15 апреля
15 апреля
Сегодня «Независимая газета» опубликовала рецензию на мою книгу «ЦК закрыт. Все ушли… – (Очень личная книга)». Заголовок: «Кончилось привольное житье». Подзаголовок: «Воспоминания бывшего номенклатурщика». Воспроизведены обложка книги и оригинал предсмертной записки управляющего делами ЦК КПСС Николая Кручины с сохранением пунктуации: «Я не заговорщик, но я трус Сообщите пожалуйста об этом советскому народу».
Автор рецензии – Алексей Масягин. О нем сказано, что он кандидат исторических наук, бывший инспектор ЦК КПСС. Наверное, все-таки инспектор Отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Разница в этих должностях большая. Не знаю такого, никогда с ним не встречался.
Что есть зерна и плевелы? Рецензент советует читать всякие книги, отсеивая в них зерна от плевел. Совет, конечно, ценный. Но возникает вопрос: что считать зернами, а что плевелами?
Судя по рецензии, Масягин нашел в книге немало зерен. Я благодарен ему за то, что он написал: эта книга, безусловно, займет не последнее место среди потока литературы, повествующей о временах «перестроечных» и «постперестроечных». Он заметил в ней свою особенность.
Прежде всего, это публикация подлинных документов, главным образом о последнем годе существования КПСС, ЦК КПСС и Советского государства, в большинстве своем незнакомых читателям. К достоинствам книги относит и то, что подчас ее автор берется комментировать события, высказывать свое мнение.
На этом зерна в понимании Масягина заканчиваются и начинаются плевелы. Опять же, в его, масягинском, понимании.
Книга, заключает рецензент, построена так, чтобы документы и официальные материалы были постоянно включены в рассказ о себе, о своем восприятии происходящего, оценки организаций, лидеров, политических событий и, наконец, собственной биографии. Возможно, Масягин прав, когда говорит, что какого-то органичного единства тут не получается, как и не получается какого-то особого жанра. Со стороны виднее.
Но я никак не могу согласиться с его неприятием такого изложения материала в принципе. Он пишет: «Подключить себя ко всем этим событиям, как, в общем-то, наблюдателя, да еще постоянно рассказывая свою личную биографию, свои встречи с теми или иными людьми, – это, по сути, литературный винегрет». Свою мысль он подтверждает замечанием писателя Юрия Трифонова: «Когда течешь в лаве, не замечаешь жара. И как увидеть время, если ты в нем?»
Мне знакома эта фраза. Она известна любому серьезному документалисту. Но ведь она вырвана из контекста. Трифонов имел в виду трудности, которые подстерегают писателя, когда он пишет о недавних исторических событиях, свидетелем или участником которых был сам. Подчеркну – писателя, создающего художественное произведение. А у меня – публицистика. К тому же в подзаголовке четко обозначена особенность: «Очень личная книга».
К плевелам Масягин относит и картинки, увиденные лично мной в дни путча и с горечью описанные в книге. Когда нас изгоняли со Старой площади, в наших рядах царила полнейшая растерянность и даже паника. Масягин объясняет это тем, что «ни один начальник на уровне секретаря ЦК не собрал людей, не сказал, что делать, не посоветовался, как бы поступить правильно». Да они, начальники, сами растерялись и запаниковали! А те, которые «на уровне секретарей ЦК», по подземному переходу перебрались со Старой площади в Кремль, оставив нас наедине с бунтующими и хулиганствующими толпами.
В разряд плевел рецензент зачислил и потрясшую меня сцену, когда член Политбюро, секретарь ЦК, которая тоже вынуждена была немедленно покинуть здание, сокрушалась по поводу того, что в спешке пришлось оставить в кабинете сапоги. Она, эта обаятельная женщина, больше переживала из-за них, чем о трагедии с партией и государством.
Пошлостью назвал Масягин и постыдные сценки о том, как работники ЦК, изгнанные из насиженных мест, ринулись в цековский комбинат бытового обслуживания на Кутузовском проспекте, чтобы сделать последние примерки либо получить уже сшитые на заказ костюмы и шапки.
