Arcadia

Arcadia

Четверо суток качались в волнах; за обедом, за завтраком – не было скуки; старик капитан, уроженец холмистого Штутгарта, – тридцать лет плавал; старик угощал нас печеньем, печеными яблоками и разговорами о чудовищных спрутах и змеях; мы были, как дома; взбирались на мостик; берлинец, морской офицер, баловал нас, давая роскошные книги с картинками; старший механик водил за собою в машины.

Команда китайцев, свернув свои косы, тянула сырые канаты; а нос поднимался медленно – кверху; и книзу опять опускался.

Вот – утро: бежим в офицерскую; ласковый немец слуга нас встречает:

– «Mahlzeit».

Расставляет перед нами горячий кофе, печенье и мясо; потом поднимаемся; под капитанскою вышкой, под тэнтом садимся в шезлонг; погружаемся – в плески…

* * *

Три дня мы плывем: ни клочечка земли; разыгралась поверхность, порой разверзаясь пучинами лабрадорного цвета; я думаю о сокрытой под нами таинственной жизни глубин – о чудовищных спрутах; они поднимаются редко к поверхности; у берегов Ньюфаундленда был найден один такой спрут, у которого туловище обнимало 5 футов, а каждая щупальца простиралась на шесть саженей, угрожая своей трехвершковой присоской; точно такое же чудовище найдено было у побережий Аляски, у острова Павла[64]; у спрута – зеленый, светящийся глаз; пред собою увидеть его под водою – не очень приятно.

Я думал о рыбах глубин, разрываемых в воздухе, думал о странных созданиях, у которых два глаза сидят на длиннейших, вращаемых стержнях; я думал о рыбах, бросающих свет – перед собою; и я думал о прочих морских чудесах, обнаруженных экспедицией монакского князя.

* * *

Потом начинали бродить по «Arcadia» мы; на ларях отдыхала команда; вот куча ларей отделила корму; мы, вскарабкавшись, перебегаем по ящикам; и – попадаем совсем неожиданно на… скотный двор: в клетках хрюкают свиньи, кудахтает курица; тащится тихо ленивый баран на свободе; над свиньями высится кормовая, высокая палуба: там измеряют матросы глубины.

Вчера плыли мы посередине лазурного моря; и синие сини ходили вокруг в лабрадорных оттенках; сегодня же море жижеет; и плещутся мутные зелени в крепнущем жаре; склонилися к берегу Триполи; тут угрожают песчаные мели; и измеряют тут целыми днями морские глубины матросы.

Порою бросаем мы взор на приподнятый мостик; старик капитан ходит взад и вперед там; и мы поднимаемся смело по лесенке (он разрешил нам к нему подниматься); он тыкает пальцем в огромную карту:

– «Вот здесь мы».

– «Вот видите – Крит».

– «Мы его миновали уже».

– «И теперь поплывем параллельно Египту».

– «А что же рисование»?

Ася приходит с картоном; старик, расправляя седины, садится – позировать, Ася рисует его; между ними – нежнейшая дружба; старик все зовет нас с собой:

– «Ну чего вам в Египте: воспользуйтесь случаем, что мы плывем так далеко; я вас бы оставил охотно; вы нам не мешаете: наоборот, веселее плыть вместе; увидите Индию, Ян-Тсе-Кианг; а в Японии будем стоять мы два месяца; можете вы осмотреть всю страну.»

Нас прельщает далекое плаванье, – но… – мы без денег: в Каире ждут деньги, наверное; но ждать «Arcadia» нас не намерена: даже в Суэце она не останется, прямо пройдет через Красное море – до Индии:

– «Вот в Порт-Саиде всю ночь будут нас грузить углем; с рассветом пойдем мы Суэцким каналом; и после мы в море на 23 сутки».

