Приложение 1. Атомный проект

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Приложение 1.

Атомный проект

Юрий Александрович Иванов, кандидат исторических наук

Шел 1944 год — четвертый и предпоследний перед Великой Победой год кровавой и изнурительной войны с фашистской Германией. Войны не на жизнь, а на смерть, войны на выживание. Уже произошел такой важный и долгожданный для нас перелом. Уже состоялись Сталинград и Курск. Фашистские войска откатывались все дальше и дальше на Запад. Красная Армия приближалась к нашим довоенным границам, но каждый километр этого победного пути давался нелегко. Каждая пядь Отчизны была обильно полита кровью и потом наших солдат, за каждый освобожденный участок родной земли было заплачено многими жизнями.

Немалый вклад в Победу внесли наши разведчики: как те, кто на поле боя добывал бесценные сведения о находящихся по другую сторону фронта войсках противника, так и те, кого принято называть «бойцами невидимого фронта». Они в глубоком тылу врага, вдали от Родины, от дома честно и мужественно выполняли свою ответственную и нелегкую работу. Скорое окончание войны, увы, не давало поводов для того, чтобы расслабиться и перевести дух. Более того, перед разведкой вставали новые, не менее сложные задачи, нацеленные уже в послевоенное будущее.

Еще в апреле 1943 года состоялось решение Государственного комитета обороны о начале работ по атомному проекту. Стоял вопрос о создании нового, невиданного по мощности, способного уничтожить все живое на земле оружия — атомной бомбы. Информация, которую получала в то время Москва от наших разведчиков, и которая, как мы знаем сегодня, была подлинной и достоверной, свидетельствовала об интенсивных ядерных исследованиях, ведущихся в Германии, Англии, Канаде, США. Задержка с началом работ над советским проектом грозила увеличить разрыв между нашими атомными наработками довоенного периода и американским ядерным «проектом Манхэттен», могла стать причиной нашего многолетнего отставания в этой сфере. Американцы, кстати, прогнозировали, что при самых благоприятных обстоятельствах Советский Союз сможет создать атомную бомбу не раньше 1952 года.

Возглавивший группу ученых-ядерщиков (всего около 100 человек), знаменитую сегодня «Лабораторию-2», Игорь Курчатов утверждал в этой связи: «Нельзя упускать время. Победа будет за нами, но мы должны заботиться и о будущей безопасности нашей страны». О том, что Кремль придавал вопросу создания атомной бомбы приоритетное и первостепенное значение, свидетельствует, например, тот факт, что руководитель проекта И. Курчатов был осенью 1943 года избран действительным членом Академии наук СССР. Однако было известно, что до этого его дважды «прокатывали», а «Лаборатория-2», хотя формально и осталась в составе Академии наук, на деле стала подчиняться непосредственно Совету Народных Комиссаров.

Надо сказать, что сроки выполнения атомного проекта определялись не только ходом работ в Москве, в Курчатовской лаборатории, но и положением дел у наших конкурентов. Работы над «проектом Манхэттен» были строго засекречены, но уже в 1944 году нашей разведке удалось собрать достаточно сведений об успехах и проблемах американцев. Другой задачей, поставленной перед внешней разведкой, стала «охота» за передовыми технологиями, которыми в то время располагали наши союзники по антигитлеровской коалиции.

СССР нужно было укреплять свою обороноспособность, чтобы не отстать в уже начинающейся гонке вооружений от других стран. Советская атомная бомба должна была показать всему миру военную мощь и неустрашимость Советского Союза, стать демонстрацией достижений социалистической общественной системы. Можно также сказать, что советский ядерный проект стал наглядным примером служения передовой науки политическому режиму.

Не стоит все же преувеличивать в этом случае значение идеологического фактора. Хотя восприятие внешнего мира Кремлем действительно вполне походило на психологию осажденной крепости, нельзя было не признать, что во все времена любые разведки мира, осуществляя свою деятельность, не проводили большого различия между противниками и союзниками. Как гласит известное выражение, приписываемое сегодня различным политикам прошлого от Пальмерстона до Черчилля, «у государств нет постоянных друзей и противников, а есть постоянные интересы», и это, видимо, еще в большей мере относится к такому специфическому инструменту государства, как разведка. Крупный американский политик и разведчик Аллен Даллес, много лет возглавлявший Центральное разведывательное управление США (1953–1961 гг.), писал о главной задаче любой разведки следующее: «Желание заранее получить информацию, несомненно, уходит корнями в инстинкт самосохранения». А когда речь идет о самом существовании государства, естественно, все остальные соображения на сей счет утрачивают свою значимость.