Ну что тут сказать? Рецензент – кандидат исторических наук, значит, знаком с диалектикой. Как же он не понимает простой вещи: то, что сегодня ему кажется плевелами, будущие историки и авторы исторических хроник будут считать зернами. Где же еще они найдут мельчайшие подробности для своих полотен, как не в воспоминаниях очевидцев? Уж, во всяком случае, не в документах ЦК.
Впрочем, если Масягин защищал свою диссертацию в Академии общественных наук при ЦК КПСС, а это, кажется, скорее всего, то он может и не знать, что плевелы тоже становятся зернами, а зерна – плевелами. Ничего вечного в мире нет, вечны только перемены. На конвейере по массовому производству кандидатов и докторов исторических наук, с которого сошел и Масягин, этому не учили.
Отдавая дань казенному стандарту рецензирования, когда в конце обязательно отмечались достоинства или недостатки языка, Масягин замечает: «Я не знаю, какое образование у Зеньковича, но обращает на себя внимание лексика: «рыла», «крыша поехала», «плюгавенький милиционерчик с бабьим личиком», «офонарел», «сидит в моем кабинете некий хмырь», «писуны».
Я мог бы разъяснить рецензенту, что словом «писуны» в аппарате называли тех, кто писал речи. Были еще и «звонари» – те, кто сидел на телефонах. Что же касается других слов, надерганных из текста, то они использовались мной исключительно для характеристики персонажей. Если они режут слух ученого мужа, то тут одно оправдание: «академиев», в отличие от него, я не кончал, у меня за плечами только сельская семилетка. Простите великодушно.
Прим. 2014 года. Под горячую руку написано, конечно. Но решил оставить все как есть, как было написано сразу, не изменив ни слова. Хотя, признаюсь, сгладить остроту хотелось. И вот почему.
По нашему парку, куда я хожу на прогулки, мое внимание привлекала странная пара. Впереди шла старая дама, сзади, на некотором расстоянии от нее, передвигался преклонного возраста человек. Дама двигалась молча, а ее спутник постоянно пел одну и ту же песню: «Шагай вперед, комсомольское племя!»
– Кто это? – спросил я однажды у своего спутника Василия Антоновича Сластененко, бывшего заместителя председателя Госкомиздата СССР. С некоторых пор мы прогуливались вместе.
– А вы разве не знакомы? – удивился он. – Он ваш коллега по ЦК. Масягин Алексей Алексеевич. Кстати, мой однокурсник по Академии общественных наук.
– А дама?
– Это его жена. Преподавала в академии иностранный язык.
Мы подошли, Сластененко представил меня. На лице Масягина не дрогнул ни один мускул. Потом я понял почему. Он потерял память. Рассказал, что возле памятника Грибоедову кто-то ударил его по голове пустой бутылкой. Об этом он сам рассказал мне, когда вскоре Сластененко госпитализировали, а я прогуливался один.
Не вспомнил он и свою рецензию в «Независимой газете». Я называл фамилии его коллег по орготделу – тот же результат. И все та же песня «Шагай вперед, комсомольское племя». И мне стало жалко этого немощного 84-летнего старика.
* * *
Минюст закончил проверку деятельности КПРФ. Министр Павел Крашенинников подписал итоговую справку. Действий, направленных на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности РФ, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, не выявлено.
Антисемитские высказывания Альберта Макашова и Виктора Илюхина в целом не соответствуют политике КПРФ, являются их личными мнениями. Не обнаружено и структур КПРФ на предприятиях.
* * *
Завтра Березовский возвращается из Франции в Москву. СМИ язвительно комментируют: спасать свой бизнес, который прекращает существование.