Мне – грустно: мне хочется в Красное море; рукою подать. Недалеко Суэц; дальше – Рас-Магомет, оконечности каменистой Аравии: там возвышается в далях, над мысом – Синай; недалеко ведь Джедда; все Красное море длиною каких-нибудь две с половиной тысячи километров; мерещутся: Мекка, Медина и Мокка; мерещется мне Суаким, где заширится море, мерещутся красные краски его (от растения из «trichodesmies»); Баб-эль-Мандеб, или «ворота из слез» – вспоминаю: Аден, океан.

Нет, довольно мечтать.

– «Вот как выйдем мы в Красное Море, – охватит жара», – продолжает болтать капитан.

Разговор переходит на змеи:

– «Конечно, громадные змеи – не сказка: свидетели есть у меня; и – видавшие… Э, да не верьте ученым: ученые просто не видели их; меньше шансов увидеть им; мы моряки, эти шансы имеем; мы – видим; и вот, в этих водах они – тоже водятся»…

Мы – умолкаем, и я вспоминаю невольно: все ужасы моря; сказанья о страшных кальмарах встают: осьминог может в бездну, схватив своим клювом, увлечь за собою корабль; по преданию древности: есть осьминоги длиной с настоящую милю; мне вспомнился бой с осьминогом, описанный Виктором Гюго, и чудовищный бой, нарисованный Жюль-Верном.

* * *

Пучины, волнуясь, кипят; наклонившись за борт и держа рукой шляпу, вперяюсь глазами в водовороты кормы; здесь, в воде, укрывается жизнь: Средиземное море – обильно; под этой поверхностью ерзают быстро миноги (длиною до метра); во тьме серопепельный скат пронесся летучею мышью под нами белесым своим животом; здесь живут осетры в десять метров, питаясь мелкой рыбкой; акулы, не слишком большие[65], оскалясь, проносятся вверх животом, догоняя летящий с поверхности наискось, вниз, в глубину треугольник тунцов[66]; зеленеют, желтеют, лазурятся телом мурены; и барбумы, райские птицы морей, у поверхности – ярко огнятся; анчоусы, стаи коньков и других «pleuranectes» здесь водятся, – скаты; и даже: встречали в волнах Средиземного моря – больших кашалотов, которых тела – только пасти с желудками; средь зоофитов здесь водятся губки, бероэ, рои голутурий, ципиды, лучающие фосфорный блеск; и оранжевым кружевом галеолфа – цветет, освещаема, солнышком; раки, лангусты, морские ежи, эвриолы, атланты и цинтии, переплетаясь родами и видами – множатся в водах; и зреет на ракушке цвет перламутра; пучина ж – пустынно кипит.

* * *

Тусклый вечер; старик капитан распустил свою бороду в ветре; кроваво садится за морем круг солнца; он, вот – тусклый круг: желтокарие сумерки светятся: странные сумерки!

– «Солнце садится в пески», – говорит капитан, подойдя, – «то – оттенок пустыни; мы – близко от берега».

Все – изменилось: цвет неба, цвет моря, оттенки заката; стоит яркий жар; и – безветрие; ширится там, от египетской, близкой земли тускловатая мгла.

* * *

Подплываем сегодня к земле; море – гладится; солнце – палит; целый день измеряют глубины: здесь – мели: ветрами пустыни выносятся в море пески.

Подхожу к капитану:

– «Мы – где»?

– «Мы – на уровне дельты: и скоро увидим Дамиэтту».

В трубу увидали дамиэтский маяк: показался; и – скрылся.

И – все – подтянулись: кругом разговоры об угле, который должны нам доставить, чтобы нас не задерживать – нет же, не нас; мы сегодня уже не ночуем в каюте: в отеле.

И – грустно: семья офицеров так ласково встретила нас; каютка, как комнатка: плыть бы и плыть.

Поднимается что-то издали; земля – не земля, а какая-то вышка.

Звонки.

– «Порт-Саидский маяк».

И – маяк вырастает, и – группа тусклейших домов вырастает за ним: Порт-Саид – это отмели, авангарды пустыни; пустыня объяла его…; и я думаю: там, вон, Аравия.