В этой связи правомерно, на наш взгляд, поставить вопрос, а не предохранило ли мир создание атомного оружия от самоуничтожения в серии мировых войн. Ведь только в течение первой половины уходящего XX века человечество пережило два ужаснейших мировых побоища, искромсавших и разрушивших экономические базы и социальные структуры многих стран, отобравших десятки миллионов человеческих жизней, искалечивших сотни миллионов человеческих судеб. И вполне возможно, что таких войн во второй половине столетия удалось избежать, потому что развитие науки привело к созданию принципиально нового вида оружия небывалой разрушительной мощи, сама угроза применения которого сдерживала потенциального агрессора, заставляла его всерьез подумать о неминуемом и страшном возмездии. Новых больших войн, к счастью, не состоялось. Не состоялись они не только потому, что в мире появилось атомное оружие, но прежде всего потому, что это оружие почти одновременно появилось в военных арсеналах двух государств-антиподов, двух главных политических, военных и идеологических противников — Соединенных Штатов Америки и Советского Союза. Создание советского атомного потенциала определило судьбу страны и мира на многие десятилетия. Гарантированная стабильность — это то, что обеспечивало нам ядерное оружие в течение прошедших пятидесяти лет. Признания и благодарности за это заслуживают как наши знаменитые ученые, техники и рабочие, непосредственно занятые в атомном проекте, так и советские разведчики. Можно сказать, что усилия наших сотрудников спецслужб и многих из тех американцев, снабжавших их ценной информацией, достигли цели, которую они ставили перед собой.

С тех пор, как произошли события, а которых пойдет речь, минуло более полстолетия, и многое из того, что в те годы творилось в глубокой тайне и было известно очень узкому кругу лиц, через некоторое время стало достоянием гласности. Хотя есть немало оснований считать также, что многие факты до сих пор остаются под покровом секретности, которая всегда и везде сопровождает разведчиков и контрразведчиков.

С началом холодной войны главной задачей комитетов по антиамериканской деятельности обеих палат конгресса США была «охота на ведьм» с целью разгрома и подавления коммунистических и всех так называемых левых организаций. Нечто подобное происходило в те годы и в Канаде. Обвинения в «подрывной коммунистической деятельности» были выдвинуты против большого числа государственных служащих и общественных деятелей — от министра обороны до председателей отраслевых профсоюзных комитетов. От периода «маккартизма», названного так по имени главного гонителя «красных» — американского сенатора-республиканца от штата Висконсин Джозефа Маккарти, остались многие тома докладов и стенографических отчетов (слушаний) о заседаниях многочисленных комитетов и комиссий. Эти анналы инквизиции посвящены главным образом всяческому очернению американских «левых». Но поскольку их авторы, наряду со всеми другими смертными грехами, приписывали своим жертвам как правило и сотрудничество с советской разведкой, в этих документах подчас содержатся любопытные факты, оценки и признания именно в этой области.

Совершенно очевидно и естественно, что в годы Второй мировой войны наши разведчики немало сделали для того, чтобы добыть информацию о новейших военных технологиях за рубежом, в первую очередь в Соединенных Штатах, которые и тогда занимали в этой области самые передовые рубежи. Много было сделано в этой сфере работниками советской правительственной закупочной комиссии, костяк работников которой составляли военнослужащие. Была получена и переправлена в Москву весьма ценная информация в области танко- и авиастроения. В одном из докладов комитета палаты представителей по антиамериканской деятельности, опубликованном в 1951 году, говорилось следующее: «Сталин имел относительно промышленности США настолько же полную и подробную информацию, как и сведения, которыми располагало правительство самих Соединенных Штатов».

