Соли радия – радиоактивные вещества

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Соли радия – радиоактивные вещества

Адрес для телеграмм: Радий – Ножан-сюр-Марн,

* * *

Все эти плодотворные работы ученых в разных странах, организация производства радия и первые врачебные опыты осуществились в конце концов благодаря тому, что юная блондинка, движимая горячей любознательностью, в 1897 году выбрала темой своей диссертации изучение лучей Беккереля; благодаря тому, что она угадала в уранините присутствие нового химического элемента и, присоединив к своим силам силы мужа, доказала существование этого элемента, выделив чистый радий.

И вот 25 июня 1903 года эта женщина стоит у черной доски в небольшой аудитории Сорбонны, в «студенческой аудитории», куда можно попасть по скрытой винтовой лестнице. Прошло больше пяти лет с тех пор, как Мари приступила к теме своей диссертации. Закружившись в вихре крупнейшего открытия, она долго откладывала защиту докторской диссертации, не имея времени соединить в целое необходимые для этого элементы. И вот теперь она перед судом ученых.

По обычаю, она вручила своим оппонентам – Липпманну, Бути и Муасану – на рассмотрение текст своей работы «Исследование радиоактивных веществ». И – событие невероятное – она купила себе новое платье, черное, шелк с шерстью. Говоря точнее, Броня, приехавшая в Париж на защиту диссертации, пристыдила Мари ее заношенными платьями и насильно повела в магазин. И уже сама вела переговоры с продавщицей, щупала материю, указывала переделки, не обращая внимание на хмурое лицо младшей сестры.

В раннее июньское утро, солнечное и торжественное, Броня сама нарядила Мари с такой же тщательностью, с тем же увлечением, как двадцать лет тому назад, в 1883 году, когда девочке Манюше, одетой, как и теперь, в черное платье, предстояло получить из рук русского чиновника золотую медаль по окончании гимназии в Краковске пшедмесьце.

Мадам Кюри стоит совершенно прямо. На ее бледном лице, на выпуклом лбу, совсем открытом благодаря зачесанным наверх волосам, заметны тонкие морщинки – следы того сражения, которое она дала и выиграла. Физики, химики теснятся в комнате, пронизанной лучами солнца. Пришлось поставить дополнительные стулья: исключительный интерес к тем исследованиям, о которых будет идти речь, привлек людей науки.

Старый доктор Кюри, Пьер Кюри, Броня сели в глубине зала, втиснувшись между студентами. Рядом с ними расположилась говорливая стайка юных девиц – это севрские ученицы Мари, явившиеся аплодировать своей преподавательнице.

Три оппонента во фраках сидят за длинным дубовым столом. Они по очереди задают вопросы кандидатке. И господину Бути, и Липпманну, своему первому учителю с тонкими вдохновенными чертами лица, и господину Муасану Мари спокойно отвечает приятным голосом. Держа в руке кусочек мела, она рисует на доске схему какого-нибудь прибора или пишет основную формулу. Она излагает результаты своих работ сухим техническим языком с тусклыми прилагательными. Но в умах окружающих ее физиков, молодых и старых, жрецов науки и учеников, все это преобразуется по-другому. Сухая речь Мари превращается в зажигательный блестящий рассказ об одном из самых крупных открытий XIX века.

Ученые не одобряют красноречия и разглагольствований. Присуждая Мари степень доктора, судьи, собравшиеся на факультет естествознания, тоже употребляют выражения простые, не яркие, но, когда их перечитываешь через тридцать лет, эта крайняя простота придает им глубоко волнующее значение.

Председатель Липпманн произносит сакраментальную разу:

– Парижский университет дарует Вам степень доктора физических наук с весьма почетным отзывом.

Когда умолкли скромные аплодисменты, он добавляет просто, дружески, застенчивым голосом старого профессора:

– А от имени жюри, мадам, я должен передать Вам самые сердечные поздравления…

Этот строгий, серьезный и скромный церемониал защиты, совершенно одинаковый для талантливого соискателя, и просто добросовестного труженика науки, не должен вызывать иронического отношения.

В нем есть свой стиль, свое величие.

* * *

За несколько лет до защиты диссертации и до того как промышленное производство радия развилось во Франции и за границей, супруги Кюри приняли одно решение, не придавая ему особого значения, а между тем оно сильно отразится ш всей остальной их жизни.

Очищая уранинит и выделяя радий, Мари разработала для этого нужную технологию и создала самый способ производства.