* * *

Старый историк, Кальдун, отмечает три слоя арабов Аравии: это – «Ариба» (древнейшие жители), более поздние жители; и – «Мустарриба» (потомки Измаила); в более позднее время они населили Наджед и Геджас.

На севере триба Амаликов[67] (смесь из семитов с хамитами), к югу ветвясь, достигает – мест Мекки; амалекинянская разновидность катуров считает, что предком катуров был сам Авраам[68]; арамейская кровь – проливается в них, как гласит о том клинопись[69]; царство сабеян окрепло – отсюда; торговлю с ним вел Соломон; посылала товары сабеянам Индия; Навуходоносор разрушил торговлю; она восстановлена персами[70]; здесь выявляются нравы кушитской культуры (деленье на касты)[71], обрезанье, мифы, преданья[72]; Агатархид нам рисует чертоги царей сабеитских, гаремы; и – толпы чиновников; замки вассалов когда-то покрыли Аравию; множеством утвари славны древнейшие местности древних арабов; комфорт до Ислама еще прививается жителям здесь; сам Ислам – реставрация: новая роспись на старых облупинах фресок культуры; по Плинию, в городе Гадрамаута, в Саботе, стояло уже шестьдесят пышных храмов, а в Тамне – стояло их более; а историк Казвини в седьмом еще веке по приказанию калифа Отмана описывал башню сабеян; по описанию стиль ассирийский – господствовал.

Культ аравийский отчасти был культ Вавилона; единственный Бог возвышался над прочими; монотеизм заслонило барокко из многих богов (или – планет); все же в центре сияло единое солнце; до вспышек Ислама тянулось горение древней религии; праздники здесь приурочены были к вступлению солнца в созвездье Овна; а светилам во образе многих богов поклонялись в «харамах», к которым текли пилигримы; Кааба, или черный таинственный камень, упавший с неба – уж чтился; легенда гласит: Авраам с Исмаилом построили меккскую святость в честь дальней планеты Сатурн[73]; Магомет реставрировал культ, как и многие, впрочем; во время правления Цезаря чтили Каабу уже[74]; чистотой древних бытов просвечены нравы Аравии, в древних рисунках среди египтян и мидян уже видим араба таким, какой ныне стоит перед нами; костюм неизменен его.

* * *

Коричневатое и туманное солнце упало за земли; от этих земель простирается томная, золотокарая муть; солнце – скрылось; заря – не зажглась; но повсюду возникли пространства каких-то беззорных свечений, в египетских сумерках мы; налетает от берега шквал, пропестрела рябая вода; и – опять успокоилась; движется прямо на нас тупоносый баркас (это – уголь); «Arcadia» тотчас же будет грузиться; свистя, подлетает моторная лодка: то – высланный с берега лоцман.

«Arcadia» движется медленно; красные куклы танцуют в воде, образуя один нескончаемый ряд к Порт-Саиду; и – отмечающий: место форватра; спереди видим морганье кровавых, зелененьких глазок; а с правого боку уже тянется каменный мол; и, как кажется, бронзовый памятник инженеру Лессепсу, медлительно выросши, – справа проходит.

Мы – в хлопотах: мы уже простились; старик капитан с капитанского мостика что-то кричит, отдавая команду; ему – не до нас: атмосфера далекого плаванья всюду господствует: дружно китайцы мотают на что-то канаты.

Опросы: осмотр документов чиновником, вышедшим быстро из лодки; и вот – мы свободны: качаемся к берегу в лодке; в воде расплескалась арабская письменность; как серебристы зигзаги!

Огромный баркас, нагруженный до верху чудовищной угольной глыбой, причалил к «Arcadia»; он освещен факелами; теперь бриллиантовый берег вплотную охватит объятьями синяя, синяя ночь.

Брюссель 912 года

Данный текст является ознакомительным фрагментом.