В значительной степени тому, что Москва была в курсе американских технических успехов, в немалой мере способствовало отношение в годы войны и послевоенный период многих американских граждан к Советскому Союзу. В СССР видели единственную силу, которая реально сражалась с нацизмом в Европе, и долгое время, по существу, в одиночку, потому что западные союзники не спешили с открытием второго фронта. Это побуждало многих американцев, и не только левых, передавать советским гражданам оборонную информацию, чтобы как-то помочь союзнику.

Необходимо отметить, что, вступая в ядерную гонку с Западом, в первую очередь, конечно же, с США, Советский Союз находился в неравных условиях. До начала войны во многих странах Запада и в Советском Союзе проводились научные исследования в ядерной области, и судьбе было угодно, чтобы после начала военных действий лучшие умы и специалисты оказались на стороне антигитлеровской коалиции. Политическое руководство США, Англии и Канады гораздо раньше Кремля оценило огромный военный потенциал таких исследований. С середины 1940 года исчезают открытые публикации по этой тематике, а усилия специалистов сосредоточиваются на поисках путей создания ядерного оружия. Позже программы и ресурсы трех стран (США, Великобритании и Канады) были объединены в «проекте Манхэттен», который осуществлялся в Соединенных Штатах. Работы по этому проекту стоили миллиарды долларов и были так законспирированы, что о них в конгрессе США знали только два человека — председатели комитетов по делам вооруженных сил.

До нападения Германии на Советский Союз в нашей стране тоже велись весьма успешные исследования в области ядерной физики. Еще в 30-е годы в институтах Москвы, Ленинграда и Харькова были выполнены работы в этой области, признанные во всем мире. Военное значение урана уже тогда не вызывало сомнений у некоторых наших физиков. К сожалению, война прервала научные исследования советских ученых. Часть экспериментальной базы оказалась либо на оккупированной немцами территории, либо осталась в блокадном Ленинграде. Не было нужных материальных средств, страна была вынуждена бросить свои лучшие научные силы на совершенствование оружия, так необходимого в тот момент фронту.

Работы по ядерной тематике, возобновленные в СССР, как отмечалось выше, в 1943 году, сразу же столкнулись с большими трудностями. Было упущено время, а наверстывать упущенное, да еще в военных условиях — очень непростая задача. Необходим был дееспособный научный коллектив, а война разбросала во все концы даже тех сравнительно немногочисленных специалистов, которые работали на этом направлении исследований до войны. Сразу же возникли сложности с необходимым сырьем и оборудованием. Может быть, единственное, в чем советские создатели ядерного оружия не испытывали недостатка, была информация о работах ученых на Западе, которой их снабжала разведка. Судя по некоторым, на сегодняшний день рассекреченным документам, речь шла о сотнях единиц информации. Между тем Курчатов сетовал на недостаток технических подробностей, хотя в то же время писал: «Естественно, что получение подробного технического материала… из Америки является крайне необходимым».

Такая высокая степень информированности советской разведки о совершенно секретных работах в ядерной области, осуществлявшихся в Соединенных Штатах, может быть объяснена только тем, что ее резиденты работали с весьма широким кругом лиц, так или иначе имевших отношение к «проекту Манхэттен». Среди них были очень разные люди. Одни оказывали помощь Советскому Союзу в силу своих убеждений. Например, Клаус Фукс, в прошлом немецкий коммунист, благодаря которому в течение нескольких лет в Москву поступала исчерпывающая информация о ходе английских, а затем и американских работ над атомной бомбой.

Но и Фукс многого не знал из-за системы суперсекретности, а также еще и потому, что ряд важных исследований проводились за пределами главных лабораторий. Были и десятки других людей, полагавших своим долгом помочь сражавшемуся с фашизмом Советскому Союзу и при этом придерживавшихся отнюдь не коммунистических убеждений. Авторы вышеупомянутого доклада комитета палаты представителей по антиамериканской деятельности с удивлением отмечали, что среди людей, сотрудничавших с советской разведкой, были «молодые американцы, воспользовавшиеся некоторыми из величайших преимуществ и выгод, которые предлагает наша страна». Доклад перечисляет несколько десятков фамилий. Но для того, чтобы понять размеры операции, уместно сослаться на мнение Анатолия Яцкова, работавшего в 40-х годах в Нью-Йорке под именем Яковлев, который утверждает, что не менее половины наших агентов, так или иначе вовлеченных в «атомные дела», так никогда и не были разоблачены Федеральным бюро расследований.