С тех пор как стали известны лечебные свойства радия, повсюду начались поиски радиоактивных минералов. В нескольких странах возникают проекты промышленного производства радия, между прочим в Америке и Бельгии. Однако же заводы не смогут производить «чудотворный металл», пока их инженеры не узнают тайны, какими способами выделить чистый радий.

Как-то воскресным утром в домике на бульваре Келлермана Пьер освещает своей жене создавшееся положение вещей. Только что почтальон принес ему письмо из Соединенных Штатов. Пьер внимательно прочел его, сложил и бросил на письменный стол.

– Надо бы нам поговорить о нашем радии, – начал он спокойным тоном. – Теперь совершенно ясно, что производство радия широко развивается. Вот как раз послание из Буффало. Тамошние технологи намереваются создать завод для получения радия и просят меня дать им сведения.

– Дальше? – спрашивает Мари, не проявляя большого интереса к теме разговора.

– Дальше… у нас есть выбор между двумя решениями этого вопроса. Описать во всех подробностях результаты наших исследований, включая и способы очистки-Мари утвердительно кивает головой и быстро говорит:

– Ну да, конечно.

– Или же, – продолжает Пьер, – мы можем рассматривать себя как собственников, как «изобретателей» радия. В таком случае, прежде чем опубликовать то, каким способом ты обрабатывала уранинит, надо запатентовать эту методику и закрепить свои права на промышленную технологию получения радия во всем мире.

Он делает усилие, чтобы вполне объективно уточнить положение. Если, произнося мало ему свойственные слова: «запатентовать» и «закрепить свои права», его голос звучал в тоне едва заметного презрения, то это не вина Пьера.

Несколько секунд Мари раздумывает. Потом говорит:

– Нельзя. Это противно духу науки. Пьер сознательно настаивает:

– Я тоже так думаю…, но не хочу, чтобы мы приняли это решение легкомысленно. Жизнь у нас тяжелая, и надо опасаться, что она всегда такой и будет. А у нас есть дочь… Возможно, что у нас будут еще дети. Для них, да и для нас патент – это деньги, богатство. Это обеспеченная жизнь в довольстве, отсутствие забот о заработке.

С легким смешком он называет еще одну вещь, от которой ему тяжело отказаться:

– Мы могли бы иметь отличную лабораторию.

Мари смотрит в одну точку. Она обдумывает вопрос о практической выгоде, о материальном вознаграждении… И почти тотчас отвергает его:

– Физики публикуют результаты своих исследований всегда бескорыстно. Если наше открытие будет иметь коммерческое значение, то как раз этим не следовало бы пользоваться. Радий будет служить и для лечения больных людей. И мне кажется невозможным извлекать из этого выгоду.

Мари не пытается убеждать мужа. Она хорошо понимает, что о патенте Пьер заговорил лишь для очистки совести. Полная уверенность, звучавшая в ее словах, выражала чувства их обоих, их непреложное понятие о долге ученого.

В наступившем молчании Пьер, как эхо, повторяет фразу:

– Да. Это было бы противно духу науки.

На душе у него отлегло. И, в порядке разрешения как бы частного вопроса, Пьер добавляет:

– Вечером я напишу американским инженерам и дам им все указания, которые они просят.

«По соглашению со мной, – пишет Мари спустя двадцать лет. – Пьер отказался извлечь материальную выгоду из нашего открытия; мы не взяли никакого патента и, ничего не скрывая, обнародовали результаты наших исследований, а также способы извлечения чистого радия. Более того, всем заинтересованным лицам мы давали требуемые разъяснения. Это пошло на благо производства радия, которое могло свободно развиваться, сна-чала во Франции, потом за границей, поставляя ученым и врачам продукты, в которых они нуждались. Это производство до сего времени использует почти без изменений предложенные нами методы получения радия.

…Общество естественных наук в Буффало прислало мне в знак памяти свое издание, посвященное развитию производства радия в Соединенных Штатах, с приложением фотокопий с писем Пьера, в которых он самым подробным образом ответил на вопросы, заданные ему американскими инженерами в 1902–1903 годах».

* * *

Через четверть часа после этого пятиминутного разговора воскресным утром Пьер и Мари на велосипедах проезжают заставу Шантийи и, нажимая на педали, направляются в Кламарский лес.

Раз и навсегда они предпочли богатству бедность, а вечером усталые возвращаются домой с ветками деревьев и букетами цветов.