Вызов фашизму

Вызов фашизму

Никуда не уйти от осуждающего, измученного взгляда Кэте Кольвиц, которым она смотрит со своего автопортрета на зрителей Академической выставки, открывшейся в ноябре 1934 года.

На литографии крупно изображено лицо. Плотно сжаты губы. В них застыли слова обвинения. Тяжелые, утомленные веки — прямой укор, презрение, сгусток страданий.

Нацизм обрек Кольвиц на молчание. Но штрихи, сделанные литографским карандашом энергично и сильно, говорят без слов. В разговор вступило искусство. И никто не мог противиться его властной силе.

Удаленная из академии по приказу нацистов, Кольвиц в последний раз присутствует в этом здании, хотя бы на своем автопортрете. Так все-таки легче. Пусть берлинцы знают, что Кэте Кольвиц не молчит и продолжает взывать к разуму своим искусством.

На протяжении всей жизни Кольвиц очень часто рисовала себя. Недавно Отто Нагель в отдельном издании собрал около девяноста ее автопортретов.

Она рисовала себя пером и кистью, офортной иглой и литографским карандашом. Вырезала на деревянных пластинах лепила из глины.

Через эти автопортреты, от первого смеющегося до последнего согбенного, прошла жизнь — от молодости к старост!

Если положить рядом фотографии Кэте Кольвиц соответствующих лет, каждый скажет, что она не льстила себе.

Но Кольвиц обычно пользовалась своими чертами для каких-то определенных творческих замыслов. И ей при этом не столь уж важно было, что терялись мягкость, женственное обаяние и лучистая привлекательность ее лица. Для мысли художницы нужны были эти суровые черты, резко выделяющиеся скулы, тяжеловатый подбородок. Так и в автопортрете, показанном на выставке 1934 года. Он мог быть нарисован только в фашистской Германии.

На этой же выставке были впервые показаны пять литографий из еще неоконченной сюиты «Смерть».

Она имеет свою историю. В 1924 году Кольвиц выпустила отдельную папку с восемью литографиями и назвала ее «Прощание и смерть».

На сей раз Кольвиц выступила в соавторстве с Гергартом Гауптманом, который написал вступление к литографиям.

В Маркишес-музее Берлина мне показали эту папку. Она большая, и слова вступления Гауптмана напечатаны на первом листе огромными буквами. Музей хранит издание под № 11, где литографии подписаны самой Кольвиц.

Сюжеты этих восьми листов говорят о переживаниях матери, теряющей ребенка. Все еще дает себя знать пережитое в войну. Порой это просто комок страданий, выраженный на бумаге чередованием глубоко черных штрихов с белыми кусками бумаги.

В предисловии Г. Гауптмана есть такие слова: «Страдание. Что такое страдание? Это всемогущая сила, такая же многообразная в своих формах, как жизнь. Из всех форм самой величественной и самой глубокой является та, где тело и душа принимают одинаковое участие. Эта форма находит свое самое совершенное выражение в материнстве. Сказано ли здесь что-нибудь о большой художнице, которой мы благодарны за эти листы? Мне кажется, да. Страдание Ии, где оно особенно глубоко, особенно величественно и составляет сюжет этих рисунков.

…Ее молчаливые линии проникают в мозг, как крик боли»,

В конце лета 1934 года Кэте Кольвиц вновь обратилась к теме смерти, решила сделать серию графических листов «и тогда с этим покончить».

Теперь она работала в жилой комнате, балкон которой выходил на обсаженную кленами площадь. Лето выдалось жаркое, солнечное.

Кольвиц замечает в дневнике: «Эта превосходная погода Ве совсем подходит для работы на тему смерти».

Прежде она чувствовала себя полной хозяйкой литографского камня. Со всеми оттисками справлялась сама. Теперь появилась нерешительность, «удивительная неуверенность техники», «нуждаюсь в постоянных перерывах и должна советоваться со своими прежними работами».

Но в этой маете была и доля возросшей с годами требовательности к себе.

Пять листов новой сюиты, показанные на выставке, — открытый вызов фашизму, призыв к бдительности.

Она показывала смерть в самом ужасном проявлении, пророчески вглядываясь в будущее. Да и настоящее Германии было не легче. Каждый день приносил траурные известиям о жизнях, оборванных в гестаповских застенках.

И Кольвиц показывает. Всюду смерть. Она врывается в толпу детей. Беспощадная, неумолимая, застигает женщину на улице, хватает мать, отчаянно сопротивляющуюся. Она убиваёт целую семью, нашедшую гибель в воде.

Наконец, она касается плеча женщины с лицом самой Кольвиц.

С тех пор как художницу посетили гестаповцы, она поняла, что смерть прошла совсем рядом с ней.

Вся Германия покрыта страшными концентрационными лагерями, залита кровью. Смерть может проникнуть в любой дом. Смерть висит над страной.

Многие зрители, пришедшие на выставку, молча останавливались возле новых работ Кольвиц. Дивились мужеству художницы.

Средствами искусства она показала людям, к чему ведет диктатура фашизма.