные поездки авиаторов и в столицу, и на авиационный завод, где получали самолеты. Заезжали к шефам наши пилоты и после излечения в тыловых госпиталях — всех на Красной Пресне встречали и принимали, как родных.
А вот над детскими учреждениями района мы шефствовали особенно внимательно. По инициативе комсомольцев в дивизии собирались значительные суммы денег на приобретение детям школ и дошкольных заведений подарков, на покупку им одежды, обуви. Только к 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции от дивизии на нужды ребят поступило 70 тысяч рублей.
Сохранились письма, в которых юные краснопресненцы и их воспитатели благодарят нас за отеческую заботу. Сейчас эти волнующие документы — уже история. Я приведу некоторые из них.
«Бойцам и офицерам 3-й Смоленской авиачасти.
Средняя мужская школа № 105 и средняя женская школа № 592, находящиеся на 4-й улице Шелепихи, дом 15, Краснопресненского района гор. Москвы, получили от вас четыре тысячи рублей (4000 рублей) на подарки учащимся к празднику Великого Октября. Эти деньги были вручены вместе с ордерами на пошив обуви, платьев и верхней одежды детям фронтовиков, инвалидов Отечественной войны и детям воинов, погибших в боях за Родину.
То, что вы, защищая Родину, не забыли прислать к празднику деньги и подарки, тронуло до слез и детей, и сотрудников школы. Спасибо вам, дорогие, за эту заботу. Учащиеся отличной учебой ответят на это.
Желаем вам боевых успехов, сталинские соколы! Бейте ненавистных оккупантов, сделавших многих ребят сиротами и калеками.
Директор школы А. Леонова,
Председатель учкома Татьяна Романович,
комсорг школы К. Морозова ».
Или вот письма ребят.
«Бойцам и командирам 3-й Смоленской гвардейской дивизии.
Я, ученик 5-го класса «Б» 110-й средней школы г. Москвы, получил от вас к празднику Октября 150 рублей. Спасибо вам за оказанную помощь. Мой отец, подполковник, тоже на фронте. Мама умерла в 1941 году. Я живу у тети со своим младшим братом. Учусь на «хорошо» и «отлично». Дисциплина у меня тоже хорошая. Буду стараться учиться еще лучше.
Мне очень хочется переписываться с вами.
Желаю вам здоровья и больших успехов в боях за Родину.
Гриша Потапов.
Мой адрес: Москва, 69, Скатерный пер., д. 3, кв. 3».
«Дорогие бойцы и командиры нашей любимой доблестной Красной Армии!
Мы, ученицы 2-го класса «А» 81-й школы Краснопресненского района, шлем вам, дорогие, наш горячий привет и лучшие пожелания. Большое спасибо за деньги, которые вы нам, школьникам, прислали. Мы их отдали мамам. Они знают, что на них купить.
Наши отцы вместе с вами сражаются против немецких захватчиков. Обещаем вам учиться и вести себя отлично.
До свидания, дорогие! Желаем вам скорее прогнать врагов с земли нашей Родины и вернуться здоровыми домой.
Ученицы 2-го класса «А» 81-й школы:
Журавлева Лена,
Нестерова Маня,
Журавлева Тома ».
Трудно что-либо добавить к этим трогательным письмам военного лихолетья.
* * *
В последних числах марта мне выпала поездка в Москву, в Центральный авиационный госпиталь. Конечно же заехал в Краснопресненский РК ВКП(б). Как дорогого гостя приняли меня в райкоме наши шефы, первый секретарь райкома Нина Васильевна Попова.
Не раз Нина Васильевна приезжала к нам в дивизию, выступала перед авиаторами, душевно беседовала с бойцами. Мы знали об организаторском таланте этой молодой, энергичной и трудолюбивой женщины. Воспитанная в рабочей семье, с 1925 года она активно работала в комсомоле. В годы войны Нина Васильевна — первый секретарь районной партийной организации, после войны — секретарь ВЦСПС, председатель Комитета советских женщин, вице-председатель Международной демократической федерации женщин. В 1958 году Нина Васильевна становится председателем Президиума Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, с 1961 года — членом ЦК КПСС. Многие годы она являлась депутатом Верховного Совета СССР. Ее общественная работа в защиту дела мира отмечена Международной Ленинской премией.
В ту поездку в Москву мне навсегда врезалась в память и другая встреча — случайная, уличная.