Итак, шел 1944 год. Весной этого года Михаил Абрамович Мильштейн почти четыре месяца «путешествовал» по Соединенным Штатам Америки и Канаде. Доклад комитета по антиамериканской деятельности палаты представителей содержит любопытные сообщения о поездке Михаила Абрамовича. Он прибыл в Нью-Йорк 3 апреля под именем Михаила Мильского вместе с Григорием Косаревым: оба в качестве дипломатических курьеров. В докладе утверждалось, что контрразведке США был хорошо известен подлинный статус прибывших, и с первых же шагов по американской земле они находились «под колпаком». ФБР пристально следило за всеми передвижениями московских «гостей», их встречами и контактами. В докладе, например, приводится фактический отчет о командировке. Там говорилось о том, что М. Мильштейн прибыл в страну, чтобы проинспектировать работу ГРУ за океаном, а перед Г. Косаревым, утверждается в этом документе конгресса, были поставлены аналогичные задачи, но уже по линии НКВД.

Высокопоставленные курьеры 15 апреля отбыли в Мехико через Ларедо (шт. Техас), а 10 мая вернулись в Соединенные Штаты через пограничный пункт в Эль-Пасо (шт. Техас). В мае они побывали в Калифорнии, где инспектировали советские консульства в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, а также в Портленде (шт. Орегон). В начале июня вернулись в Нью-Йорк и выехали в Канаду, где пробыли две-три недели. В июле они снова в Нью-Йорке и Вашингтоне, а в конце месяца вылетают в Москву.

Доклад комитета не содержит никаких конкретных сведений о встречах М. А. Мильштейна с американцами в ходе этой поездки. Но в докладе канадской Королевской комиссии по борьбе со шпионажем, опубликованном в июне 1946 года, упоминаются некоторые детали его пребывания на этот раз в Канаде. Например, указывается воинское звание М. А. Мильштейна — полковник и его псевдоним «Командир». Авторы доклада Королевской комиссии сообщают, что он встречался не только со своими коллегами, работавшими под крышей посольства, но и с некоторыми агентами из числа канадских граждан. В докладе утверждается, что в ходе этих встреч его особенно интересовала возможность получения канадских паспортов и других документов для легализации агентуры.

Авторы американского доклада считают, что в общих чертах результаты инспекционной поездки М. Мильштейна и Г. Косарева известны. Констатируется, например, что «Мильский и Косарев были удовлетворены рабочей сетью, созданной разведкой Красной Армии и НКВД в Канаде, и остались очень недовольны операционной деятельностью в Соединенных Штатах. Результатом этой инспекционной поездки стали отзыв многих лиц, действовавших в Соединенных Штатах, и их замена через некоторое время более энергичными разведывательными агентами».

Так, например, совершенно неожиданно в старых американских и канадских государственных документах можно наткнуться на сведения, которые приоткрывают завесу секретности над еще одной интересной стороной профессиональной деятельности М. А. Мильштейна. Сегодня далеко не секрет, что во имя максимального ускорения сроков создания советской атомной бомбы ученые-атомщики активно использовали в своей работе разведывательные данные, добытые за океаном. Информация, полученная подобным путем, оказала большое влияние на успех дела. Не знаем, как с точки зрения конспирации следует оценивать факт обсуждения в докладах парламентских комитетов США и Канады хода и результатов зарубежной командировки Мильштейна и Косарева, но то внимание, которое американские государственные службы уделили визиту советских эмиссаров, говорит о многом. Если же рассматривать поездку М. А. Мильштейна в Северную Америку в широком контексте советской разведывательной деятельности в этом регионе, становится понятным, что в обеспечении нашей страны информацией о новейших военных технологиях, позволившей сделать рывок вперед и вырваться из ядерного цейтнота, создать бомбу за предельно короткий срок — четыре года, есть и его, может быть, незаметный, но весьма весомый вклад.