* * *
Курс доллара – 24,85 рубля, евро – 26,80 рубля.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
27 [апреля]
27 [апреля] Иду ночью. По пути проверяю посты 11-й ф-ги. Много красивых мест. Но не до них. Обратно с Буреи на 43-ю. Едут люди, ни о чем не думают. Едут, и не тревожит их побег. Едут, строят свою жизнь. А нам строить нельзя. Нам вещи кажутся совершенно другими, чем людям без
28–29–30 [апреля]
28–29–30 [апреля] Некогда записать. Рвут и таскают ежеминутно в штаб. Готовимся к празднику. Начальник меня ест. Рвет и мечет:— Дать схемы расстановки постов на Май! Сделать через 0,5 часа!!!Сделал. Подвернулся ком. отдел без ремня. За этого еще:— Вот! Как комвзвод, так и
26 апреля
26 апреля Видели мы столько, сколько XIX веку и присниться не могло, а язык остался прежний. Только упростившим язык до полной чистоты удалось сказать правду. Большинство же, вроде попугая, что я видел у Николаевой[317] , орет: «Радость моя!» во всех случаях жизни, даже когда
8 апреля
8 апреля Возвращаюсь в шестнадцатый год. Весна, и я готовлюсь к экзаменам. Действительно готовлюсь вместе с Лешкой Кешеловым. Он учится в Коммерческом институте, и кое-какие предметы у нас совпадают. Мы готовим статистику по учебнику Каблукова, брата знаменитого своею
10 апреля
10 апреля Вчера состоялась премьера «Двух кленов». Успех был, но не тот, который я люблю. Мне все время стыдно то за один, то за другой кусок спектакля. Возможно, что не я в этом виноват, но самому себе этого не докажешь. Видимо, с ТЮЗом московским, несмотря на дружеские
12 апреля
12 апреля Владислав Михайлович Глинка – один из самых привлекательных и немузыкальных людей, каких я встречал в жизни. Слишком большой запас слов, как у не по возрасту развитых и начитанных детей, за что их в классе и уважают, но больше – дразнят. Работа во дворцах, с
13 апреля
13 апреля Он много знает. Его специальность – восемнадцатый век, начало девятнадцатого. Русский отдел Эрмитажа, в сущности, его детище. Знает Глинка – впрочем, отлично – и военные поселения. Когда мы познакомились, занимался он как раз Аракчеевым. Любит он музейную свою
25 апреля
25 апреля Стал смотреть старую свою пьесу о молодых супругах, и захотелось мне как будто переделать ее. Не попробовать ли взять героев отчетливее и сложнее. И подумать о сюжете, что я до сих пор не делал, пуская героев идти. Распуская их. Все же пьеса – очевидно, постройка.
27 апреля
27 апреля Когда в ТЮЗе дети начинают увлекаться происходящим на сцене, то роняют металлические номерки от вешалок. Динь! Динь! Когда же на сцене делается поспокойнее, они ныряют под стулья и долго шарят в темноте. Ищут. Сегодня вдруг вспомнил. Зрительный зал во время
28 апреля
28 апреля Чувство успеха у меня связано с чувством полного успокоения, до глубины. Исчезают тревоги ожидания. Словно тучи расходятся. Глаза смотрят с жадностью на открывшийся, освещенный солнцем, праздничный мир. Я живу и чувствую, что живу. Но продолжается это всегда очень
30 апреля
30 апреля Любовь моя к Наташе росла вместе с ней. Мне интересен Андрюша, очень нравится Машенька[397] , но разве я любуюсь и удивляюсь на них, как на маленькую Наташу! Любовь к дочери пронизывала всю мою жизнь, вплеталась в сны. Когда я приехал в Песочную во второй раз, я, чтобы
4 апреля
4 апреля Далее идет Гарин Эраст Павлович. Тут надо мне будет собраться с силами. Тут я не знаю, справлюсь ли. Это фигура! Легкий, тощий, непородистый, с кирпичным румянцем, изумленными
5 апреля
5 апреля С изумленными глазами, с одной и той же интонацией всегда и на сцене и в жизни, с одной и той же повадкой и в двадцатых годах и сегодня. Никто не скажет, что он старик или пожилой человек, – все как было. И кажется, что признаки возраста у него – не считаются. И всегда
8 апреля
8 апреля Наташа Грекова – существо сложное, нежное и отравленное, словно принцесса какая-нибудь. Дом, где она живет с детства, – на углу улицы Достоевского и Кузнечного переулка. Нет, второй или третий от угла. В самом рыночном, суетливом, с лотками, пьяными инвалидами
9 апреля
9 апреля Мы увидели большую темную переднюю с зеркалом, столиком, картиной в овальной рамке, такой же темной, как стены, стулья с высокими спинками, пол с ковром. Иван Иванович показался мне старым, старше, чем ждал я по рассказам. Стариковская посадка белой головы,