...Я стоял у двери трамвая, собирался уже выходить на остановке. Достал серебряный портсигар, врученный мне командующим воздушной армией, и приготовился закурить. Вдруг сзади мальчишеский голос:
— Дяденька, не откажите папироску.
Я оглянулся и увидел чумазого паренька — на вид лет пятнадцати. Одет он был во что бог послал: явно не по плечу демисезонное замызганное пальтишко, на макушке головы замасленная кепка.
— Мал еще! — строго ответил юному курильщику.
— Закурить — так мал, а на работе только и слышишы «Давай, давай, не отставай! Ты же мужчина!..»
Кольнуло в сердце. Я спросил паренька:
— Работаешь на заводе?
— Ага, слесарем по сборке автоматов.
— А куришь-то давно?
— С того дня, как на отца похоронку получил и пошел на завод...
Я внимательно смотрел на юношу — худое бледное лицо с каким-то землистым оттенком, узкие угловатые плечи, уставшие глаза — и понимал, что говорит он правду. Его не обошла война — опалила скорбью по убитому отцу, отправила, еще совсем по-детски неокрепшего, на завод ковать оружие победы. Захотелось чем-то порадовать паренька, приласкать по-отцовски. Но трамвай остановился.
— Извини, браток, не знал... — только и успел сказать, потом крепко прижал парнишку к себе и почти машинально вложил в его ладонь серебряный портсигар, наполненный папиросами.
Прошло с той случайной встречи много лет. Признаюсь, поступил я тогда весьма не педагогично, но не жалею об этом до сих пор.
* * *
Уезжал я из Москвы вечером 26 марта. Столица салютовала войскам, которые вышли на реку Прут — на нашу государственную границу. Салют в честь очередной победы!
Возвратился в дивизию и узнал последние новости: в соединении произошли значительные перестановки. От нас убыл начальник штаба гвардии полковник В. М. Толстой, назначенный с повышением. Его заменил полковник А. С. Очнев. Мой заместитель гвардии подполковник С. Ф. Тяпков получил назначение на должность заместителя командира по политчасти — начальника политотдела 233-й штурмовой авиадивизии. На его место прибыл майор Б. С. Харабадзе. Агитатором политотдела назначили капитана П. М. Березина — до войны он работал преподавателем средней школы.
Опираясь на опыт и сплоченность нашего коллектива, новые товарищи быстро включились в работу. Майор Харабадзе, следуя традиции «летающих комиссаров», вскоре сдал зачеты по штурманской подготовке и наравне с другими стал летать на боевые задания. Петр Михайлович Березин готовился по программе летчика-наблюдателя.
Тогда же проводили мы на курсы командиров авиационных соединений заместителя командира дивизии Героя Советского Союза подполковника М. И. Мартынова. Вместо Михаила Ивановича к нам прибыл Герой Советского Союза подполковник Г. А. Таряник.
Расставаясь с давним фронтовым другом Михаилом Ивановичем Мартыновым, я испытывал неуютное чувство какой-то потери. Уехал он — и стало как-то пустынно. Немногословный, но щедрый на доброту, исключительно деловой и неутомимый в работе, Михаил Иванович пользовался в дивизии большим уважением. Успешно справляясь с прямыми служебными обязанностями, подполковник Мартынов немало времени и внимания уделял нам, работникам политотдела: консультировал, советовал, учил всему, что касалось летной и боевой подготовки. Бок о бок мы прошли с ним два трудных года войны, вместе летали на боевые задания, делили пополам все радости и невзгоды. Конечно, я не мог и помышлять, чтобы догнать Михаила Ивановича в боевом мастерстве, откровенно преклонялся перед его опытом и всегда тянулся за ним в летных делах.
Эту крепкую фронтовую дружбу мы сохраним и пронесем сквозь долгие годы.
Быстро, помню, сработались мы в политотделе дивизии с моим новым заместителем Борисом Сергеевичем Харабадзе. В выполнении всех стоящих перед политотделом задач он играл самую активную роль. С южным складом характера, эмоциональный, подвижный, с чувством юмора, он в то же время во всем умел проявить рассудительность, холодный расчет, дальновидность.
В дни моего отсутствия в политотделе заместитель, не сбиваясь с ритма, энергично организовывал боевую деятельность политотдельцев. Часто Борис Сергеевич и сам бывал в подразделениях дивизии. А освоив Пе-2, стал летать на боевые задания и показал себя храбрым и находчивым в бою.
Хорошо работалось мне в гвардейской Смоленской с такими людьми!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.