Валетта
Валетта
И брезжило утро.
На севере бледно наметился в светени: точно зигзаг; и звончали зигзаг за зигзагом вдруг лопнувших стекол, которые крепко кремнели; кремнели – из утра: и – взорами линий, и – желчами; промути мазали синью и сиренью – желчи, и вот натяжение линий расперло рельефами; розовый верх прокаймился из неба, как сколотый с неба кусочек стекла; и – растрескался очерком выступов, крепнущим аспидным цветом; явилась земля, где дотоле являлось лишь небо.
– «Не Мальта ли»?
– «Мальта».
И бледная Мальта наметилась кряжем обрывин; меж нею и нами играли дельфины; как девушка, вспыхнула в солнце: и желтым, и розовым; вы каймились и утесы, и стены, с которых ниспала Валетта крутым пробелением лестницы, точно улыбкой; понятно, что рыцари выбрали эти места, упадая орлами на них, и поднявши свой клекот, который отдался горами Сицилии, бухтой Туниса и Суз, долетел до Джербы; и – смутил воды Триполи.
Многими сотнями круто-приподнятых крыш повесает с утесов над старыми башнями город: горами зажатый залив пролитой полосой в желторозовый, многоступенчатый город завел пляску выплесков цвета синейшего кобальта; фыркнул фонтанчиком пены взыгравший дельфин; и крутейшие улички всюду открылись – с утесов: обрывами лестниц.
Уже пароход задрожал, бросив якорь; уже мы, как дельфины, на прыгавшей лодочке – в кобальте выплесков мимо сталеющих башен дредноутов; вон из барбета просунулось дуло: на острове Мальте – стоянка эскадры: семейство стальных англичан приседало в заливе, вот выскочит:
– «Бух».
И свистящие конусы бухнутся дугами.
…Не понимаю, как мы очутились в отеле; нас встретил смуглач, турко-грек, или арабо-испанец (кто знает?), такая же турко-арабо-испанка, хозяйка нас встретила:
– «А? Вы – в Египет»?
– «Так вам надо ждать парохода, ну, эдак, с неделю…»
Сказала, и – мрачно повесила нос; а арабо-испанец повлек сундуки по верандам, где не было внешней стены, и куда выходили все двери сдаваемых комнат; ряды коридоров повисли системой террас над квадратиком дворика; тут мы узнали, что надо бежать – прописываться: в участок.
Казалось: никто не желает нас видеть на острове Мальте; хозяйка, потупясь, сказала – кислейшею миной:
– «Уедете вы: и зачем вам отель»?
Отвечали на мину кислейшими минами:
– «Да, но скажите, как мы уедем? Не на дельфине, надеюсь»?
– «Да дайте же нам хоть воды в рукомойник». Но кислые мины гласили:
– «Зачем»?
– «Вы – уедете».
Кисло потупилась комната: вещи, казалось, хотели попрыгать через дверь, застучав; за вещами, казалось, и мы – простучим: вниз-вниз, вниз; мы прошли прописаться, чтобы после наведаться в агенство: может быть, думали мы, нам удастся удрать, хоть… до Триполи, хоть… на дельфине.
* * *
Кидались разбросанным кобальтом плески над кручей, где мы, наклонясь у перил, наблюдали валеттские[63] лица; их цвет – сицилийский, а губы арабские; зорко безглазые прорези нас наблюдали (по-гречески как-то) на уличках, шедших в тенимые сини залива, откуда торчали барбеты; меня поразила мальтийка; она – во всем черном; над головою ее надулось, как парус, не то – покрывало, не то – головной, преогромный, весь черный убор, укрепляемый, кажется, с правого бока на проволоке; головные уборы надулись от этого; стаи мальтиек неслись на своих парусах мимо нас; мне запомнились: площадь, собор, губернаторский дом, где у входа блистал, застыв яркими саблями, мохноголовый отряд белоштанных солдат в баклажанного цвета мундирах, так блещущих золотом:
– «О, черт возьми».
– «Вот – красавцы».
* * *
Дверь агенства: полный брюнет, посмотрев на письмо из Туниса, задумчиво нам говорит:
– «Пароход, на котором должны были плыть вы, – ушел: нынче утром»…
– «А впрочем»…
– «Могу вас устроить: часа через два отплывает с грузом железа в Китай; там – найдется каюта»…
– «И если согласен на то капитан, отчего же – плывите себе на «Arcadia»…
– «Как же узнать», – вопрошаю я робко.
– «А вы подождите».
И толстый брюнет побежал в телефонную комнатку, перезвонился; и – выбежал:
– «Да – капитан соглашается»…
– «Вот вам билет: торопитесь».
Торопимся: и задыхаясь, проносимся каменной лестницей вверх, до отеля; прощайте, мальтийские рыцари, башни и стены, часовенка, полная черепов: не увидим мы вас.
* * *
Арабо-испанец проводит к коляске:
– «Вот – видите: вы – не жильцы»…
– «Для чего вам вода, рукомойник, белье на постель»…
– «Не нуждаемся в вас», – провожает глазами сердитая крылоголовая женщина.
Пляшем в качаемой лодке на сини залива; и там где-то грохнуло: с каменных фортов.
* * *
Стоит – пароход; из Германии, с грузом железа; потащится к Янг-Тсе-Киангу – через Суэц и Цейлон; капитан с бородой Черномора, блистающий золотом ясных нашивок на синем мундире, кричит на команду китайцев; вон тот голоногий китаец в соломенной шляпе, со свернутой черной косой, в темносинем, оливковым ликом лопочет у кучки канатов; слуга, вероятно, берлинец (по говору) – тащит в каюту:
– «Здесь можно и – жить, и – писать».
– «Вот и столик».
– «И полочка»…
Подали чай: комфортабельно! Вот молодой офицер, пробегая, бросает:
– «Mahlzeit».
Угощают вкуснейшим немецким печеньем.
* * *
Поплыли: немая стена в горностаевой пене прибоя, поднятая аспидным роем утесов, – отходит: на северо-запад; отчетливый верх – прокремнел; и – бледнел; каменистый рельеф улегчается вновь натяжением линий, чертимых из воздуха; скоро угасли зигзаги, последний неясный зигзаг исчезал.
И – как есть ничего.
Брюссель 912 года
Данный текст является ознакомительным фрагментом.