«Хаха»
«Хаха»
– «Хаха-хаха!»
– «А!»
«Хаха!» – кричало.
Могли бы пожить мы и в Бискре; могли бы увидеть Гафсу, Габес, Сфакс: нас тянуло в Египет.
И черная стая кидала меня в фаэтон; и размененный фунт испарялся (запрыгали быстро доллары в темных ладонях); носатый извозчик плаксиво визжал с высоты своих козел; сириец, забывший свой лоск, издавал как и все, что меня окружало, не гордые звуки:
– «А!»
– «Хаха», – указывая, куда следует нас отвезти.
– «Хаха, хаха!» – ответствовал извозчик; и – тыкался носом в сирийца и в нас; рассыпалося сено и сор; пред тюками на всех языках голосили:
– «See!»
– «Mare!»
– «Mer!»
– «Thalassa!»
Прыгнул обвязанный, кожаный, желтый сундук: саквояжи летели, как мячики; мячиком выкатил потный турист, заморгавший глазами навыкате: сыпалось сено и сор.
И рыдало «а-хаха» из ртов: и мы назвали «хахами» этих кричащих феллахов; и «хахи» в Каире гонялись за нами – носами и ртами: кричали:
– «Бакшиш!»
Все есть вымысел: «Хаха», которого с Асей придумали мы, воплотилась однажды для нас в настоящее имя; и наш проводник Ахмет-Хаха носил его; «Хаха» – феллашский «Иванов»; фамилия Хахи с тех пор – для меня нарицательна; все египтяне суть «хахи», или – вымыслы, призраки: так облеченное ныне в абассию ваше же тело – они; неуютно склониться над собственным… телом: и жуткостью дышит Египет: он – тело, которое сбросили, – труп; мы – над собственной тризной; отсюда – и муки, и казни; и – бегство; давно мы бежали отсюда; и – плен: полонил нас Каир!
* * *
Резнул «style oriental», или – подделка; культура Тунисии есть примитив; а культура Египта – барокко; меж тем Фатимиды создали Кахеру; сказалось губительно действие климата: испепелило культуру; такие фигуры, как строгий султан Нуреддин, или гуманный султан Саладин, – прошли сном.
* * *
Вот отель.
И какая-то хаха проводит в чулан: в нашу комнату; грязь – на постелях: пыль, пыль; сколько стоит? Цена этой комнаты – в перворазрядном отеле Палермо такая цена; вдвое менее стоил тунисский наш номер в отеле «Эймон»; проклинаем сирийца, сюда нас заславшего; грустно стоим над вещами; а хаха – уходит; зову.
– «Но послушайте: этими полотенцами утирались не менее десяти рослых парней!»
И хаха приносит… одно полотенце; уходит; зову:
«Но послушайте: это белье на постели; тут спали солдаты».
И хаха приносит – белье; и уходит: зову:
«В рукомойнике – слышите? – нету воды!»
Появилась вода.
«Нет, постойте: здесь негде присесть: оботрите».
Стирает.
Нескладица – та же; и – пыль за окошком: оттуда сварились громады домов в пыльно пламенном ветре; в крутящемся соре и сене в сплошной трескотне граммофона; в стрекочущем горле.
– «Каир?»
– «Почему он такой?»
И какая-то новая нота нам слышится.
* * *
Помню: кошмар нападал на меня; в недомыслии, дико излитом, он – длился: предметы кругом выступали знакомыми знаками; тихо сходили с настоянных мест, оставаясь на месте; и было все то, как не то; я – испытывал вывих; не палец, не кисть, не рука ощущали его, а все мое тело: оно – только вывих. С меня? Стало быть: ощущал… вне себя? Вопрошали во мне ощущенья; без вопроса, следил, как ничто, никогда не вернется в себя: так себя в первый раз ощутит голова под ножом гильотины: захочет увидеть она свое тело, а видит лишь ухо другой, как она, отделенной от тела; и жалко грызет это ухо: впервые я видел тебя беспокровным, дивяся – «я» – помню, маленьким взяли купаться меня (до шести лет купался с дамами); вид голых «дядей» меня поразил; тут пахнуло звериным цинизмом; мне долго казалось, что я уже погиб (навсегда), увидев: это все. – Так себе самому ужасался: предметы и тело мое средь предметов казалось: пустыми штанами (в купальне); я сам – весь пустой, на пустой оболочке в пространстве разъятого стула, – разъятый в пространственный вырез окна – в потемнение синего неба, которое есть распростертость, темность толкований и смыслов:
– «Что это такое?»
– «Как можно?»
– «Не вынесу!»
– «Ай!»
Так кричал бы, но орган кричания сдернулся с глотки: труба граммофона! – сидела, привинченная к недышавшему ящику тела.
В младенчестве доктор решил, что я – нервен; немного позднее решили, что болен я – астмой.
Но «астма» – прошла.
* * *
Вот подобное, что-то во мне поднималось теперь, из песков Порт-Саида – в окно; и запучилось там неживою громадою дома; кричало, как медное горло; на сорной, коричневой площади, и густо катились верблюды; и хахи, страдая от астмы, кричали:
– «А!»
– «Хаха!»
И странен, и страшен Каир.
– «Да, он странен», шептала мне Ася, медлительно подошедшая сзади. Туда не хотелось нам кануть.
Мы – канули!
Каир 911 года
Данный текст является ознакомительным фрагментом.