Эрцгерцог Рудольф

Эрцгерцог Рудольф

В одной из моих поездок в Рим задержалась я на пару часов в Варшаве в доме маркиза Сигизмунда Велепольского, пригласившего меня на обед. Его жена, урожденная Монтенуово, была внучкой Марии Луизы, супруги Наполеона I, от ее второго брака с графом Непером, получившим впоследствии титул графа Монтенуово. Велепольские мне сообщили, что они только что получили ужасную весть об убийстве эрцгерцога Рудольфа[51]. В телеграмме, посланной им, подробности отсутствовали. Все были ошеломлены. В 10 ч. вечера я уехала дальше, и едва я переехала границу, как масса австрийских военных всех рангов брали в поезде с боем места, спеша в Вену. Волнение достигло кульминационного пункта. Одни толки противоречили другим, но ни разу не было произнесено слово «самоубийство». «Это политическое убийство», — говорили одни. «Это дело рук масонов[52]», — утверждали другие, третьи же говорили, что ввиду того, что эрцгерцог был постоянно окружен преимущественно евреями и журналистами, это совершил фанатик, желавший освободить католическую монархию от атеиста. Четвертые говорили о ревнивом муже, иные же утверждали, что это нечаянное убийство на охоте.

По прибытии в «Гранд-отель» в Вене я тотчас же отыскала графиню Софию Бенкендорф, жившую там же. Я встретила у нее ее супруга — графа Палена и барона Теодора Будберга. Все были подавлены этим страшным происшествием. Они сказали мне, что тут, несомненно, произошло самоубийство, подробности которого пока еще вследствие охватившего всех большего волнения не выяснены. На следующий день я ясно видела, что никто не знал в точности, что произошло. Это произошло так внезапно, так неожиданно, казалось таким невероятным, что не было возможности так скоро выпустить официальное извещение. Волнение охватило все население, все общество, все доискивались правды. Лакей, приносивший нам утром кофе, продавец фруктов на углу улицы, извозчик, парикмахер, все на свой лад передавали то, что они слышали, а затем спрашивали у вас, что нам известно по этому поводу. В тот же день я обедала у нашего посла, князя Лобанова. Весь персонал посольства, а также генеральный консул Губастов были налицо. В течение дня меня посетил барон Эренталь (бывший тогда секретарем у графа Кальноки, а впоследствии ставший министром иностранных дел) и рассказал мне следующее.

Эрцгерцог отправился в замок Мейерлинг, чтобы встретиться с госпожой Вечера, которая его там ожидала. Под утро после проведенной там ночи Рудольф убил Вечеру и затем лишил себя жизни. Не была лишь выяснена причина.

Десять дней провела я в Вене и почти ежедневно встречалась с лицами, посещавшими меня в моем доме в Петербурге. Все они благодаря своему положению могли постепенно доискиваться правды, и благодаря их совершенно объективным сообщениям я, как мне кажется, могу некоторым образом правдиво осветить это происшествие.

Среди лиц, встреченных мной, были: наш посол князь Лобанов и члены посольства, бывшие в венском обществе как у себя дома; принц Генрих VII фон Рейс с супругой, еще накануне обедавший у Франца Иосифа; граф Нигри, один из лучших моих друзей, прочитавший в моем присутствии Лобанову телеграмму о смерти эрцгерцога; князь Карл Кевенгюлер, друг Рудольфа; граф Кальноки и его секретарь Эренталь — все эти имена говорят за правдивость сообщения, которое я здесь передаю.

Эрцгерцог Рудольф, неврастеничный, с извращенными вкусами, был все-таки по отношению к женщинам джентльменом. Он влюбился в Вечеру, которая, в свою очередь, и его глубоко полюбила. Ввиду того что он не хотел это чувство низвести до обыкновенной интрижки и чувствовал себя ответственным перед любимой им девушкой, которую он скомпрометировал, то он решил на ней жениться. Ввиду того что он был чрезвычайно несчастен в своем браке с принцессой Стефанией Бельгийской, он обратился к своему крестному отцу Папе Пию IX с душевной исповедью, в которой описывал ему всю драму своей жизни и молил его дать ему развод, пусть даже ценой отречения от престола, что могло бы облегчить святому отцу исполнить его просьбу. Папа долго не отвечал, и когда наконец прибыл ответ, то он был отрицательным. Эрцгерцог счел себя оскорбленным и обесчещенным и предложил Вечере вместе умереть. Посвященный в дела эрцгерцога камердинер доставил Вечеру в замок Мейерлинг.

Извозчик Братфиш, известный народный певец, привез эрцгерцога. Целую ночь напролет там пили. Принц Филипп Кобургский, знавший роман Рудольфа, но не бывший посвященным в тайные планы эрцгерцога, находился в их обществе. Братфиш исполнил весь репертуар своих песен, и когда в 4 ч. утра эрцгерцог его отпустил, он ему сказал: «Приготовьте все на завтра — я пойду на охоту». Это точные слова Рудольфа, как утверждает Братфиш. Затем Рудольф и Вечера остались одни. Расследованиями приблизительно установлено, что Рудольф после ночи любви застрелил Вечеру, привел в порядок постель, уложил на нее труп, покрыл его шелковым покрывалом, на которое разбросал цветы. Прежде чем лечь рядом с покойницей, он позвонил камердинеру и передал ему через дверь приказ принести черный кофе и поставить его на стол в соседней комнате. Когда Рудольф услыхал, что слуга, принеся кофе, удалился, он выпил чашку кофе, найденную впоследствии пустой у его ложа. Затем он взял маленькое зеркальце, найденное в его застывшей руке. У него зияла большая рана на голове. Кальноки рассказал следующие подробности: мать Вечеры была в отчаянии, не находя нигде своей дочери. Узнав, что она бежала к эрцгерцогу во дворец, она на следующее утро проникла к придворной даме императрицы с требованием, чтобы ей вернули ее дочь. Фрейлина пошла доложить об этом императрице, которая вышла навстречу к госпоже Вечера и, протянув ей руку, сказала: «Руди мертв, ваша дочь тоже мертва — мы две несчастные матери!» Причина, почему после моего отъезда из Вены шло по поводу этой драмы столько разноречивых слухов, следующая. Эрцгерцог был повинен в двойном преступлении — в убийстве и в самоубийстве, почему и подлежал, как позорное пятно апостолической династии Габсбургов, исключению из нее. Кроме того, он не мог быть погребен в церкви Капуцинов, где покоились все его предки. Было ясно, что истина должна быть скрыта, и надо было изобрести легенду, чтобы сохранить незапятнанной память об усопшем наследнике престола. Ввиду того, что официальное извещение последовало не сразу, истина начала постепенно выясняться, но воображение расцветало полным цветом и давало повод не одной, а десяткам легенд. Много лет спустя мне представился случай в Карлсбаде[53] поговорить об этой ужасной драме с князем Карлом Хевенгюллером и в Париже с его братом Рудольфом, и оба они грустно повторяли: «Да, это именно так произошло».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.