На Carthage

Уезжаем; прощайте, – Али, наш Али; и – Али Джалюли, и – Радес, и – Madame Rebeirole, и – Monsieur Epinat; напоследок жмем руки; и – тронулся поезд; и – мимо мелькает Тунис.

* * *

Мы с высокого борта «Carthage» озираем далекие холмики; тихо вливается рябь в полноводные бухты Туниса; как пришлый народ: разливается, грабит по берегу моря, пыхтят по полям на авто, пробираясь на поезде к дальней Гафсе; и оттуда – плестись по пустыне на рослом «мехари».

Да, – верх Захуана таит свое прошлое, помню, как в бухты вливались триремы, и как легионы, блистая железом, блистая орлами значка, проходили фалангами – строить «testudo» пред строем слонов.

Это – помнит вершина Двурогой Горы.

О, какое количество слез и таимой трагедии здесь, в этой бухте; уже Карфаген поклонился пред Римом; но – рос Массинисса, вождь берберов, утесняя тяжелою данью лазурную бухту; комиссия приезжала из Рима, прославленный ветеран аннибаловских битв, Марк Катон, ненавидя заносчивых пуннов, решил погубить Карфаген, доведя их до крайности; и патриоты – восстали, отдав Аструбалу правление; тщетно последний пытался отсрочить войну: война – вспыхнула; карфагеняне готовились к гибели; все население без различия пола и возраста строило всюду машины, ковало оружие; весь Карфаген ощетинился; мог продержаться он долго; наружные стены толщели на шесть с половиной футов, как нам утверждает Полибий; огромнейший каменный вал из массивов кругом обегал Карфаген; а за валом врагов ожидало не менее триста слонов; и тяжелели казармы; все это твердело вдоль Бирзы, Мегалия, за город, где тонули в деревьях прекрасные виллы (здесь – Марса теперь), защищалось оградой; и был укреплен самый мыс (где теперь – Сиди-бу-Саид). Приступ римлян, пытавшихся в город проникнуть сквозь брешь, отразили; под карфагенские стены был послан тогда Сципион Эмилиан; лагерь римлян стоял пред Мегалией (перед Марсой); и Неферис взят был[61]; Мегалия тоже взята; Сципион морил голодом город; но флот попытался пробиться; и все же не мог; Сципион завладел побережьем; вся римская армия нападала на внутренний город, а моровое поветрие нападало внутри; и вот – город взяли; и много ужаснейших суток, перебегая от здания к зданию, карфагеняне сражались на улицах: тщетно. Сенат приказал, уничтоживши город, плугами пройтись по земле Карфагена.

* * *

Последняя кучка горланящих берберов, скученных перед канатом; Carthage – задрожал, описуя медлительно свой поворот и пуская волненье колец, отливающих сталью по тихой поверхности; тихо тащились тунисским побережьем; сидели фламинго, не двигаясь розовым телом.

Сливался пятном зажелтевший французский квартал, обведенный свинцовым белилом арабских кварталов; и заросли мачт отседали, малея снастями и копотным дохом чернеющих труб, отбеленные кубы расплющили желтую точку Европы, а кобальты просиней впадин домов, голубея, белились; и кубы, вдаваясь в друг друга, глядели квадратно; едва различимая линия купола, впав в безразличие, вовсе пропала среди мелководий Бахиры; могло показаться: Тунис – лепесток, оборвавшийся с индиго-синего неба из облачной розы над водами тихой Бахиры какого-то купоросного цвета; он весь изошел испарением вод; и – подкрался Мыс Добрый; бежала Голетта и холмики; Бирза – прошла; превозвысился Сиди-бу-Саид.

* * *

Карфагенская крепость, глядевшая некогда с Бирзы, имела в окружности около трех тысяч метров; и храм Капитолия после поставили римляне здесь; шестьдесят ступеней возводили к нему, в рукаве же заливчика, с юга, укрылись старинные гавани; кругообразная гавань внутри называлась у пуннов Кафон; неподалеку гремела торговая площадь; дорога песчаной косой (где ныне бежит из Туниса к Галетте трамвай) защищалась стеною…[62]

* * *

Разливанными плясками море обстало; и Ася исчезла – прилечь, убоявшись качаний; бродил по приподнятым палубам: крытым, открытым, без тента и с тентом, средь роя отдушин, приподнятых малыми трубами, мимо двухтрубия, тяжко дышавшего дымом, и мимо дверей, изукрашенных надписью: «Кухня», «Курильня», «Телеграф», «Первый класс»; щебетавшие дети, пролазы, как я просыпались, влезая по палубам; качка кренила осыпанный светами кузов; и поршни пыхтели:

– «Ух»-«ух»!

Прослезилось Венерою небо: дрожал диамант, собираясь упасть в восхищенный закат, зашатавшийся далями: то горизонт выбегал, то опять горизонт приседал; и тогда, ухватившись за борт, молодая прекрасная дама, склоняясь за борт, – словом, зрелище не из приятных… Уселся в читальню, листая какую-то книгу; но громкий звонок дребезжанием все огласил; я – спустился в салоны.

Брюссель 912 года

Данный текст является ознакомительным фрагментом.